Мечта на обломках - Артем Болотин

До того, как меня забрали в больницу, я работал самым обычным продавцом в магазине. Долгое время жил один, был самым обычным рядовым горожанином. Ел, спал, работал, смотрел телевизор, развлекался с друзьями. Однако многое, ведь, в жизни происходит как-то неожиданно, спонтанно, и главное столь резко и беспощадно, что вслед за одним событием следуют и другие, меняющие понятие о жизни, да и саму ее тоже. Просто, однажды вечером, я взял лист бумаги, и, словно бы повинуясь странному порыву, написал несколько строк о том, что первым пришло на ум. Перечитывая написанное, меня словно молния ударила. В один миг все перевернулось с ног на голову, и я понял… А что, собственно понял? Даже странно, но объяснить не могу. Все равно, что если бы доисторический австралопитек понял устройство телевизора, его принцип работы, но объяснить что именно он понял, — не мог. Просто… родилось некое новое мировоззрение, совершенно отличное от того, что было раньше. Я стал по-другому воспринимать мир и людей вокруг. Мои чувства стали несколько более тонкими и сильными, а в голове родилась совершенно бредовая на первый взгляд мысль о любви к ближнему, всеобщему уважению. Все время оно накапливалось внутри, билось, стучало, страстно шептало, требуя выхода. Я пробовал рисовать, сочинять стихи, но того благоговейного опустошения и покоя достигал только тогда, когда описывал родившийся во мне Мир. Он был не только для меня, он был для всех, кто прятался за маской современного человека, прятался за своими проблемами и суетами, но в душе мечтал о чем-то высоком, божественном, что может дать ему покой. Когда новая душа сливалась с созданным мной, миром я чувствовал это и был искренне рад, доволен, что хоть кто-то освободился от своих духовных цепей и воскрес, став Человеком. Это было своего рода перерождением, становлением новой личности, с новыми интересами и жизненными целями.

Вспоминая обо всем этом, мое сердце сжалось в комок. Мир… Как бы я хотел вернуться обратно…

Но все прекратилось так же неожиданно, как и началось. В один миг все перевернулось снова. Я лишился своего стремления, цели, и мой разум накрыло плотное покрывало одиночества. Меня покинуло вдохновение.

Опустошение перестало быть приятным — оно превратилось в наказание, и я замкнулся в себе, ушел от общения с теми, кого любил. Дни напролет я проводил в одиночестве пытаясь понять смысл произошедшего, но он был далек. Истина была не нужна, а когда это понимаешь, становиться страшно за себя, словно раньше был весел и пьян, но вот оно — леденящее отрезвление, от которого, не скроешься и не убежишь, с которым можно только смириться.

Иногда, сидя за столом, и раскинув черновые листы перед собой, я замечал, будто ухожу в свой мир реально. На секунду мой взор заполняла темная пелена, и я оказывался там. Обескураженный, я долго не мог понять, что все это значит, отрешенно бродил, глядел по сторонам, все еще раздавленный, все еще пустой. Вокруг бегали счастливые и беззаботные, а главное любимые мной люди, и мне становилось легче с каждым взглядом на них. С каждым днем я все больше и больше времени проводил в этом состоянии, и с каждым разом все труднее оказывалось из него выйти. Нужды моего бренного тела крепко удерживали меня в реальном мире, так же как и мысль о том, что это все не более чем иллюзия.

Но однажды наступил тот самый предел, о котором вечно забываешь — я не смог выбраться.

Вначале я испугался. А потом забыл про все и окунулся в свои мечты. Так ведь происходит всегда. Не правда ли? Ты боишься, но и страх отступает перед блаженством. Ты готов пожертвовать всем, ради малой его доли. Но там оно не таково — наслаждается не тело, а душа. И это опаснее всего.

Я жил в своем мире долго и счастливо. Меня более ничего не заботило, не ввергало в мысли о проблемах и не рвало изнутри. Я постепенно привыкал к ней — такой жизни и забыл о той, что текла реально.

Однако неожиданности не закончились на этом. В один из дней, я почувствовал, что та единственная ниточка, что связывала меня с реальностью, стала крепнуть, поля иллюзии сужаться, а я всеми силами противился этому, понимая, что происходит, и, зная, что там меня ничего хорошего не ожидает. Снова боль, страдания, каменные тиски городов, искаженные лица и хоровод безумного давления со всех сторон. Оно словно океанская вода в глубине — мнет и терзает жалкий батискаф, стараясь его раздавить, сплющить и выжать из него жизнь. Пока ты борешься — ты живешь, а когда силы на борьбу кончаются — гибнешь. Нет, конечно, не в смысле смерти телесной, но духовной. Твоя душа увядает, а вместе с ней и ты.

Когда просторы Иллюзии пропали окончательно, осталась только сливающаяся пляска разноцветных пятен и новых, совершенно неприятных звуков. Это были голоса, скрежет металла, и постоянный непрекращающийся писк.

Мое сознание возвращалось болезненно и медленно.

Придя в сознание окончательно, я обнаружил себя лежащим на больничной койке. Не могу с точностью сказать, кто меня спас, но спасибо я ему сказал. В сердцах, конечно, и даже не понимая за что.

После долгого курса лечения, тонн таблеток, капельниц и утомительных бесед с врачом, я быстро пошел на поправку, и меня отправили сюда.

И даже не хочу знать, почему именно в психушку. Я просто хочу выбраться и разобраться во всем сам. Что-то произошло со мной, и что именно я хотел знать.

Наконец наступил момент побега. Едва санитар сомкнул глаза, как я выскользнул из-под одеяла и, подойдя к двери, попытался вставить отмычку в замочную скважину.

Время побега я выбрал не случайно. На прошлой неделе мне довелось подслушать разговор санитаров, которые сетовали на то, что из-за ремонта все системы безопасности отключены, и теперь со всех требуют усиления контроля и строжайшего секрета. Естественно, особой умственной одаренности не нужно, чтобы понять — это твой шанс. Нужно драть когти пока не поздно.

Некоторое время я усердно шевелил ее, пытаясь отрыть замок, как вдруг понял, что проволока слишком толстая и не входит в замок до конца. Мой лоб покрылся холодным потом, и я подавил страстное желание отказаться от всей этой затеи, и отправиться спать, пока меня не заметили, и не приняли соответствующих мер. Несколько секунд я судорожно оглядывался, мой мозг напряженно думал, и наградой моим стараниям стало отличное, на мой взгляд, решение. Я размял пальцы и осторожно, почти что нежно засунул руку в карман к санитару в поисках связки ключей. Нащупав заветный металл, я медленно вытянул ключи и, открыв дверь, словно тень, выскользнул в темный коридор.

Так, я уже частично свободен и пора наведаться в одно место.

Вперед, потом направо, снова направо, по лестнице вверх и вот он, кабинет Коберковича. У массивных дубовых дверей, меня ожидала совершенно милая картина, сразившая меня наповал — два санитара, опершись головами, дружно похрапывали друг другу в такт, словно во сне напевали знакомую мелодию. Но, увы, времени любоваться у меня не было. Меня ждали великие дела.