Фридрих Барбаросса - Фердинанд Опль

В 1105 году умер герцог Фридрих. Его наследником в Швабии стал его сын, носивший то же имя. Вдова первого герцога из дома Штауфенов, дочь императора Агнесса, вышла впоследствии замуж за Леопольда III Бабенберга, который благодаря этому браку в конце правления Генриха IV связал себя с его сыном и наследником Генрихом V. Благодаря этой связи установились родственные отношения между Штауфенами и Бабенбергами. Среди многочисленных детей Агнессы от второго брака были маркграф Леопольд IV (с 1139 года — герцог Баварии), Генрих Язомирготт (сначала пфальцграф Рейнский, затем герцог Баварии, а с 1156 года — первый герцог Австрии) и епископы Оттон Фрейзингенский и Конрад Пассауский (с 1164 года — архиепископ Зальцбургский). Все они, соответственно, являлись сводными братьями как отца Барбароссы, герцога Фридриха II, так и короля Конрада III. Барбаросса приходился племянником представителям этого поколения Бабенбергского дома[50].

Фридрих II Швабский Одноглазый[51] продолжал политику своего отца. Определяющими компонентами ее были тесное сотрудничество с его дядей из Салического дома, императором Генрихом V, и усилия по достижению компромисса с Вельфами и Церингенами в рамках территориально-политических принципов его правления. Прежде всего он сыграл важную роль в жизни Империи во время второго итальянского похода Генриха (1116 год), когда император оставил его одним из регентов вместе с пфальцграфом Лотарингским, Готфридом фон Кальвом[52]. Как раз к этим годам относится известное изречение Оттона Фрейзингенского о Штауфене, который «на хвосте своей лошади всегда везет замок»[53]. Оно отражает энергичную территориальную политику герцога, главным пунктом которой вновь стало строительство замков. При этом он проявил себя как политик, который опирался не только на традиционные способы распространения своего господства, но и, с очевидностью, готов был принимать во внимание новые возможности, предоставляемые временем, — прежде всего способствуя развитию раннегородских форм поселения и их хозяйственной жизни. Примером может служить начало городской истории североэльзасского Хагенау. Его становление хотя и находит документальное подтверждение лишь в дипломе Барбароссы 1164 года, не во всех подробностях поддается реконструкции, и, прежде всего, трудно прояснить вопрос, какие мероприятия были осуществлены здесь Фридрихом II. Тем не менее имеются указания, что уже отец первого императора из дома Штауфенов предпринял инициативы в направлении раннегородского развития этого поселения[54]. При этом непременно нужно иметь в виду возможность влияния примера Церингенов, поскольку в непосредственной близости имелся достойный подражания образец развития Фрайбурга в Брейсгау. Сюда же относится и высказывание современника о сущности и характере герцога, которое, как кажется, говорит нам об определенной открытости характера Штауфена в широком смысле. Герхох Райхерсбергский приводит в своем комментарии к Псалмам[55] анекдот о Фридрихе II Швабском, показывающий его склонность к разоблачению чужих промахов и даже тайных грехов, что можно понять как обвинение в дурном характере. Если, однако, это означает, что Штауфен был «человеком, склонным к придворной жизни, к мирским радостям, чтобы не сказать к ничтожным удовольствиям», то, кажется, мы имеем здесь ценное указание на то, что этот Штауфен, искушенный и ловкий в своих действиях человек, умел блюсти свою выгоду. Об этом же свидетельствует и то обстоятельство, что при приобретении двух замков во внутренней Швабии герцог не постеснялся отдать в качестве платы за них дорогой византийский реликварий в виде креста — фамильную драгоценность его первой жены Юдифи из дома Вельфов. Хотя именно этот крест как знак защиты и спасения он прежде брал с собой на поля сражений, он, не задумываясь, воспользовался им для достижения целей своей владельческой политики. Здесь Фридрих II вновь демонстрирует себя как человек взвешенных и рациональных поступков — еще одно подтверждение краткой, но в высшей степени точной характеристики, данной ему его сводным братом Оттоном Фрейзингенским: «в борьбе мужественен, а в делах изобретателен»[56].

Поручение герцогу Штауфену своего рода центральной роли в имперской политике, без сомнения, имело со стороны императора твердое основание в том доверии, которое с давних пор существовало между Салическим домом и домом Штауфенов. Этот шваб, как и его брат Конрад, возведенный в целях борьбы с оппозицией епископа Эрлунга Вюрцбургского в достоинство герцога Франконии, доверие оправдывали. Однако нельзя исключать, что государь мог быть не во всем согласен с тем, что предпринималось братьями Штауфенами. С другой стороны, есть указания на то, что Штауфены не во всем действовали в соответствии с церковной политикой Салического дома. С полным правом Одило Энгельс, обратив внимание на передачу Лорха, фамильного монастыря Штауфенов, под юрисдикцию папы (1102 год), расценил эту акцию как указание на то, что «внутренняя поддержка дела Салиев имела определенные границы»[57].

И действительно, нельзя не отметить определенного отчуждения между швабским герцогом и его дядей-императором, начиная примерно с 1120 года. Отчуждение это было порождено, с одной стороны, неизбежностью политики Салического дома, нацеленной на окончательное урегулирование церковного вопроса — с ее вынужденными компромиссами, с другой же стороны, растущим могуществом Штауфенов. Примирение Генриха V с епископом Вюрцбургским и, впоследствии, вопрос о замещении этой кафедры привели к заметному охлаждению, хотя до формального разрыва было еще далеко. Примерно в то время, когда впервые упоминается звучный титул Фридриха «герцог Эльзаса»[58] (несомненно, отразивший его положение на левом берегу Рейна, достигнутое с большими усилиями, прежде всего в период его регентства в 1116 году), он женился на дочери герцога Баварского Генриха Черного из дома Вельфов, Юдифи. В этом брачном союзе нашел отражение достигнутый в Швабии с начала XII века внутренний баланс сил. Таким образом — в том числе и благодаря браку Бертольда III Церингена (умер в 1112 году) с Софией из дома Вельфов[59] — сложились тесные родственные связи между тремя семействами, задававшими тон в Швабском герцогстве.

Когда же в 1125 году, со смертью императора, не имевшего детей от брака с дочерью английского короля Матильдой, Салическая династия пресеклась, то ввиду своего тесного родства с домом государя Штауфены воспринимались как наиболее вероятные претенденты на императорский трон[60]. Хотя и Леопольд III, благодаря своему браку с матерью братьев-Штауфенов Агнессой, тоже имел в некотором отношении сопоставимые с ними позиции. Пусть Генрих V на смертном одре и передал свои собственные владения, как и опеку над своей супругой, герцогу Фридриху «словно своему наследнику»[61], однако никакой формальной рекомендации в отношении наследования власти в Империи сделано не было. Сообщения поздних источников о передаче герцогу императорских инсигний едва ли правдоподобны. Во время тех выборов, о ходе которых источники дают исчерпывающую информацию, определяющую роль играл архиепископ Адальберт Майнцский, отношение которого к Штауфенам как к претендентам на императорскую корону определенно было отрицательным. Уже в послании, отправленном князьям с приглашением на выборы, которое было подписано в том числе и герцогом Фридрихом, ясно выражалось желание устранить в будущем притеснение церкви внутри Империи, имевшее место при покойном государе, то есть содержалась отчетливая критика власти Салической династии. Когда же в результате добровольного выбора князей (а наряду со Штауфеном были выставлены кандидатуры маркграфа Леопольда III Бабенберга и герцога Лотаря Саксонского) новым королем стал саксонец, герцог Швабии дал понять, что он расстроен и разочарован. Впрочем, следует согласиться с результатами новейших исследований в том, что как раз с его стороны не было предъявлено никаких претензий, связанных с правом наследования по крови[62].

Хотя герцог Фридрих и присягнул впоследствии новому государю, не оставалось сомнения, что существовавшее напряжение очень скоро должно было проявиться в вопросе о передаче имперской собственности. Поскольку имело место определенное смешение имперского и фамильного имущества, разграничение их было делом сложным. Штауфены как частные наследники Салического дома заняли со своей стороны бескомпромиссную позицию, что привело к затяжным конфликтам. Десять лет длилось противостояние братьев Штауфенов государю. Особенно тяжелый ущерб понесли в результате южные области Империи между Рейном и восточнофранкскими территориями. Резкое обострение противоречий последовало в результате провозглашения антикоролем Конрада Штауфена (18 декабря 1127 года), вернувшегося летом 1127 года из длительного паломничества в Святую землю[63]. Почему во главе оппозиции — юридически, а не фактически — встал таким образом не швабский герцог, а его брат, ответить трудно, но ответ, скорее всего, надо искать в восприятии правовых отношений того времени. Одни в качестве объяснения приводят темперамент Конрада, другие указывают на то обстоятельство, что его брат был одноглазым. Решающим, однако, следует признать тот факт, что швабский герцог, сначала принесший клятву верности королю Лотарю, а затем отказавшийся передать ему имперское имущество, в декабре 1125 года был объявлен вне закона.