Реминисценции о Павке Корчагине - Андрей Доброходов

тобой в чертоге обоюдной правды, которые живут, подстерегая злых и питаясь их кровью в день отчёта перед лицом Благого. Вот я пришёл к тебе, владыка правды; я принёс правду, я отогнал ложь. Я не творил несправедливого относительно людей. Я не делал зла. Не делал того, что для богов мерзость. Я не убивал. Не уменьшал хлебов в храмах, не убавлял пищи богов, не исторгал заупокойных даров у покойников. Я не уменьшал меры зерна, не убавлял меры длины, не нарушал меры полей, не увеличивал весовых гирь, не подделывал стрелки весов. Я чист, я чист, я чист, я чист».

Последнее особенно было важно в условиях коронавируса. Надо было быть чистым и правильно мыть руки и лицо – не менее 50 секунд.

Да, чистота была необходима, но всё же в идеальном мире. Чистые руки, горячие сердца и при этом холодные головы были недосягаемы. В реальном мире правильный путь полностью соответствовал трактату Торквато Аччети «Честное притворство» и его теории – теории обыденной жизни, а именно: благоразумной осторожности; хитрости; скрытности и притворства.

Размышления в рамках метода ФИ-анализа про заграницу приводили его к другим комбинациям:

Меркель Ангела – МЕРА;

Джонсон Борис – ДЖОБА – или просто, о ужас, ЖОПА;

Трамп Дональд – ТРАДОН или РАДОН.

То есть для Германии- все в меру, Англии светит полная, вери сорри, жопа-сэр, а вот Америке – страшно подумать – радиоактивный трындец с радоном.

Хотя, судя по – всему трындец для Америки уже начался. Низы как – то уже не захотели, а верхи – два дедушки Трамп и Байден – ударились между собой в предвыборную байду. Вашингтонский обком всё же подцепил, наконец – то, советскую болезнь Политбюро ЦК КПСС – «В бой идут одни старики».

–Не хрена было нас гнобить в девяностые,– порадовался Опаськин. Всё это на фоне скандала с Хуавеем, соперничестве с Китаем и набирающим силу движении BLM, придающим ценность темнокожей жизни. Жизнь бледнолицых становилась бледной и больше мёдом не казалась. Жизнь желтолицых тоже пожелтела как засыхающая листва, а на границе со страной текилы и листьев коки, вообще соорудили стену, круче берлинской. С другой стороны, возможно, наличие радона в американской перспективе объяснялось радиоактивными эманациями фумарольных газов коварно – дремлющего в штате Вайоминг йеллоустонского супервулкана.

-Желтый Китай, желтый вулкан, желтый металл. Да, Гермес Трисмегист может об этом и хотел сообщить в своей изумрудной скрижали, а мы его и не поняли. Да и золото не случайно попёрло в гору. Вот и у нас сменился лидер среди самых богатых олигархов. Те, кто вовремя раскупили золотые унитазы, наверняка, радуются выше крышки. А может и правильно намекали битлы, распевая про жёлтую подводную лодку. Может всё же надо успеть добежать до китайской, а вовсе не канадской границы?

Опаськин отвлекся от своих мыслей, обратившись к пришельцу.

–Ну, будем знакомиться. – Ильич,– кивнул незнакомцу Владимир.

–Павка,– кивнул в ответ незнакомец.

–Слышь, Ильич – закурить – то, дай. Такое ощущение, что сто лет не курил.

–На, говорят, от коронавируса очень даже защищает.

Опаськин достал из кармана зажигалку и пачку сигарет «Феникс» и протянул Павке.

–А чего это такое, – удивленно крутя в руках зажигалку, спросил Павка, – Да и табачок то, какой – то странный – штуковина какая – то жёлтая на конце, да бумага не газетная – буржуазные штучки, что ли?

–Сам ты буржуазный. Кончай прикалываться – самые дешёвые сигареты, наверно белорусские – а значит качественные, привет от Батьки.

–Что значит – прикалываться? Прикалывают штыком, а я его где – то оставил, чёрт побери, как раз пригодился бы для батьки Махно.

-Больной, наверно, не иначе весеннее обострение, – опасливо подумал Опаськин -Раздвоение личности, неадекватное восприятие окружающей действительности, дефицит ингибитора обратного захвата серотонина, нехватка галоперидола деканоата или клопиксола акуфаза, живой экспонат по Фрейду. Да и штык еще, хорошо, он где – то оставил. Так не ровен час, зарежет еще. Говорил мне отец – не пей с незнакомцами, сынок! Пора утекать, как мерзко и метко пел Мумий Тролль! Может это маньяк – ла-ла-лу-лай-ла-лу-лай, порежет меня на меха – хахаха! Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить. С незнакомцами – не пить…Не, надо, пожалуй, делать ноги…

–Ну, я наверно, пойду, а Павка?

–Не, ты постой, а, Ильич – покажи, как мне эту дивную папироску – то закурить?

–Ты чего, действительно, сигарету с зажигалкой, первый раз в руках держишь? Что ты как шведская девушка, которая играла с огнём? Привык кремнём по сапогам, пока они у тебя были, чиркать?

–Да вот тебе крест, во всё пузо, не знаю что это такое. Правду тебе говорю, товарищ Ильич!

–Ну и чудной же ты парень. На, держи.– Опаськин прикурил сигарету и дал Павке.

Павка закрыл глаза и затянулся с видимым удовольствием.

-А, махорочка – то у тебя знатная, Ильич. У нэпманов, наверно, сторговал?

– Да вон в ларьке за углом, у каких еще нэпманов. Нэпманы после революции, при НЭПе были. А у нас сейчас контрреволюция, понял?

–Ты революцию не трогай. Да мы за нее пасть порвём, моргалы выколем,– заморгал этими самыми моргалами Павка. – Вот этой самой мускулистой рукой гегемона.

–А ты, святой отец, оказывается – идейный, засмеялся Владимир.– Знаем, знаем мы эти завиральные идеи – бесполезные попытки прыгнуть из курятника в хрустальный дворец. Смотри – ка, какой революционер нашёлся – гамсуновский посланец от соков земли, выходец из прошлого, прообраз будущего, однако,– глядя на руки – спички Павки, задумался Опаськин, – прямо дистрофичный длинногрязноволосый Самсон – рыцарь революции – железный Феликс.

–Да были и рыцари – но…,– тут Опаськину вспомнилось ключевая фраза из «Ключа» Алданова: «Несчастье революций именно в том и заключается, что к власти рано или поздно приходят люди третьего сорта, с успехом выдавая себя за первосортных».

–Рыцарей, да и царей, не стало. Ну-ну, как говорили древние африканцы: «Я – за демократию, я сделаю твоих врагов скамьей под твоими ногами». Пока в роли скамьи, однако, выступает народ, а третьесортные вовсю рулят…

Все причины русской революции очень чётко и кратко, по – мнению Ильича, осветил Розанов: «победный исход этого восстания, которого все мы – грустные свидетели. Нужда, гнетущее горе, боль несогретых членов и голодного желудка заглушит искру божественного в человеческой душе, и он отвернется от всего святого и преклонится, как перед новой святынею, перед грубым и даже низким, но кормящим и согревающим. Он осмеет как ненужных людей,