Журнал «Вокруг Света» №12 за 1973 год - Вокруг Света

Темп задавал тамтам. Круг танцующих освещали керосиновые лампы да пламя огромного костра. Лицо тамтамщика, с явно выраженными африканскими чертами было в тени. Бросалась в глаза лишь мускулистая рука, отбивавшая бешеный ритм. На немыслимо высокой ноте пели флейта и однострунная скрипка. Плыла какая-то таинственная музыка — своеобразный сплав заунывной арабской мелодии, родившейся в долгих переходах верблюжьих караванов, с бешеной африканской синкопой.

На руке тамтамщика выступили капельки пота. Забывшись, со счастливыми лицами танцевали дети сожженных деревень, разоренных, покинутых городов, разорванной на части страны, дети пришедшего в движение народа.

Погасли звезды. Стал тускло-желтым свет керосиновых ламп. Неслышно улетела бархатная ночь Южной Аравии. У догоревшего костра на голой земле, прикорнул боец, положив щеку на приклад автомата.

На востоке вставало золотое солнце. Через несколько мгновений оно повисло над горами. В его лучах я увидел темные фигуры на гребне горы: на восток, в Центральную зону, уходили бойцы.

Алексей Васильев

Ферма на шельфе

Сверху, с узеньких улочек Очакова, убегающих вниз к рыбокомбинату, море не казалось ни голубым, ни бирюзовым, ни зеленовато-синим... Из серой воды у пустынного берега рождались белые волны и ритмично выкатывались на песок.

Григорьев досадливо покачал головой. «Почти весь месяц так, — сказал он. — Штормит».

Там, в море, за серою пеленою тумана, где-то у многочисленных кос и островов, словно желуди, подвешенные на нитях к рамам, наливались белоснежной мясистой мякотью удивительные моллюски — мидии. Зрел урожай подводного экспериментального хозяйства. И Валерий Григорьев, младший научный сотрудник АЗЧЕРНИРО (1 Азовско-черноморский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии.), волновался за исход опытов, которые грозил сорвать шторм.

Валерий был хорошо сложен, черноглаз, черноволос и курчав. И лишь по чуть припухлым губам мог показаться человеком несколько простодушным. Он еще раз поглядел на море и продолжал начатый ранее разговор:

— Океанские пространства так и будут оставаться пустыней еще много веков. Для наших огородов, для аквакультуры, пригоден лишь шельф — прибрежная полоса. Что составляет три процента океанской поверхности...

Но и это, — продолжал Григорьев, вежливо раскланиваясь с дородными очаковскими рыбачками, которых никогда в жизни, казалось, не интересовала проблема питания, — не так уж мало. И океан не в малой степени поможет прокормиться людям... Американцы подсчитали, что с территории моря в полторы тысячи квадратных миль можно брать по двести тридцать миллионов тонн мяса мидии. Это в три раза больше того количества рыбы, что вылавливается сейчас во всем мире.

Цифры называл он фантастические, к ним трудно было привыкнуть. Григорьев, глянув на меня, добавил:

— Да-да. Не забывайте, что мидия — это чемпион по продуктивности среди морских животных.

Опытный мидийно-устричный комбинат встретил нас запахами солений, копчений, маринадных пряностей. Слюна так и забилась во рту. Но оказалось, что не мидиями тут пахло. Хотя их здесь обрабатывали и приготовляли, но занимались этим эпизодически. Сейчас лов мидий был прекращен, и комбинат коптил и солил океаническую ставриду. Григорьев угостил меня малосольной рыбиной, мясо ее так и таяло во рту, но, заметил он, нет ничего на свете вкуснее шашлыка из мидии.

Лаборатория Валерия напоминала тесное складское помещение. Посередине в беспорядке возвышались ящики. Поверх навалены капроновые шнуры с вплетенными в них кубиками желтого пенопласта. Это и были коллекторы, на которых вырастали мидии. На стеллажах стояли пробирки, банки с заспиртованными рапанами, всюду валялись раковины устриц и мидий. Комнату украшала медная доска с чеканным профилем девушки и огромный круг пенопласта, на котором были развешаны раковины с надписями и связки бирок. На круге я нашел названия местных островов и кос. «Здесь вся моя жизнь», — пошутил Григорьев. Надписи на раковинах указывали места, где располагались экспериментальные подводные огороды — «рамы» и «хозяйства», как назывались они здесь...

Первым человеком, доказавшим, что мидий можно выращивать в культурных условиях у нас на Черном море, был Анатолий Иванович Иванов, сотрудник АЗЧЕРНИРО. У себя в Керчи он вырастил на коллекторах мидий, которых уже можно было пускать в продажу. Каждый коллектор весил двадцать килограммов. Валерий, мечтавший долгое время, как и его товарищи, стать подводным исследователем, работать на научных судах, попав в лабораторию к Иванову, незаметно для себя «прилип» к новому делу и к суровому на вид, но справедливому и смекалистому шефу.

Прежде чем начать исследования подводных угодий черноморских побережий, Иванов освоил акваланг и многие часы провел под водой. Тендровский залив, а также Ягорлыцкий и Днепровский лиманы оказались наиболее пригодными для создания подводных хозяйств. Здесь, на природных банках, было сосредоточено до четырех пятых запасов всех черноморских мидий. Личинки мидий концентрируются на мелководьях. Именно в этих местах лучше всего было, по предположениям Иванова, дать им обживать коллекторы. И его предположения подтвердились. Мидии росли на коллекторах густо. Но опыты пока оставались опытами! Надо было отыскать «жилы» — наиболее перспективные участки для хозяйств. А мидии, хотя на коллекторах росли почти в три раза быстрее, чем в естественных условиях, тем не менее росли долго. Тридцать месяцев нужно было ожидать, чтобы вес их достиг товарного. Все это время велись наблюдения за течениями в лиманах, соленостью воды, за наличием фито- и зоопланктона, за температурой воды. Исследовались наиболее благоприятные условия роста мидий. «Работа, одним словом, кропотливая, — объяснял Григорьев. — Десять месяцев в году необходимо выходить в море. Но нами, биологами, основная часть работ уже сделана. Дело теперь за инженерами — они должны отработать технологию выращивания и сбора, превратить опытный участок в большое действующее хозяйство».

Дверь лаборатории отворилась, и на пороге появилась стройная девушка с подведенными глазами. Она нахмурила брови, укоризненным взором обвела лабораторию и произнесла: «Ах, Григорьев...» — И младший научный сотрудник виновато сник. «Ах да, — сказал он. — Это наш лаборант, Аня Дунина». Вскоре лабораторию было не узнать.

В чинном порядке ящики встали вдоль стен. Пробирки покоились там, где им и надлежало находиться. Пол в просторном помещении сверкал, на столе стоял микроскоп. Вошедший в комнату механик с катера «Научный» (он сообщил, что выход в море им сегодня запрещен), оглядев комнату, сразу же определил: «Никак Анька из командировки вернулась».

В очаковский «ковш» — крохотную квадратную бухту внутри комбината — в тот день осторожно вошла «Мокша», экспедиционное судно АЗЧЕРНИРО. Три дня судно болталось на штормовой волне, добираясь из Керчи, и экспедиция аквалангистов, возглавляемая Валерием Петровым, успела соскучиться за это время по берегу.

Экспедиция должна была осмотреть и заснять на кинопленку подводные мидийные хозяйства, и вся ватага аквалангистов вслед за своим высоколобым усатым, представительным руководителем ввалилась в кабинет заместителя директора комбината.

Заместитель директора Ковбасюк, с выгоревшей шевелюрой и запыленным лицом (он только что вернулся с кукурузных полей), сидел за столом у телефона. Без всякого энтузиазма он встретил работников экспедиции. Не споря, пообещал удовлетворить все их требования, согласился отпустить с ними еще одно судно, и озадаченный Петров спросил у него, что произошло, отчего он так нерадостно, не как прежде, встречает их. Ковбасюк помедлил, посмотрел на кончик карандаша, словно раздумывая, стоит ли затевать разговор.

— Поймите меня, — сказал он наконец. — Я «добытчик» прежде всего. Это мое образование, призвание, если хотите, оно и соответствует месту, занимаемому сейчас. У меня производство, люди. Их нельзя лишать работы, оставлять без дела ни на час... Поймите, я не против эксперимента, но у меня еще и производство... Вы же знаете, мы сейчас «гоним» ставриду. Океаническую! Черноморской давно не хватает, в этом году косяки ее не прошли в Черное море. Болгары и в Средиземном ее не встретили. Рыба исчезает. Мидий — так, как ловим мы их сейчас, драгированием, тоже ненадолго хватит... Когда я узнал, что Иванов научился выращивать мидий на коллекторах, в культурных условиях, я вздохнул с облегчением. Подводное хозяйство — непрерывный процесс. Ему не грозит оскудение. За будущее, следовательно, беспокоиться нечего. К тому же выращенная мидия не бывает загрязнена песком, ее можно продавать парной, свежевыловленной, не обрабатывая, что гораздо выгоднее нам. Мы первые решили взяться за создание настоящего подводного хозяйства. Но первое поле, установленное на гундерах — деревянных сваях, повалил лед на следующий же год. У Иванова было указано, что хозяйства можно устанавливать на бочках. Конструкторы разработали нам проект поля на затопленных буях. Буи, на которых держались коллекторы, затоплялись для того, чтобы их не срезал лед, чтобы не трясла штормовая волна. Казалось бы, все сделано правильно. Я сам осматривал подводное хозяйство, спускаясь с аквалангом. Мидии прекрасно росли. Но когда мы попытались выбрать трос, вся колония мидий соскользнула с коллекторов, как шуба с голого тела. Весь урожай полетел на дно!..