Подростки бессмертны - Мария Романова

Следующей в очереди изумленных была мама. Несколько минут она просто молча пялилась на меня. А я стояла, опустив глаза.

— Звонила Ольга Ивановна. Ты зачем ей нагрубила? — как-то растерянно начала она. Видимо, мама даже поверить не могла в мою сияющую лысину, поэтому и не сумела сразу выдавить из себя комментарии по этому поводу.

— А я больше в танцевальный ходить не буду, — тихим хрипловатым голосом заявила я, — хочешь — можешь побить меня своим шнуром. Все равно ходить не буду.

— Тебя же из школы исключат! Мы так долго это место выбивали, а теперь что — обратно в нашу, районную школу? К хулиганам и токсикоманам? Ты о будущем подумала?! — маму наконец прорвало, — и что ты с собой сделала? Где волосы?

— Мои волосы — что хочу, то и делаю, — злобным голосом ответила я, — да и насрать мне на вашу школу.

Пока мама стояла в ступоре от моего дерзкого неповиновения и шокирующего внешнего вида, я обреченно направилась в нашу с братом комнату (малюсенькая коробушка стандартной хрущобы, которую мы делили на двоих, с двухъярусной кроватью и ужасным громоздким шкафом из лакированной фанеры). То ли еще будет, когда папа вернется с работы!

После первого ступора, папа, естественно, порывался навешать мне жестких люлей. Сколько было криков возмущения и праведного гнева! Остановила его мудрая мама. Она уже смекнула, что насилием от меня теперь ничего не добьешься. Старые аргументы перестали действовать, и подсознательно она понимала, что силовые методы сделают только хуже. Это была моя первая моральная победа.

Родители оставили меня в покое, завернувшуюся в одеяло на своей кроватке. Тем временем они тихонько обсуждали на кухне все происшедшее, не зная, как им вести себя дальше. Я и сама не заметила, как заснула — насыщенный день меня сильно вымотал.

А наутро пришлось опять идти в школу, как ни в чем не бывало, сияя своей немыслимой по тогдашним меркам лысиной. Как отреагируют на меня остальные — я могла только гадать. И реакция эта была неоднозначной и бурной. Моя жизнь больше никогда не могла стать прежней…

8

По дороге в школу прохожие провожали меня кто любопытными, кто осуждающими взглядами. Некоторые даже показывали пальцем (в основном, дети и подростки) — лысых девочек в нашем районе еще никогда не было. Но самая бурная реакция ждала в родной Альма-матер.

Едва мне стоило подойти к воротам, послышались возгласы удивления стоящих на крыльце учеников.

— Это че, ты?! Даже не узнали сначала, думали, левый кто-то идет, — недоумевали они, — ого, нифига себе! У тебя что, вши?

— Сами вы вши, — гордо ответила я, — а мне так ходить нравится. Это стиль такой.

И я не врала, новый имидж действительно казался мне очень привлекательным, стильным, ярким. Я вообще впервые в жизни себе нравилась, что придавало уверенности.

С гордо поднятой головой я прошагала по коридорам в сторону своего класса, провожаемая множеством любопытных глаз.

Стоило войти в кабинет, повисла мертвая тишина, все головы были повернуты в мою сторону, разговоры мгновенно прекратились. Учительницы пока не было, и я спокойно двинулась к своему месту, невозмутимо устроилась на стуле, доставая школьные принадлежности.

Наконец дар речи вернулся к моему соседу по парте — веселому троечнику Андрею.

— В натуре забрилась! Женька рассказала, да мы не поверили, она ж пиздоболка та еще. А нафиг ты так сделала? Болеешь что ли? — осторожно спросил он.

— Сам ты болеешь, вообще ниче не понимаешь что ли, это стиль такой, мне так нравится, — возмутилась я.

— Ну вообще-то ниче так, на Машу Макарову похожа стала, — это был самый прекрасный комплимент в моей жизни, — а предки не орали?

— Да че они мне сделают-то? — небрежно бросила я.

Девчонки тем временем стали перешептываться, поглядывая на меня. Но, видимо, мою уверенность почувствовали все, поэтому никто не стал откровенно осуждать или возмущаться. Вскоре полкласса столпилось вокруг моей парты, разглядывая дерзкую «прическу».

— А можно потрогать? — спрашивали они.

— Ну потрогайте, че.

— Ха, прикольно, шершавая такая! Ну ты даешь! А шишка откуда на затылке? Небось родаки леща отвесили? — в их голосах теперь появилось что-то вроде восхищения. Еще бы — вытворить такое, не побоясь родителей и реакции окружающих, действительно было смело. К тому же они помнили недавнюю сцену в хореографическом классе.

— Так! Что за столпотворение, сели за парты все, — с порога начала учительница (наша классуха Елена Николаевна. Очень интеллигентная и сдержанная женщина возраста моей мамы. У нее был богатый муж, поэтому работала она ради удовольствия, будучи очень талантливым педагогом).

Когда дети расступились, она наконец заметила меня.

— Мальчик, а ты откуда? — тут она осеклась, узнав свою отличницу. — Это ты?! А где волосы? Что случилось?

— Елена Николаевна, это стиль такой, красиво же, — с улыбкой ответила я.

Та не стала спорить, лишь покачала головой. Она прекрасно понимала максимализм подростковой души.

Надо сказать, отношения с ней у меня были прекрасные. Вы не подумайте: я хоть и была круглой отличницей, оценки меня совершенно не волновали, пугал только магнитофонный шнур, к которому любили прибегать родители в целях воспитания. Никогда не бегала за учителями, выпрашивая пятерочки. Наоборот: я легко могла с ними спорить, не соглашаться. Но не дерзить, не хамить, а вести дискуссии на равных (со взрослыми мне вообще было проще разговаривать).

Учеба давалась легко (кроме упомянутых ранее Истории и Географии, которые приходилось тупо зубрить, ведь логики в них я не видела, а только чувствовала ложь).

Русский язык был для меня понятной, упорядоченной системой, многослойной интересной структурой, я его просто чувствовала, во всех правилах видела логику и поэтому легко их запоминала.

Математика была музыкой, я понимала ее скорее интуитивно, чем с помощью мозга. Все цифры и буквы не были для меня пустым звуком, я просто видела их смысл, слышала их немое послание. С геометрией вообще легко: будучи художницей, чувствовала пространство, его структуру. Физика и химия попросту были очень интересны — так здорово пытаться понять законы природы.

Единственное, что могло помешать мне в учебе — природная лень (Природная ли? Может, как раз давление родителей отбивало желание что-либо делать?), но ее с лихвой компенсировала бдительная мама, неустанно следящая за моими успехами.

Вскоре вся школа говорила обо мне. У нас и с крашеными волосами-то ходили лишь единицы, и их за это гоняли, а тут — такое.

— Да, ну и причесон, — оценивающе оглядела меня Катя, когда мы стояли в курилке. Она была старше на год, то есть вообще совсем взрослая по моим меркам. Девочка была авторитетом школы. Я ее немного побаивалась.

— Это стиль такой, — оправдывалась я.

К моему изумлению, и здесь, вне класса, мой новый образ восприняли довольно мирно. Кто-то немного подшучивал — но не зло. Все же за период моего курения отношения со старшаками сложились довольно неплохие.

Директорша увидела меня последней, и то не в стенах школы. Видимо, учителя не стали ей ничего рассказывать.

Это была церемония награждения за первое место на региональной олимпиаде по русскому. Когда я поднималась на помпезную сцену дворца культуры, оформленного в стиле барокко, весь зал, полный учителей, директоров, людей из министерства, «круглых отличников» и их благородных родителей сначала ахнул, а потом погрузился в полную тишину.

Я чувствовала их недоумевающие взгляды — лысая победительница шла за своей высокой наградой. Даже у ведущей микрофон чуть не выпал.

— Ну и влетело нам из-за тебя, — позже рассказывала моя физичка Антонина Павловна. Она была старше моих родителей и такая, знаете, немного грубоватая, здоровая, эдакая мужичка. Не скупилась на крепкое словцо, могла даже пинками выпроводить какого-нибудь нерадивого ученика из класса, взбесившись от его упертого непонимания простых физических истин. Однажды, психанув, она швырнула в нас горшок с цветком во время урока. Еле успели увернуться. Но она была баба что надо — свой человек. Понимающая, прямолинейная, честная. Помню, как в более старших классах она отпаивала меня водкой в лаборантской, утешая после одной неприятной истории. Вот такая она была.

— А что случилось, Антонина Павловна? — не поняла я.

— Ну так после той церемонии наша директорша (а директорша, Лидия Антоновна, напоминала Брежнева — такая же неповоротливая и туповатая) целый педсовет собрала, ругала нас, учителей. Как мы тебе разрешили такое с собой сделать — мол, опозорила наша «гордость» всю школу своим видом. Долго мы тебя выгораживали.

Тем временем Ольга Ивановна (руководительница танцевального), не простив кровную обиду, всеми силами пыталась убрать меня из школы. Она приводила директорше веские аргументы: мол я с другого района, в танцевальный теперь не хожу — так что меня в хореографическом классе держать? Пусть теперь катится в свою отвратительную районную школу.