Робеспьер - Эрве Лёверс

покидает четвёртый ради пятого. В то время коллеж Людовика Великого не может соперничать с коллежем Плесси, ученики которого завоёвывают наибольшее количество наград в общем годовом конкурсе; коллежи Мазарини или д'Аркур также превосходят его в престиже. В течение нескольких лет он, всё же, проявляет себя как один из наиболее активных в столице; ибо, здесь, как и в Аррасе, за несколько лет изгнания иезуитов его облик полностью изменился. Независимый коллеж иезуитов сменило, в 1762-1763 гг., заведение, принадлежащее университету. Искусное и христианское образование предоставлялось здесь нескольким дюжинам пансионеров и двум-четырём сотням стипендиатов из двадцати трёх маленьких коллежей, которые были им объединены. Один из них, так называемый аррасский, набравший в конце 1760-х гг. лишь восемь стипендиатов, четверо из которых на свободном назначении отдела управления коллежа Людовика Великого, и четверо других выбраны аббатством Сен-Вааст среди детей Арраса и его диоцеза. Именно одна из этих последних стипендий обеспечена Максимилиану де Робеспьеру, по рекомендации его аррасских учителей и, вероятно, его тёток. Оценки юного ученика не разочаровывают.

В Париже на покрытие расходов на учёбу и пансион Робеспьера, как и всех стипендиатов аррасского коллежа, предоставлялось до четырёхсот ливров в год до набора 1779 года; позже - до четырёхсот пятидесяти ливров. Заведение оплачивало также его диссертации по философии и степень магистра искусств, которыми заканчивался курс коллежа, а потом его университетские звания. В момент особой необходимости оно предоставляет "экстраординарную помощь", как те шестьдесят ливров, выплаченных в августе 1778 г., чтобы позволить юному ученику "удовлетворить свои нужды". Доходы юного Робеспьера были скромными. Может быть, он, как сообщает Пруаяр, также пользуется поддержкой епископа и каноников Арраса, вероломно называя эту помощь "милостыней".

Под строгим надзором светских священников ученик коллежа изучает грамматику и латинские и греческие тексты до третьего класса, поэзию и риторику на двух следующих ступенях, затем философию и точные науки в течение двух последних лет. Робеспьер приобретает очень солидное классическое образование; если он хорошо знает историю и литературу XVII и XVIII веков, то он, к тому же, страстно увлечён языком, сочинениями и героями греческой и римской Античности. Он также блестяще овладевает искусством риторики, которое положит в основу своих работ в адвокатском деле, а затем и на своём политическом пути. Следуя урокам Аристотеля и Цицерона, преподанным учителями коллежа Людовика Великого, он понял, что сила речей опирается на доказательность и аргументы, вложенные в произведение (logos[16]), на игру с эмоциями аудитории (pathos[17]), а так же и в особенности - для Робеспьера - на характер оратора, на образ, который создаёт он сам (ethos[18]). Мы увидим, каким образом, с начала 1780-х гг., он предстанет в образе и сделает себя узнаваемым в качестве адвоката "несчастных", и насколько это будет способствовать, в некоторых делах, исключительной силе его красноречия.

Все, кто знал Робеспьера во времена обучения в коллеже, сходятся в признании его одарённости и трудолюбия; даже Пруаяр, которому это признание даётся трудно, пишет об этом: "менее двух лет ему удавалось блистать среди остальных". Беффруа де Реньи, известный как драматург и журналист под именем Кузена Жака, со своей стороны, вспоминает о "роли, которую играл в коллеже его любезный товарищ по учёбе", и уточняет, что "такой талант, как у него, не создан для того, чтобы быть забытым" (1786). Подтвердить это могут результаты общего конкурса, на котором каждый год награждали лучших учеников коллежей, подчинённых Парижскому университету. Между 1771 и 1776 гг. имя Робеспьера фигурирует почти ежегодно среди победителей, и часто со множеством наград и поощрений.

Свидетельство Пруаяра добавляет к описанию этого яркого жизненного пути один нюанс, который заслуживает комментария. Следует ли верить аббату, когда он утверждает, что, "имея лишь посредственные успехи в риторике, в университетских сочинениях, он, чтобы отомстить за свою униженную гордыню, не колеблясь, вернулся в этот класс снова"? Утверждение, слишком часто принимаемое за чистую монету. Конечно, Робеспьер прошёл класс риторики дважды, но в объяснении этого "униженной гордыней" можно усомниться. Впрочем, простого обращения к списку награждённых на конкурсе 1775 г. учеников достаточно для опровержения. Никогда Робеспьер не получал столько наград, как в конце первого курса по риторике: второй приз за латинскую поэзию, второй приз за толкование латинского отрывка, пятый похвальный лист за толкование греческого отрывка. Это далеко от посредственных успехов, о которых заявляет Пруаяр... Но тогда, зачем, после столь блестящего завершения курса, поступать в класс риторики заново?

Выбор Робеспьера (так как речь, конечно, идёт о выборе) объясняется привилегированными отношениями с профессором Эриво, о восхищении которого "героями Древнего Рима" и о близости с его учеником Пруаяр сожалел: "Никто из его учителей так не способствовал развитию республиканской заразы, которая уже бродила в его душе". Это объясняется также желанием углубиться в одну из ключевых дисциплин коллежа. Речь не идёт о том, чтобы "остаться на второй год", на языке современных терминов, так как это углубление не обязательно было связано с неудачей. К тому же, общий конкурс в Париже предусматривал специальные награды для "ветеранов" класса риторики. Изучение архивов коллежа Людовика Великого позволяет добавить, что путь ученика включает также дважды пройденный четвёртый класс, каждый раз вознаграждённый на общем конкурсе. В XVIII столетии не существовало определённого возраста для поступления в коллеж или для его окончания, и не было единого пути, обязательного для всех.

Сомнительные встречи

Итак, когда он ещё не блистал на финальном конкурсе риторики, Робеспьер был признан в 1775 г. одним из лучших учеников своего коллежа. Не из-за этого ли звания в течение двух столетий существовало убеждение, что его предназначили для роли, которую юноше будто бы выпало сыграть. Ему семнадцать лет. Правящий с прошлого года Людовик XVI должен быть коронован в Реймсе, и, по его возвращении, Робеспьер якобы видел его, встретил, произнёс приветствие... Сколько раз эта необычайная встреча короля и будущего цареубийцы была воплощена на сцене? До сих пор она - обязательный пассаж каждой биографии, ключевой момент многих литературных (таких как "Робеспьер" Ромена Роллана) или кинематографических произведений ("Годы света" Робера Энрико).

И всё же, её не было на самом деле; она лучше, чем какой-либо другой случай, демонстрирует силу фактов, которые всегда повторяются, но никогда не подвергаются проверке. Вспомним для начала само невероятное событие.