Робеспьер - Эрве Лёверс

и противоположных суждений, вдохновлял на фантазии и легенды, не вызывая почтения или равнодушия, но только поклонение или ненависть. Он - это живой миф.

Утверждать это - не значит признать в Робеспьере воплощение Революции. Ни он, ни кто-либо другой не может олицетворять в глазах историка это потрясение, такое сложное, комплексное и переменчивое. Робеспьер – лишь одна из политических фигур среди остальных, которая, когда она исчезает, не увлекает Революцию в могилу; последняя переживает его, многообразная, неопределённая. Но он фигура исключительная, главная среди всех в событиях и в коллективной памяти. Выход за пределы "воплощённой Революции", не означает спора о значении Робеспьера для истории и для памяти, он означает возвращение к его человеческой сложности.

Глава 1

Выбор своего собственного пути

Аррас, утро четверга 8 ноября 1781 г. Маленькая площадь церкви св. Марии-Мадлины оживляется. Верующие идут молиться. Рабочие суетятся на огромной строительной площадке аббатства Сен-Вааст, каменные стены которого недавно высеченные из песчаника и извести, высятся далеко над горизонтом. Несколько истцов, служителей закона и зевак направляются к входу в совет Артуа, главного судебного учреждения провинции. Несмотря на пройденную дверь с бюстом Людовика XIV, дворец - это только старое неудобное здание, которое члены суда[2] делят с городским судом[3] и выборными[4], двумя другими трибуналами. В большом зале заседаний, оконные проёмы которого открыты в так называемые двор и сад Капеллана[5], молодой человек двадцати трёх лет представлен мэтром Либорелем, одним из наиболее активных адвокатов дворца. Максимилиан де Робеспьер недавно вернулся из Парижа, и его имя известно всем. Он добивается приёма в коллегию адвокатов. Согласно обычаю, он одет в широкую чёрную мантию, застёгнутую спереди и украшенную белыми брыжами. Сразу после проверки его дипломных документов, члены суда допускают его дать клятву уважать законы и обычаи королевства и провинции, защищать только те дела, которые он считает справедливыми, с помощью честных средств, и не требовать ненадлежащих гонораров.

Робеспьер выбрал свой путь, свой собственный путь. Вот он адвокат совета Артуа, каким был и его отец, и его дед по отцовской линии, но, пожалуй, с более разнообразной подготовкой и концепцией профессии.

Право и слова в наследство

Историк знает генеалогию Робеспьеров лучше, чем... Робеспьер не мог её знать. Без дворянского происхождения, без знаменитых предков, что мог он знать об истории своей семьи? Слышал ли он разговоры о том Пьере де Робеспьере, который в XVI веке держал в Лансе постоялый двор с вывеской "Город Брюгге"? Рассказали ли ему о расселении его предков в Арне и Энен-Льетаре (современном Энен-Бомоне)? Знал ли он историю должности государственного обвинителя княжества Эпинуа, которая поступила в собственность его семьи в середине XVII столетия? Знал ли того Робера де Робеспьера, который, например, первым стал сеньориальным судьёй, осуществлявшим функции прокурора? Можно в этом усомниться. Его семейная память отслеживает, скорее всего, лишь несколько поколений, причём, в городе Карвене, где, между Аррасом и Лиллем, Робеспьеры в конце XVII века фигурировали среди сеньориальных или королевских служащих. Они служители закона, маленькие, но уважаемые.

На заре XVIII века должность государственного обвинителя и ещё одна, королевского нотариуса, становятся сердцем семейного наследства. После смерти Мартена де Робеспьера (1664-1720), прадеда члена Конвента, они должны были отойти его старшим детям. У него было четырнадцать детей. Третий из его сыновей, достигнув зрелости, именует себя Максимилианом (1694-1762); поскольку никакой должности не предназначалось для него, он изучает право в университете Дуэ, готовится к клятве адвоката перед советом Артуа (1720) и обосновывается в столице провинции. Если отъезд из Карвена и мог стать трещиной, ничто не позволяет определить его как травму, которая надолго отметила бы членов аррасской ветви, вплоть до самого члена Конвента. В социальном отношении доступ в адвокатуру был поощряем; быть лиценциатом права, быть членом коллегии адвокатов, это обеспечивает почётное положение, даже если удача не всегда вам сопутствует.

Женатый на Мари Маргарите Франсуазе Пуато, дочери трактирщика ("У Золотого ангела"), Максимилиан де Робеспьер (дед) имеет пятерых детей, старший из которых это Максимилиан Бартелеми Франсуа (1732-1777). Авторы его именуют на разные лады: он Бартелеми для одних, Франсуа для других... Последнее имя, которое наиболее часто повторялось с середины XX века, приобрело в итоге силу факта. И всё же, даже если один документ обозначает его как Бартелеми-Франсуа, и другой как Бартелеми (а не Франсуа), его первое имя по обычаю должно быть Максимилиан; так его называет его современник Пруаяр, и это единственное имя, которым помечен акт о погребении. Под этим же именем он упомянут в хронике аббатства Доммартен, в долине Отье (Понтьё). Молодой человек появляется здесь в апреле 1749 г. Со своим аррасским "приятелем" Антуаном Корбю; оба желают начать своё послушничество. Однако, менее чем через два месяца, в то время как его друг продолжает свою подготовку, Робеспьер (отец) покидает монастырь, пояснив аббату: "что у него не было призвания к духовному сословию, что он проявлял к этому желание только, чтобы угодить своим отцу с матерью". Стоит ли этому верить? Не отговорка ли это, чтобы просто вернуть себе свободу?

Как бы то ни было, мы вновь находим его во время выступления с клятвой адвоката в совете Артуа, 30 декабря 1756 г. Ему двадцать четыре года, и прошло семь лет с тех пор, как он отказался от вступления в орден. Что он делал в этот промежуток времени? Многие представляли его прилежным и терпеливым на скамьях коллежа, а потом факультета. В действительности, в его обучении большое место занимала практика. Журнал приёма экзаменов права в университете Дуэ отмечает его как бакалавра 2 июля 1756 г., затем как лиценциата 2 декабря того же года; документ указывает, что он был принят "favore oetatis": из-за "достижения возраста". Он также получил специальный статус, доступный всем студентам, которые начали своё обучение в полные двадцать четыре года; для них приём был разрешён на два триместра, вместо предписанных трёх лет. Студенты высоко это ценили, и, несомненно, многие пользовались этим после ученичества у адвоката или прокурора.

Начиная с первых лет