Стихотворения и поэмы - Елизавета Полонская

Авторитет поэзии Елизаветы Полонской в профессиональной среде 1920-х годов сформировался отчетливо. Поэтому неудивительно, например, что когда летом 1923 года Ходасевич из Берлина просил питерских стихов для горьковской «Беседы», где вел отдел поэзии, то среди пяти приглашаемых авторов он назвал и Полонскую[50]. Так же неудивительно, что восемь стихотворений Полонской в 1925 году вошли в знаменитую антологию Ежова и Шамурина «Русская поэзия XX века». Наоборот, в 1930-е годы ярлыки из иных прежних суждений о стихах Полонской звучали уже едва ли не опасно (как, например, титул «выученицы акмеистов»[51] или утверждение критика «Литературного Ленинграда», что в первых книгах Полонская «очень многим обязана психологическим миниатюрам А. Ахматовой»[52]).

Еще в 1922-м К. И. Чуковский отправил Полонской такое, неожиданное для нее, приглашение: «Дорогая Елизавета Григорьевна. Может быть, Вам известно, что в Питере возникает детское издательство “Радуга”[53]. При этом издательстве будет журнал “Носорог”. Журнал будет состоять из двух частей: для крошечных детей и для детей постарше. Я уверен, что Ваши стихи будут истинный клад для обоих отделов. Пришлите их возможно скорее. Они будут немедленно оплачены и даны художникам для иллюстрации. Особенно нужны мне стихи для детей самого старшего возраста, что-нибудь эпическое, какую-нибудь балладу о спасательной лодке, о пожарных, про храбрых авиаторов и проч. Так же хотелось бы поживиться от Вас прозой. Вы, кажется, единственный из нынешних русских поэтов, кто владеет прозаическим стилем. Нет ли у Вас какой-нибудь сказки, или еще лучше повести…»[54]. Так Полонская начала писать для детей, и одна за другой выходили и переиздавались ее «Зайчата», «Гости», «Про пчел и про Мишку медведя» и другие иллюстрированные стихотворные книжки (детские стихи не включены в это избранное), В 1924-м Полонская сообщала Лунцу: «Ребята наши серапионовские все вышли в большой свет… А я стала знаменитой детской писательницей — образец Вам посылаю»[55]. Однако вскоре детскую поэзию она оставила.

Случалось, что черновики ее «взрослых» стихов были содержательнее опубликованных текстов. Раньше многих Полонская почувствовала за спиной тяжелое дыхание «Музы цензуры», попытки обойти которую лишь изредка давали тактический выигрыш — но давали! Характерна в этом смысле литературная судьба написанной в 1922 году знаменитой «Баллады о победителе», не имевшей в беловике посвящения[56] и всегда печатавшейся, а потому известной, только под названием «Баллада о беглеце». Ее резкий рефрен:

У власти тысячи рук,И ей покорна страна,У власти тысячи верных слуг,И страхом и карой владеет она… —

варьируется от строфы к строфе. Баллада завершается мажорно и даже пафосно:

У власти тысяча рукИ не один пулемет,У власти тысяча верных слуг,Но тот, кому надо уйти, — уйдет.На север,На запад,На юг,На востокДорога свободна, и мир широк…

Толчком к ее написанию послужил удавшийся побег из Петрограда в Финляндию Виктора Шкловского[57]. Перед тем ГПУ пыталось его арестовать по делу о «заговоре» эсеров (на квартире Полонской оно устроило одну из засад, но Шкловский ни в одну не попался). Превосходную балладу, свободную от каких-либо конкретных исторических подробностей, в 1923-м напечатали исключительно благодаря фальшивому посвящению «Памяти побега П. А. Кропоткина», отодвинувшему сюжет подальше от советской поры. Вскоре, однако времена изменились, а вместе с ними и список цензура проходимых посвящений — отныне допускалось воспевать побеги от царских сатрапов только «настоящих», (т. е. впоследствии не репрессированных) и только большевистских героев, а потому посвящение анархисту Кропоткину пришлось заменить посвящением умершему своей смертью большевику Я. М. Свердлову, причем время написания баллады, чтобы не возникло никаких аллюзий, переместился на лето 1917 года (побег от «ищеек Временного правительства» нерепрессированным большевикам шел в заслугу). Замечательная баллада Елизаветы Полонской печатается здесь без посвящения, но с сохранением исторически устоявшегося названия…

5. «В петле» (1923–1925)

В начале 1923 года Полонская написала поэму о самой что ни на есть современности: из эпохи НЭПа, когда, выражаясь тогдашним языком, мелкобуржуазная стихия захлестнула и часть революционной молодежи[58].

Поэме Полонская предпослала Пролог из трех строф о городе, построенном «руками рабов в стране полярных утопий», где на месте Медного Всадника поставят памятник «Шахматисту народных смятений», возле которого станут играть «дети грядущего» — дети нового мира, созданного по плану «Шахматиста». Надежде на свершение столь олеографической грезы о бесконфликтной жизни надлежало смягчить и оправдать остроту последующих одиннадцати коротких главок поэмы.

Эпоха НЭПа, сменившая голодные годы военного коммунизма, была единственно возможным спасением страны от экономической катастрофы. Нэпманы это чувствовали и открыто предавались радостям «красивой жизни».

Чтобы сытый и богатый мог спокойно спать,Будут кожаные куртки город охранять…Безмятежно спи, делец,Далеко еще конец!Революция тебя охраняет…

Не так уж трудно теперь представить, каково было рядовым участникам победившей революции по-прежнему жить в нищете и смотреть на лоснящиеся физиономии новых богатеев:

Они дрожали, собаки,При виде наших знамен.А нынче смеется всякий…Матросом гнушается он…

Естественный вопрос «За что боролись?» и жестокая обида на судьбу — вместо ответа. Героем поэмы Полонской стал в недавнем прошлом революционный матрос и участник штурма Зимнего, а теперь легендарный питерский бандит:

Ленька Пантелеев,Сыщиков гроза.На руке браслетка,Синие глаза…

Кто еще так ловок —Посуди сама!Сходят все девчонкиОт него с ума.

Автор сознательно выбрал героя и, это чувствуется, симпатизировал ему. Поэма свободна от примитивно сатирических стрел в духе стихотворных фельетонов Демьяна Бедного — речь ведь идет не об относительно благополучном партийном товарище эпохи НЭПа, который предпочел дорогостоящие жизненные услады честной и скромной жизни на партминимум. НЭП, хочешь не хочешь, провоцировал бандитизм. Герой поэмы покушается на нэпмановскую парочку, а потом награбленное транжирит в кабаке, где его и настигает милиция. Ленька Пантелеев, как и подобает бесшабашному герою, не сдается, даже почувствовав, что окружен. Гибель главного героя от милицейской пули не останавливает кабацкого разгула:

Веселитесь, кто может! Смерть не ждет!К каждому, к каждому она придет.

Известная ироничность авторского тона приглушает политическую левизну поэмы и не вызывает читательского удовлетворения по поводу лихой гибели героя.

С публикацией поэмы в Питере непреодолимые трудности возникли сразу же; были надежды на Москву, где в «Красной Нови» Серапионов печатал А. К. Воронский. Так, в 1922-м Воронений трижды печатал стихи Полонской — в августе и в декабре в «Красной Нови», а в сентябре — в альманахе «Наши дни». У него был живой интерес к литературе, и все, что казалось ему достойным, он старался опубликовать. Поэма «В петле» первоначально была посвящена Мариэтте Шагинян; она и познакомила Воронского с ее текстом. Об этом — в письме Полонской:

«23 мая 1923

Уважаемый товарищ Воронский.

Мариэтта Сергеевна Шагинян передала мне, что вы согласны напечатать мою поэму “В петле” с тем условием, чтобы я написала к ней эпилог и чтобы поэме было предпослано ваше предисловие. Я охотно принимаю ваше предисловие, так как считаю его в данном случае вполне уместным и заранее за нею благодарю. Надеюсь также, что вы не слишком станете меня бранить. Что касается эпилога, то он уже написан; посылаю вам его вместе со всей поэмой. Место печатания, если вы вообще найдете, что поэму стоит напечатать, я предоставляю вашему выбору. Очень прошу вас, тов. Воронский, известить меня через Федина, или по моему личному адресу, о судьбе поэмы. С приветом Е. Полонская»»[59].

Пятистрофный Эпилог к поэме, действительно, был написан — в пандан к Прологу, где, как заклинание, звучали слова о новом мире, который строят «на становище диких орд» и где «будут счастливы наши дети», В финальной строфе Эпилога есть призыв, смысл которого связан, понятно, с сюжетом поэмы, но со временем он стал обретать новую актуальность: