Поэзия Латинской Америки - Антология

Две родины

Перевод Л. Мартынова

Две родины даны мне: это — КубаИ ночь. Иль — две в одной? Как только с небаСвое величество низводит солнце,Вдовой печальной, кутаясь в вуали,Безмолвная, держа в руке гвоздику,Передо мною возникает Куба.Я узнаю кровавую гвоздику,В ее руке дрожащую. Так пустоВ моей груди, так глухо там и пусто,Где было сердце. Уже пора начатьУход из жизни. Чтоб сказать «прощай»,Ночь хороша. И свет помехой служитИ голоса. Людей красноречивейВселенная.Но вдруг, как будто знамя,Которое к борьбе меня зовет,Заря пылает алая. ОкошкоРаспахиваю! Тесно мне. Немая,Кровавую гвоздику обрывая,Как туча заволакивая небо,Передо мной вдова проходит —Куба!

«Хотят, о скорбь моя, чтоб я совлек…»

Перевод В. Столбова

Хотят, о скорбь моя, чтоб я совлекС тебя покров природной красоты,Чтобы подстриг я чувства, как кусты,И плакал только в кружевной платок.

Чтобы в темнице звонкой изнемогМой стих — его мне подарила ты.Живительной лишенный простоты,Засохнет он, как сорванный цветок.

Нет, так не будет! И пускай актрисыРазучивают вздохи наизусть,Картинно опускаясь на подмостки.

Душа не делит сцену и кулисы,Румянами не скрашивает грустьИ, падая, не помнит о прическе.

«Человек прямодушный, оттуда…»

Перевод О. Савича

Человек прямодушный, оттуда,Где пальма растет в тиши,Умирать не хочу я, покудаНе родится стих из души.

Прихожу отовсюду, как чувство,Уношусь в любые края,С искусствами я — искусство,На вершинах — вершина и я.

Я знаю много названийРедчайших цветов я трав,Знаю много гордых страданийИ смертоносных отрав.

Струились в ночь без просветаДождем на меня с высотыЛучи чистейшего светаБожественной красоты.

Я видел, как светлые крыльяУ прекрасных жен вырастали,Я видел; из грязи и пылиБабочки вылетали.

Мужчину я видел: с кинжалом,Вонзившимся в грудь, он жил,Но ни разу вслух не назвал онТой, кто жизни его лишил.

Душу, канувшую бесследно,Два раза лишь видел я:Когда умер отец мой бедный,Когда ты ушла от меня.

Задрожал я лишь раз — это былоВ саду перед входом в сторожку,Когда злая пчела укусилаВ лицо мою девочку-крошку.

Раз в жизни был рад я безмерно,Как в час настоящей удачи:Когда приговор мой смертныйОбъявил мне тюремщик, плача.

Слышу вздох над землей и водой,Он, как ветер, коснулся нас,Но это не вздох, это мой,Это сын мой проснется сейчас.

Говорят, в самоцветах нужноИскать я ценить чистоту, —Оттого-то верную дружбуЯ любви всегда предпочту.

Я видел: орел был подстреленИ взмыл к небесам голубым,А гадюка издохла в щели,Отравлена ядом своим.

Я знаю, когда мирозданьеБез сил, побледнев, затихает, —Журча в глубоком молчанье,Тихий родник возникает.

Рукой ледяной, но бесстрашной,С восторгом и суеверьемЯ коснулся звезды погасшей,Упавшей у самой двери.

В груди моей год за годомПрячу боль, что сердце терзает;Сын народа-раба народомЖивет и без слов умирает.

Все прекрасно, и все постоянно,Есть музыка, разум во всем,И все, как брильянт многогранный,Было уголь, а свет — потом.

Я знаю, что толпы скорбящихС почетом хоронят глупцовИ что в целом мире нет слащеКладбищенских спелых плодов.

Молчу, обо всем размышляю,Не желаю прослыть рифмачомИ в пищу мышам оставляюМой докторский пыльный диплом.

«Я чувствую: время настало…»[8]

Перевод С. Гончаренко

Я чувствую: время насталоПоведать — под сенью крыла —О девочке из Гватемалы…Она от любви умерла!

Цветами жасмина и лилийБыл убран безжизненный лоб…И мы ее похоронили.Землею засыпали гроб.

…Она полюбила когда-тоИ так терпеливо ждала,А он возвратился женатый…Она от любви умерла!

Послы и прелаты в печалиНесли ее гроб на плечах.Шли толпы — и толпы рыдали,Тонули в цветах и слезах.

…Приехал! И с вестью крылатойНадежда в груди ожила…Но он возвратился женатый…Она от любви умерла!

Прощаясь, я тронул губамиЕе восковое чело…Забыть ли холодное пламя,Которым меня обожгло?!

…Спустилась к реке… А оттудаСлужанка ее принесла.Сказали, что смерть — от простуды…Она от любви умерла!

У склепа, где тишь гробовая,Сложили цветы и венки…О, как целовал я, рыдая,Две маленьких эти руки!Меня увели от могилы,Когда все окутала мгла…Я больше не встретился с милой:Она от любви умерла!

«Я хочу умереть так же просто…»

Перевод В. Столбова

Я хочу умереть так же просто,Как трава умирает в полях,Вместо свеч надо мной будут звезды,Усыпальницей станет земля.

Пусть предателей прячут от светаПод холодный, под каменный свод.Был я честным, в награду за этоЯ умру лицом на восход.

«Свинцовый полог туч угрюмых…»

Перевод В. Столбова

Свинцовый полог туч угрюмыхВдруг луч багряный разорвал.Корабль невольничий из трюмаНа берег негров выгружал.

А пальмы гнулись. Сильный ветерВздымал кустарник на дыбы.В страну чужую на рассветеШли вереницею рабы.

Ломилась буря в дверь барака,Ломая ветки впопыхах.И мать-рабыня шла, и плакалРебенок на ее руках.

В тумане солнца диск багровыйВстал над пустынею морской.На ветке дерева, в оковах,Висел невольник молодой.

Нет, мальчику не позабыть,Как он в слезах любви и болиНад трупом клялся отомститьЗа тех, кто жизнь влачит в неволе.

«Страданье? Кто посмел сказать…»

Перевод О. Савича

Страданье? Кто посмел сказать,Что я страдаю? Только следомЗа светом, пламенем, победойПридет моя пора страдать.

Я знаю, горе глубже моря,Оно гнетет нас век от века,И это — рабство человека.На свете нет страшнее горя!

Есть горы, и подняться надоНа высоту их, а потомС тобою мы, душа, поймем,Кто положил нам смерть наградой!

«Ну и пусть, ну и пусть твой кинжал…»

Перевод О. Савича

Ну и пусть, ну и пусть твой кинжалВонзается в ребра мои!Есть стихи у меня, и ониСильнее, чем твой кинжал!

Ну и пусть, ну и пусть эта больНебо вычернит, высушит море!Стихи — утешение в горе —Рождает крылатыми боль!

«О тиране? Скажи про тирана…»

Перевод О. Савича

О тиране? Скажи про тиранаВсе — и больше того! ПрисудиВсей яростью рабской грудиК бесчестью, к позору тирана!

О неправде? Скажи о неправде,Как крадется она осторожноВ темноте: скажи все, что можно,О тиране и о неправде.

О женщине? Даже развенчанный,Отравленный, — умирай,Но жизни своей не пятнай,Говоря дурное о женщине!

«Мраморные снились мне палаты…»