Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

— Лайсве, скорее. Нельзя заставлять гостей ждать, — нетерпеливо позвал из-за двери папа.

Застрекотала труба, выпуская облачко голубоватого тумана. Он оплёлся вокруг запястья браслетом и тут же истаял. Меня благословили?

— Идём же!

Не выдержав, папа открыл дверь и потянул меня наверх.

3.

Папа вёл меня под руку по красной ковровой дорожке между расступившимися гостями. Я с трудом признавала наш обычно серый и скучный парадный зал. В новой хрустальной люстре и в светильниках на стенах трепетало пламя свечей. Радужные блики кружились по потолку, словно оживляя нарисованных на нём павлинов и цапель. Подновлённые дубовые панели матово поблескивали на задрапированных голубым бархатом стенах. На самых видных местах красовались огромные гобелены с сюжетами из семейных преданий. Из каких только закромов папа их достал? Столы, укрытые белыми скатертями с красной обережной вышивкой, ломились от блюд в золотой и серебряной посуде: рябчики в сметане, перепела в клюквенном соусе, фаршированная яблоками утка, тушёные кролики, копчёные кабанчики, карпы, осетрина, печёные овощи, гусиные паштеты и, конечно же, пирог с живыми голубями внутри. О «маленьком» сюрпризе для гостей папа предупредил загодя, боясь, чтобы я от страха не свалилась в обморок. Будто бы я стала пугаться таких глупостей, как птицы в пироге.

Подчёркнутая помпезность угнетала. Папа никогда не устраивал грандиозных празднеств. Он вообще не любил принимать гостей, предпочитая скромное уединённое существование. Да и в этом зале мы бывали лишь изредка, когда орден вынуждал папу отмечать собственные победы хотя бы в кругу близких знакомых. А сейчас… зачем понадобилось выставлять всю эту роскошь напоказ? Чтобы соответствовать такой обстановке, мне нельзя совершить ни одного промаха, но я не смогу. Обязательно запнусь об подол или скажу глупость. Все смотрят, даже люди на гобеленах, как будто ждут, когда я облажаюсь. Дышать! Дышать глубже! Не показывать страха! Какая же долгая эта дорога!

Жених ждал в дальнем конце зала на небольшом возвышении. Он был невысок, пухлый, но совсем не крепкий. Скорее холеный. Как мой брат. Одет далеко не так богато, как мы — в короткие ореховые бриджи и такой же кафтан до колена без особых украшений и бантов. Из-под него выглядывал голубой камзол с накрахмаленным кружевным жабо. На ногах коричневые ботфорты из грубой кожи. Каштановые волосы стянуты на затылке в тугой пук по обычаю ордена. Зеленовато-карие глаза насмешливо прищурены. На щеках несколько едва заметных шрамов. От бритья что ли?

Я надеялась, что он будет старше. Говорят, для мужчин постарше молодость жены важнее красоты и ловкости. Что там Бежка советовала? Улыбаться. Улыбаться, даже если на душе скребут кошки и хочется бежать, как от самой страшной тьмы.

Мы остановились у возвышения. Папа едва заметно подтолкнул в спину. Я присела в неловком реверансе и подняла голову.

— Вы обворожительны, — промурлыкал жених, взял меня за руку и приложил её к губам.

Захотелось отдёрнуться. Или хотя бы отереть ладонь. Почему он мне с ходу не понравился? Это неправильно, никто не должен заметить мою неприязнь. Улыбнулась так, что рот свело судорогой и, потупив взор, смущённо прошептала:

— Меня зовут Лайсве.

— Йорден Тедеску, — ответил жених, склонив голову набок. Говор-то какой гавкающий, фу! — Весьма польщён знакомством. По дороге я много слышал о вашей красоте и грации, но реальность превзошла мои ожидания. Вы просто фея, волшебная фея.

Я обернулась к папе. Что мне отвечать на эту лесть? Он повёл плечами и крепко сжал мою руку. Спокойствие внушает? Лучше бы подсказал, что делать.

— Вы тоже… очень мужественны, — с трудом выдавила из себя.

После нудного представления жениха со всеми положенными регалиями и удивительно скупого родительского благословения, папа поспешил вручить самым знатным из гостей подарки в знак уважения и жестом пригласил к столу.

— Что ж, с официальной частью покончено, — грубо наплевав на этикет, он задорно подмигнул заскучавшим за время церемониала гостям. — Давайте же начнём пир, пока мы вконец не истомились от ожидания.

Настороженно следившие за нами лорды разом расслабились и засмеялись, устраиваясь за столами. Папа умел ходить по тонкой грани между высокомерной напыщенностью знати и дерзкими выходками удалого вояки. За это его все любили. Хотелось бы и мне так непринуждённо располагать к себе людей.

Меня усадили во главе стола: по левую руку от отца и по правую от жениха. Гости ели, пили, желали долгой счастливой жизни будущим супругам. Вокруг с серебряными подносами, унося и подавая, сновали слуги в форме наших родовых цветов: голубого и белого. Сладкое южное вино текло рекой, пенился в кружках хмельной эль, перемены блюд следовали друг за другом. Я одна молчала, теребя под столом край так и не вручённого подарка. При всех как-то стыдно. А вдруг не понравится? Тогда точно засмеют. Да Йорден на меня почти и не смотрит — с кем-то из своих всё время перешёптывается. Надо попробовать завести непринуждённую беседу, попытаться понравиться. Но о чём с ним разговаривать? Не о рукоделии же и нянюшкиных сказках. А больше я ничего не знаю.

Сосед пихнул Йордена в бок. Явно намекал, чтобы тот обратил на меня внимание. Захотелось сквозь землю провалиться.

— Вы совсем не ели. Положить вам окорок или, может, овощей с грибами? Они совсем лёгкие, — Йорден расплылся в елейной улыбке, протягивая дымящееся блюдо.

— Спасибо, я не голодна.

Корсет давил так, что даже дышалось с трудом. Вряд ли бы мне удалось проглотить хоть кусок. К тому же от волнения сильно подташнивало. Ничего, нянюшка обязательно соберёт для меня ужин после пира, а Вейас стащит ночью парочку пирожков с кухни. Тогда и наемся.

— Как дорога? Понравились наши места? — невнятно пробормотала я и тут же потупилась.

Йорден кисло скривился:

— Да как может нравиться тряска по буеракам и ухабам?

Я из вежливости спросила. Ни к чему так распаляться, это совсем не по этикету. И вообще, мне всегда нравилось странствовать. Правда, ездила я разве что на ярмарку в Кайнавас и обратно в сопровождении большой свиты, без которой не могла ступить там и шагу.

— А топи? От мошкары спасу нет, хуже чем от демонов. По бурелому шею свернуть можно и себе, и коням. Ночью совсем худо становится: от холода и сырости околеть запросто. Вот у нас в степи простор бескрайний, солнце тёплое и никаких кровопийц.

Какой неженка. Мошкара и холод ему, видите ли, мешают. А как в поход придётся идти, на север самый, в царство льдов, Йорден тоже на холод жаловаться станет? Нет, я должна унять раздражение и быть кроткой. Вслух пробормотала вежливое: