Драко Малфой и Невозможное счастье - Джуд

Гарри попрощался со всеми, Драко надменно кивнул, и оба ушли. Разговор вспыхнул моментально, едва только за молодыми людьми закрылась дверь, причем заговорили все одновременно.

— Голубая, мля, рапсодия! — сквозь зубы выплюнул Грег.

— А Малфой сильно изменился со школьных времен, — задумчиво произнес Невилл.

— Между прочим, гомофобия — признак латентного гомосексуализма, — сообщила Лиди специально для Грега.

— А жалко, что такие классные парни друг с другом, — подперла щеку рукой вторая девушка в отделе, психодиагностик. — Уже две хорошие девчонки лишились пары.

— Ну, так они тоже вместе, — произнес Невилл. Все взоры обратились на него, и аврор покраснел. — Ну, это же… А вы вообще о ком?

На этом разговор прервался.

Драко, впрочем, не мог сказать с уверенностью, был ли среди них аврор Л. Джойс, впоследствии лейтенант. Может, и не был. Когда они вышли из здания Министерства Магии, в одном из офисов которого и располагался Лондонский Аврорский Центр, Драко произнес:

— Ты меня не представил.

— Я думал, ты сам познакомился, — Гарри обнял Драко и прижался носом к носу возлюбленного. — Аппарируем?

— Давай немножко погуляем, еще есть время, — отозвался Драко, прикрывая глаза. Самым прекрасным в их совместной жизни было то, насколько он успевал за день соскучиться по Гарри. И так каждый день. — Я успел познакомиться только с этим невыносимым типом, Майлссоном, кажется. Как ты с ним работаешь?

— Вот так и работаю, — Гарри разжал объятия, взял Драко за руку, и они пошли по парковой дорожке к решетчатой изгороди, что окружала здание Министерства.

— Помнится, мы с ним вроде даже подружились сначала, но как только он узнал про тебя… ну, то есть, про то, что я с парнем… он это воспринял как личное оскорбление, кажется, — Гарри хмыкнул.

— Может, он имел на тебя виды? — сухо осведомился Драко.

— Он тебя сильно обидел? — Гарри сжал ладонь Драко и поднес ее к губам, внимательно наблюдая за выражением лица своего мужа.

— Магглокровец! — презрительно фыркнул Драко. — Еще чего… А что это за история про секс три раза за ночь? Ты в подробностях расписываешь сослуживцам нашу сексуальную жизнь?

К его удивлению, Гарри рассмеялся.

— О, это такая история забавная… Понимаешь ли, как-то зашел разговор о сексе… бывает такое, когда делать нечего. Редко, правда… Ну так вот, стали выспрашивать — кажется, Грег это и затеял, — сколько у кого раз. Невилл, вздохнув, сказал, что один.

— Не думаю, что хочу это знать, — покачал головой Драко.

— Нет, ты послушай, — затряс головой Гарри. — Это и правда смешно. Девчонки отвечать отказались, помнится. Ну, кто-то говорит — два, кто-то — три. Смотрю, Грег сидит гордый… Дошла до него очередь, он и говорит — пять или шесть. Я думаю — ну ничего себе, гигант. Спрашивают меня, отвечаю — два-три раза. Парни переглядываются — явно не ожидали. Разочарованы, Грег даже сказал что-то вроде — мол, я думал, что гомики… ну, и все такое. Потом кто-то спросил — а когда именно? Я и сказал — вечером раз или два, и утром. И тут смотрю — у них лица так вытягиваются, вытягиваются, и Грег севшим голосом спрашивает — так ты имел в виду, два-три раза в день? Я говорю — да, а ты о чем? Он и говорит — в неделю!

Драко хохотал, согнувшись в три погибели. Гарри сквозь смех закончил:

— А Невилл покраснел как рак и говорит — а я думал, в месяц!

Через пять минут Гарри обнял отсмеявшегося Драко и крепко поцеловал в губы:

— Отошел?

— Есть немного, — блондин кивнул. — Аппарируем?

— А давай поедем на такси? — предложил Гарри. — Я так давно не целовался на заднем сиденье автомобиля…

— Поехали, — улыбнулся Драко.

Полчаса спустя таксист высадил двоих молодых людей — блондина в дорогом, но странном одеянии, и брюнета в куртке и джинсах — возле неприметного серого здания. Таксисту было совершенно не интересно, что это за место, и что здесь нужно двум молодым людям, которым скорее подошел бы экстравагантный ночной клуб.

В этом двухэтажном строении серого гранита, фасадом в двенадцать окон, располагалась единственная в Лондоне музыкальная школа для юных магов и колдуний.

Здесь же проводились концерты, в которых участвовали подрастающие дарования волшебного мира.

Ни единой слезинки.

Он не стал перечитывать письмо. Он понял, о чем там говорилось, с первого раза. Вместе с письмом черная, официальная до жути сова принесла посылку — маленький сверток, перетянутый креповой лентой. Прикурив сигарету, Драко равнодушно, без единой мысли в голове, поддел пальцами ленту и развязал ее. Потом открыл крышечку.

В коробке лежала кисть руки, окруженная почти невидимым полем анти-разлагающего заклятия, и потому выглядевшая до абсурдного живой — кисть, лишенная запястья, предплечья, локтя, плеча, ключицы, груди… тела… Она могла быть чьей угодно; что с того, что безымянный палец украшало — разве может что-то украсить мертвую руку? — золотое, невероятно тонкой работы кольцо — множество маленьких дракончиков, сплетенных не то в дружеской схватке, не то в танце, не то в любовном объятии. Вместо глаз у них были вставлены мелкие изумруды — раньше Драко сказал бы мерцали. Теперь они были мертвы, так же, как и сама рука. Кому нужна рука без человека? Кто додумался прислать ему это? Почему было просто не сжечь ее и не развеять пепел где-нибудь над полуразрушенным Эдинбургом?

Драко закрыл коробку и подошел к окну. Он тихо зашипел, когда сигарета ожгла его губы, и тут же поморщился — не от боли, а от противного вкуса горящего фильтра. Он притушил сигарету о подоконник, и она упала на пол, на его чудесный персидский ковер — еще одна веточка, принесенная заботливым воробушком Драко в их теплое гнездышко. Он ненавидел мусор в доме, он сдувал пылинки с каждой побрякушки из дутого стекла, что украшали каминную полку. Но не теперь.

За одиннадцать лет замок, бывший тюрьмой почти всю его жизнь, сумел стать родным и любимым домом. И вот сейчас, в одночасье, он снова стал — нет, не тюрьмой. Гробом.

Драко как-то отстранено подумал, что ведь он знал. Знал еще до того, как сова влетела в окно, понял в тот момент, когда система охранных чар оповестила, что к Имению подлетела почтовая сова. Знал, когда услышал о бомбежке Эдинбурга сегодня на Диагон-аллее, знал, когда проснулся утром, и его охватило странное сосущее беспокойство, желание выйти из дома, куда-то пойти, что-то сделать, с кем-то поговорить… то, чего ему, одиночке, уже давно не хотелось.

Наверное, знал и полтора месяца назад… точнее, пятьдесят восемь дней назад, когда Гарри простился с ним и Сольвейг и снова уехал.