Конфиденциальный источник - Йен Броган

— Это может сделать редактор. У нас всегда кто-то работает по выходным.

— Пожалуйста.

Она смотрела на меня спокойно, и в ее глазах читалось: в Провиденсе происходит не меньше двадцати убийств в год, и они не нуждаются в повторном освещении.

— Я не могу платить сверхурочные.

Я повернулась, чтобы уйти.

Но то ли Дороти понравилась моя статья, то ли она сочла, что своими страданиями я заслужила право следить за ходом событий, потому что она похлопала меня по плечу.

— На следующей неделе можете взять отгул, если вам так уж хочется выйти на работу в субботу…

Меня преследовали воспоминания: тяжесть головы Барри, терпкий запах сочащейся крови, приближающийся вой полицейских сирен. Я сидела на софе с бокалом белого вина, включив повсюду свет, и ждала прихода Уолтера.

Барри отругал меня за то, что дала телефон незнакомцу. В глазах его было беспокойство, упрек: «Как можно быть такой беспечной?» Но завтра я открою дверь в магазин, а его там больше нет. Я больше не услышу нравоучений — теперь его уже ничто не встревожит.

Я закрыла глаза и снова оказалась там, снова притаилась за стойкой с печеньем. Мелькнула грязная куртка цвета хаки, мужчина выбежал наружу. А затем он направился ко мне вдоль ряда, тот же самой человек, что нагрубил мне у молочного отдела, — ячмень на одном глазу и злость в другом.

Я вздрогнула от щелчка. Дверь распахнулась, на пороге стоял Уолтер. Он бросил на стол черную фетровую ковбойскую шляпу, поставил на пол гитару в футляре и подошел ко мне.

— Ты в порядке? Что, черт возьми, произошло?

Меня тотчас успокоила знакомая грубоватость нью-йоркского выговора. Уолтер плюхнулся на софу рядом со мной, и я рассказала ему все: о выстреле, о том, как пряталась в глубине магазина, как пыталась спасти Барри.

Уолтер родился в Южном Бронксе и раньше торговал кокаином. Насилием его не удивишь. Он слушал мой рассказ с профессиональным хладнокровием и не задавал вопросов. Когда я закончила, он поднялся, подошел к окну и ткнул пальцем в сторону магазина Мазурски:

— Там? Я думал, здесь спокойно, как в пригороде. Боже, тебе повезло, что тот тип тебя не заметил.

Уолтер вернулся к софе, но увидел пустые бокалы на столе и решил отнести их в раковину. Отказавшись от наркотиков, он не употребляет даже кофе с кофеином. Он крайне не одобряет и распитие алкоголя, не позволяет мне ни глотка вина, однако на этот раз упрекать не стал.

— Не пытайся заснуть, — сказал Уолтер, вспомнив бессонницу, которая некогда вылилась в горсти снотворных таблеток. — Я останусь с тобой.

Он налил воды в чайник, поставил его на плиту и стал ходить взад-вперед, к окну и обратно.

— Господи Иисусе, кажется, там до сих пор стоят две-три полицейские машины, — отметил он, вглядываясь в даль. — Должно быть, проверили каждый клочок земли.

— Да, место преступления оцепили.

Уолтер ничего не сказал, лишь смотрел и смотрел, заинтригованный. Он прав насчет Уэйленд-сквер. Там расположено несколько безобидных магазинов, а жителей и горожанами-то не назовешь. Не то место, где можно ожидать подобного насилия. Засвистел чайник. Уолтер заварил две кружки травяного чая и вручил мне одну. Затем сел рядом на софу и снял кожаные сапоги, аккуратно поставив их на пол. Он любит одеваться в ковбойском стиле, даже когда не играет на гитаре.

— Владелец магазина был твоим другом?

Я вспомнила, как настороженно вел себя Барри, как переживал о моем благополучии за пару минут до смерти.

— Да, хороший человек.

Уолтер обнял меня и разрешил поплакать, но я не стала. Сидела с каменным лицом, чувствуя себя опустошенной.

— Меня совсем выбила из сил эта газетная статья.

Уолтер отстранился, оперся о подлокотник и сложил руки.

— Ты поехала в редакцию, чтобы написать об убийстве?

Я пожала плечами:

— Ну да.

— А ты не считаешь, что это опасно?

— Такая у журналистов работа.

— Только у амбициозных журналистов.

Уолтер посмотрел мне в глаза. Он один знал истинную причину моего ухода из «Леджера». Там я сделала самое ужасное, на что способна журналистка. Вступила в любовную связь с Крисом Техианом, которого обвинили в убийстве делового партнера. Именно о Крисе была статья, принесшая мне премию. Уолтер списывал все на мою ранимость, на переживания из-за смерти брата Шона. Он настаивал, чтобы я научилась прощать себе ошибки. Забывать прошлое.

— Может, тебе стоит уехать из этой дыры? Возвращайся в Бостон, там будет безопаснее. Там круглосуточные магазины грабят без жертв.

— И ездить на работу в Саут-Кингстон?

Уолтер сморщился:

— Брось. Ты же ненавидишь эти провинциальные дела. Джералин считает, «Леджер» возьмет тебя обратно с руками и ногами.

Джералин, моя старая подруга из «Леджера», помолвлена с Уолтером. Поскольку я написала жесткий очерк, в котором обличалась властная сущность Криса Техиана, никто и не подумал, что я в него влюблена. Страсть вперемешку с ненавистью затуманили мое сознание.

— Они бы не пожелали моего возвращения, если бы знали, что я нарушила всякую журналистскую этику.

Уолтер взглянул вверх, словно разговаривал с потолком.

— Журналистская этика? Это оксюморон?

— Брось, ты же понимаешь, о чем я.

— Я понимаю, что тот ублюдок получил по заслугам. Мир стал чище, когда Криса Техиана посадили за решетку. Как бы тебя ни мучила совесть, давно пора с этим покончить.

Он допил чай и поднялся с софы, будто спор закончен.

— Я не могу вернуться в «Леджер».

Мой жалобный тон заставил его сесть обратно.

— Ладно. — Уверенность растворилась, и серые глаза Уолтера стали такими усталыми, словно над ним повисли проблемы, которых не разрешишь за всю жизнь. — Но ты ведь не была здесь счастлива, даже до сегодняшнего дня.

— В следственной команде Провиденса появилась вакансия, — сказала я.

— Да? — Он твердо посмотрел на меня.

Выдвину ли я свою кандидатуру? Буду ли бороться? Я пожала плечами, будто пока не уверена, хотя на самом деле только об этом и мечтала.

Уолтер молча снял наручные часы, затем все кольца, наконец поднялся, чтобы достать из кармана бумажник и ключи. Свалил все в общую кучу на журнальном столике. Я не собиралась вдаваться в подробности, а у него не было желания вытягивать из меня каждое слово.

«Что, если меня опять ждет провал?» — хотелось мне спросить. Но мы уже не раз поднимали эту тему, и я знала, что он скажет. Уолтер считал, я поступила правильно. Приговор Крису Техиану вынесла не моя статья, а правосудие. Какую бы роль я ни сыграла, с этим давно покончено, и надо жить дальше.

— Я боюсь браться за серьезное расследование.

— Знаю, — устало ответил он. — Но ты же не успокоишься, пока не докажешь что тот неудачник в Бостоне был случайной ошибкой. — Уолтер сделал пару шагов к окну, чтобы последний раз взглянуть на Уэйленд-сквер. — И если тебе так уж хочется жить в этом чертовом штате, так будь тут по крайней мере счастлива.

Я проснулась в семь утра. Мне снилось, что я пытаюсь выманить из клетки длиннохвостого попугая. Горела лампа у кровати, я спала полусидя, на животе лежал «Ньюсуик» недельной давности.

Должно быть, заснула за чтением. После смерти отца год назад я так боялась лишиться сна, что послушалась совета Уолтера и начала каждый день бегать. Теперь даже стрельба не помешала бы мне заснуть.

Однако сейчас мозг дал сбой. Я с отвращением посмотрела на окно, за которым брезжил серый рассвет, и выбралась из-под одеяла. На цыпочках пробралась на кухню за стаканом клюквенного сока мимо храпящего на матраце Уолтера. Краешком глаза я уловила те самые цвета, в которые был окрашен попугай в моем сне: ярко-зеленые и желтые перья — как лотерейные билеты, что я купила вчера у Барри и бросила на стол.

Вернувшись в спальню, я надела трико, обтягивающий топ для бега, футболку с длинными рукавами и любимую куртку, достала кроссовки. Я не стала даже чистить зубы: так хотелось поскорей оказаться на улице.

Было ясное октябрьское утро, но ноги закостенели, и пришлось пробежать пару кварталов навстречу движению транспорта, чтобы разогреться. Улицы были пусты, однако я постоянно оборачивалась, когда бежала по Батлер-авеню.

Вот и паранойя. Еще слишком рано, чтобы кто-то прочел мою статью: газету еще не развозили по магазинам. Никто не догадается, что одинокая женщина, вышедшая на утреннюю пробежку, — журналистка. Та самая, которая вызывала полицию.

Я окинула взглядом улицу. Тротуары пусты, на дорогах — ни одной машины. Сердцебиение, однако, восстановилось, только когда Батлер-авеню сменилась проспектом Блэкстоун — зеленой улицей с величественными зданиями и широким зеленым парком, который разделял километровый прогон. По утрам в будние дни казалось, будто весь Ист-Сайд прибегает сюда на работу. Однако в субботу утром здесь вообще никого нет.