Город, где умирают тени - Грин Саймон

— И теперь убийца разгуливает по городу и, возможно, присматривает себе новую жертву. Мы должны предостеречь население, — внезапно спохватилась Сюзанна.

— Поспешные новости могут стать причиной паники, — сказал Эриксон.

— Шериф прав, — кивнула Рия. — Мы должны держать язык за зубами как можно дольше. Если жизненные силы города так кардинально изменились, нам необходимо выяснить, что послужило причиной этих изменений. И чего еще можно ожидать в Шэдоуз-Фолле.

— Однажды Лукас уже возвращался из мертвых, — тихо проговорила Сюзанна. — Может, он сделает это еще раз?

— Это дает нам шанс, — сказал Эриксон. — Но особо на него рассчитывать не стоит. В летописях города есть записи о довольно небольшом количестве возвращенцев, однако я никогда не слышал о том, чтобы кто-то возвращался дважды. Ты что-нибудь знаешь, Леонард?

Эш покачал головой:

— Именно потому, что я сам мертв, я не могу быть экспертом. Твое предположение так же хорошо, как и мое. Но есть вопрос, который никто из нас еще не задал. Почему Лукаса убили именно здесь?

— Кто-то попросил его прийти сюда, — медленно проговорил шериф. — Тот, кто знал, что Сюзанны нет дома.

— Это подразумевает, что пригласившим был некто, кому Лукас доверял, — добавила Рия.

— Думаешь, он знал убийцу? — спросил Эш.

Рия пожала плечами. Эриксон задумчиво посмотрел на Сюзанну:

— Сюзанна, Лукас был твоим близким другом?

— Не сказала бы. Я достаточно хорошо знала его еще до смерти, но, вернувшись с Михаилом, он изменился, стал холоден. Мне даже не нравилось находиться с ним в одной комнате. Да и никому не нравилось.

— Иными словами, — подвела итог Рия, — недостатка в подозреваемых нет. Михаил заявлял, что пришел судить недостойных, а таковых в Шэдоуз-Фолле всегда хватало. Очевидно, один из них оказался сильнее Михаила.

2. НЕОЖИДАННЫЕ ОТВЕТЫ

Был полдень, самое время обедать, когда автобус высадил Джеймса Харта на перекрестке и с ревом поехал дальше, выдохнув сизое облако выхлопных газов. Харт огляделся в надежде отыскать признаки цивилизации, желательно — закусочной с горячей пищей и прохладительными напитками, но кругом, насколько хватало глаз, лежала земля открытая и пустынная. Никаких ориентиров — лишь две убегающие от перекрестка к горизонту дороги, на обеих пыльные, едва заметные колесные колеи, что свидетельствовало о не очень-то оживленном движении в здешних краях. Харт чувствовал сильное искушение броситься вслед за автобусом и орать, чтобы он остановился, но остался стоять. Решимость и дедушкина карта завели его в такую даль, и будь он проклят, если сейчас сдастся. Не хватало еще трепать себе нервы из-за такой ерунды: подумаешь, остался на мели за тридевять земель от цивилизации! Или из-за того, что он ничего не ел и не пил с утра, от чего желудок начал проявлять нетерпение. Рот Харта сжался в прямую линию. Плевать на голод. Плевать на усталость. После четырех дней трудного путешествия сюда он ни за что не сдастся.

Достав бумажник, он вытащил письмо деда и аккуратно развернул. Впрочем, не было особой нужды смотреть на него. Харт читал и перечитывал письмо так часто, что смог бы сейчас, наверное, пересказать его слово в слово, а вот на карту взглянуть не мешало бы. А взглянув — вспомнить, почему он оставил все, что имел и на что надеялся, и бросился на край света за призрачной мечтой. Мечтой под названием Шэдоуз-Фолл. Он внимательно всмотрелся в листок бумаги, будто пытаясь разглядеть ключ или знак, которых каким-то образом не заметил.

Бумага с годами побурела и прорвалась на сгибах. Это было послание деда его отцу, написанное таким безупречным каллиграфическим почерком, какому теперь уже никто и никогда, как ни пытайся, не смог бы выучиться. Письмо было единственной ценностью, унаследованной Хартом от погибших в автокатастрофе матери и отца. Его разум споткнулся о конец этой мысли, как с ним уже частенько бывало. Шесть месяцев как родителей нет, но Джеймсу все еще тяжело было сознавать, что их теперь никогда не будет. Что никогда больше они не поворчат на него по поводу его одежды или прически, никогда не поругают за отсутствие цели в жизни. Он был на похоронах, долго смотрел вниз, в зев могилы, одной на двоих — согласно их завещанию. Он попрощался с ними… И даже несмотря на это, частенько дома ловил себя на том, что прислушивается в надежде услышать их голоса или знакомые шаги.

Чтение завещания мало помогло. Последние деньги ушли на уплату долгов и погребальные приготовления, и единственное, что осталось, — конверт с коротеньким посвящением, написанным отцовской рукой: «В случае моей смерти этот конверт должен быть вскрыт моим сыном Джеймсом и никем другим».

В конверте было письмо деда, дающее ясные и лаконичные наставления в том, как найти маленький и труднодоступный город Шэдоуз-Фолл. Город, в котором тридцать пять лет тому назад родился Джеймс Харт и который он покинул десяти лет от роду. Город, о котором у него не осталось никаких воспоминаний.

Чистым листом была для Джеймса память о детстве — оно было для него потеряно, лишь иногда зыбко маяча в беспокойных снах, которые едва вспоминались поутру. Отец с матерью никогда не заговаривали об этом и отказывались отвечать на вопросы сына, но порой, когда родители думали, что сын не слышит, Харту удавалось подслушать короткие приглушенные разговоры. Из разговоров этих Джеймс узнал, что Шэдоуз-Фолл семья покидала в панике, преследуемая кем-то или чем-то настолько ужасным, что родители страшились намеков на это, даже когда оставались одни. Тайну они унесли с собой в могилу.

Теперь Джеймс возвращается в Шэдоуз-Фолл. И сделает все, чтобы найти ответы на кое-какие вопросы.

Джеймс Харт был человеком среднего роста и самой обыкновенной внешности — может, чуть более полноват, чем следовало, но не настолько, чтобы это так уж его беспокоило. Поводов для беспокойства у него хватало других, и это отражалось на его измученном лице и в беспокойных глазах. Одежда на нем была хоть и небрежная, но удобная, длинные темные волосы стянуты на затылке в тоненькую косичку. Несмотря на то что был еще только полдень, Джеймсу явно не мешало побриться. А еще всем своим видом он напоминал человека, приготовившегося стоять на этом самом месте столько, сколько потребуется.

По правде говоря, дело тут не ограничивалось одним упрямством. Он стоял — странник посреди бесконечности — и мучительно искал в себе ответ: в самом ли деле он хочет сделать последний шаг этого путешествия. Что бы там ни напутало родителей, вынудив двадцать пять лет назад бежать из Шэдоуз-Фолла, это было настолько ужасным, что заставило их держать язык за зубами до самой смерти. Казалось бы, у Харта достаточно серьезные основания вслепую вторгнуться на — возможно — вражескую территорию, но главная причина — огромный зияющий провал в его жизни, и ему необходимо было узнать, что он потерял. Частью того, что двигало им, центральным формирующим периодом его жизни, являлась тайна, и Джеймс должен был попытаться раскрыть ее, если хотел когда-либо прийти к согласию с самим собой. Что угодно было лучше, чем постоянный ужас незнания: кто ты и кем ты был на самом деле. Что угодно.

Харт вздохнул, пожал плечами, потоптался на месте, гадая, что же предпринять дальше. Карта довела его до этого перекрестка, но за ним ничего не было. А заключительные инструкции в письме казались и вовсе бредом. Согласно завещанию деда, все, что оставалось сделать, — призвать город, и город поможет довершить путь. Джеймс внимательно огляделся, но повсюду до самого горизонта простирался безлюдный, пустынный мир.

«Бред какой-то. Дед выжил из ума. Никакого города здесь и в помине нет».

Он вновь пожал плечами. Что за черт! Раз уж забрел в такую даль, так надо идти до конца. Восстаньте, узники реальности, вам нечего терять, кроме могильных плит… Харт аккуратно свернул письмо и спрятал в бумажник. Затем взволнованно прочистил горло словами:

— Шэдоуз-Фолл! Шэдоуз-Фолл, здравствуй! Слышишь меня? Кто-нибудь меня слышит?