Город, где умирают тени - Грин Саймон

— Я не думаю… — начал Харт.

— Ну, хорошо, давайте позовем девочек, а потом напьемся. Какая разница?

Эш взглянул на Харта:

— Вся беда в том, что он не шутит.

Внезапно в баре началась какая-то заварушка, и все трое обернулись на шум. С полдесятка шестифутовых эльфов с выкрашенными «Техниколором» шевелюрами и с избыточным весом начали толкать и пинать такое же количество медведей гризли в байкерских жилетах и цепях. Медведи стали пинаться и толкаться в ответ, и реплики, которыми обменивались те и другие, были непристойны до жути. Тяжко вздохнув, Эриксон поднялся на ноги.

— Нет покоя грешникам. А тем, кто стремится стать ими, дают лишь полшанса. Пойду-ка утихомирю народ, пока не разнесли заведение. Увидимся, Леонард. До встречи, мистер Харт. Надеюсь, все прояснится.

Широкими шагами он направился к месту разборок у стойки бара Эш уныло покачал головой:

— Соседские отношения летят к черту, Джеймс. Или же преисподняя вселяется в соседские отношения. Одно либо другое. А ведь город был совсем иным.

Харт посмотрел в глаза Эшу:

— Простите, если покажется, что лезу вам в душу, Леонард, но не скрываете ли вы что-то от меня? Ну… Понимаете… Вы не пьете, вы не реагируете на жару… И почему вы одеты в черное?

— Это траур по моей половой жизни, — улыбнулся Эш. — Да, вы правы: есть у меня то, что я не собирался вам говорить. Я возвращенец, Джеймс Я умер. Потом вернулся.

Харт выпрямился. Ему показалось, что в помещении внезапно похолодало. Он почувствовал, как напряглись мышцы живота, а волосы на загривке встают дыбом, когда понял, что Эш говорит всерьез. Харт осторожно прочистил горло, не желая, чтобы его голос дрожал. Затем спросил:

— Вы призрак?

— Нет, — снисходительно усмехнулся Эш. — Я возвращенец. Тело у меня такое же, как у вас. Только ваше — реальное, а мое — нет. Все не так просто. Я и сам этого никак не постигну. Рабочее состояние не обязательно совпадает с инструкцией по эксплуатации, так сказать.

Харт пристально посмотрел на него, и Эш мысленно содрогнулся. Он знал, что означает подобный взгляд: за ним обычно идет вопрос.

— О… — вырвалось у Харта. — И каково же быть мертвым?

— Не знаю. Я еще недостаточно долго пребываю в этой ипостаси, чтобы постичь ее внутренний смысл. Воспоминания мои достаточно смутны. Я испытал все состояния, обычно сопутствующие человеку до и после смерти: полет по длинному туннелю к ослепительному свету, громкие и загадочные голоса. Но возможно, я видел и слышал все эти штуки только потому, что этого ждал. Потому как они могли быть всего лишь отголосками родовой травмы. Вот, пожалуй, и все, что для меня значит быть мертвым: просто никогда не лезешь за словом в карман, и это очень может пригодиться на любой вечеринке, когда необходимо одной фразой снять напряжение в общении с кем-нибудь. Какая бы путаница ни царила в вашей жизни — она во всех отношениях лучше, чем моя собственная.

— Вы-то хоть помните свою жизнь, — вздохнул Харт. — В моей же десять лет как в воду канули. Леонард, а призраки… Они здесь — обычное явление? Все призраки приходят в Шэдоуз-Фолл?

— Не все и не всегда, только если есть на то серьезная причина. А что?

— Я просто подумал… Может, родители…

— Простите, — сказал Эш. — Это вряд ли. Знаете что, давайте сходим к Дедушке-Времени? В этих вещах он разбирается лучше меня. И он наверняка знает что-то о вашем пророчестве и исчезнувшем детстве. Если, разумеется, он еще помнит самого себя.

— А что, дед совсем дряхлый? — нахмурился Харт.

— Совсем.

Эш поднялся первый и терпеливо дождался, пока Харт допьет пиво. Джеймс поставил на столик пустой бокал и оглядел бар. Медведи и эльфы ушли, шерифа тоже не было. Единственный, кто оставался у стойки, — большой яркий пони, уткнувшийся носом в ведерко с шампанским: на морде размашистый макияж, а на ногах чулки с подвязками. Харт решил не спрашивать. Да и спрашивать, по правде говоря, не хотелось. Он встал, кивнул Эшу, и оба направились к выходу.

— Заглянем для начала в галерею Мощей, — сказал Эш. — И будем надеяться и молиться, чтобы старик был в хорошем настроении.

— А если — в плохом?

— Тогда будем удирать со всех ног. Косу он с собой таскает не для красы.

В морге было жутко холодно, но Рия предвидела это. Чего она не предвидела, так это того, что ждать на морозе придется около получаса. Что толку быть мэром, если ты не можешь щелкнуть пальцами и твое распоряжение тут же не бросятся исполнять? Разумеется, для Миррена, как и для большинства врачей, законы не писаны. Покрепче обхватив плечи, Рия пожалела, что не оделась теплее.

Как и все морги, этот был небольшим — двадцать квадратных футов, не более, — но лед и пушистый иней, толстым слоем облепившие стены и потолок, делали его еще меньше. Отовсюду свисали сосульки, и едва заметная дымка изморози искрилась в воздухе. Тот, кто устанавливал режим заморозки, явно перестарался. Будь в морге еще чуть холоднее, тут бы появились белые медведи и начали бы заниматься… Какая, впрочем, разница. Рия поняла, что мысль сбилась с курса, и перестала об этом думать.

На металлическом столе, почтительно укрытое простыней, как с благодарностью отметила Рия, лежало одинокое тело. Она уже видела состояние других трупов и не спешила любоваться ранами новой жертвы. Звали несчастного Оливер Ландо. Он был писателем — автором детективных сериалов шестидесятых годов. Его быстро взлетевшая звезда вскоре угасла, и к семидесятым уже никто не помнил его за исключением нескольких коллекционеров. В Шэдоуз-Фолл Лэндо приехал в 1987-м. И это было последнее известие о нем до сегодняшнего дня. Рия никогда не слыхала о писателе, пока не прочитала протокол Эриксона

Она подскочила от неожиданности, когда за спиной с лязгом отворилась дверь. Помешкав, Рия обернулась и увидела вошедшего доктора Миррена, с таким же лязгом дверь захлопнувшего, — он, однако, взглянул лишь на тело, лежащее на столе, а затем — на планшет в своей руке. Доктор Натаниэл Миррен был пухлым коротышкой чуть старше сорока со страдальческим лицом и редеющим волосяным покровом на голове. Он был резок, бесцеремонен, язвителен и отчаянно не терпел дураков. Его врачебный такт был почти болезненным. Но доктор был мастером по части диагноза и разрешения разных головоломок, и все на это делали скидки и прикусывали язык, когда приходилось просить его о помощи. Рия знала его давно. Не раз им приходилось скрещивать шпаги в Городском суде по вопросу финансирования городом различных его исследований. Каждый раз, когда ей необходимо было встретиться с Мирреном, Рия клялась себе, что не позволит ему взять себя за горло. И всякий раз ему это удавалось. Она едва не скрипнула зубами только от того, какон вошел в помещение: сделав вид, будто не замечает мэра. Она сверлила недобрым взглядом спину Миррена, пока тот гордо шествовал к столу, чтобы вперить взгляд в лежащее на нем тело, затем глубоко вздохнула и двинулась за доктором следом.

— Итак, доктор? На этот раз вскрытие обнаружило что-нибудь полезное?

— Не сказал бы, — буркнул Миррен. Уткнувшись в планшет, он нахмурился, фыркнул разок якобы от отвращения, а затем небрежно бросил планшет покойнику на грудь. Рия вздрогнула от такой бесцеремонности. Миррен стянул простыню, обнажив то, что осталось от головы жертвы, и Рии с трудом удалось удержать на лице спокойствие. Череп представлял собой месиво из дробленых костей и лоскутьев кожи, скрепленных вместе коркой запекшейся крови. Один висок был словно вбит внутрь, и черты лица стали неузнаваемы. Миррен ощупал голову со всех сторон удивительно нежными пальцами, а затем, вновь укрыв кровавое месиво простыней, подобрал свой планшет.

— Как и в случаях шести предыдущих жертв, смерть наступила в результате обширной и несовместимой с жизнью черепной травмы. Прямо какая-то бешеная атака! Исходя из результатов тщательного исследования аналогичных повреждений у предыдущих жертв, я определил, что увечья нанесены тяжелым тупым предметом, возможно металлическим, около дюйма толщиной. Я насчитал не менее семидесяти трех отдельных повреждений, причем нанесенных со стремительной частотой. Время наступления смерти я могу определить довольно точно. Часы покойного были разбиты предположительно в тот момент, когда он поднял руку, чтобы защитить голову: стрелки остановились в четыре часа десять минут. Это время соответствует и состоянию частично переваренной пищи в желудке жертвы. Вот к каким заключениям привело проведенное мной обследование. Все остальное будет уже из области предположений.