Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Эссе » Мамонты - Александр Рекемчук

Мамонты - Александр Рекемчук

Читать онлайн Мамонты - Александр Рекемчук

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 130
Перейти на страницу:

Именно она снарядила мальчика, когда он подрос, учиться в Германию, в один из старинных университетов, на юридический факультет.

Когда же он превзошел науки, помогла ему получить место в самой почтенной харьковской нотариальной конторе, у Федосеева, а позже и открыть свою.

Дед вел дела владельцев знаменитых кондитерских фабрик Жоржа Бормана и Крамского, а также богатого землевладельца Рашке — от имени этого обрусевшего немца и повелись Рашкины дачи, которые теперь, в послесоветские времена, вновь обрели это название на картах города Харькова.

Тут-то дед и построил свой дом.

Известно, что Клейнмихели опекали столь заботливо и щедро отнюдь не своих детей, а целую ораву незаконнорожденных отпрысков из Петербурга, Царского Села, Ливадии.

То есть, начисто исключается версия о том, что мой дед Андрей имел кровное родство с самими Клейнмихелями, тем более, что граф Петр Андреевич ко времени его рождения уже почил в бозе, избавясь от обременительных забот о чужом потомстве.

Я не знаю имени и девичьей фамилии матери Андрея Кирилловича, в нашем роду это сугубая тайна, известно лишь, что она была не крестьянка. Ее выдали замуж за престарелого, больного чахоткой сельского старосту Кирилла Приходько, на его фамилию и записали в церковных книгах родившегося мальчика.

Но после скорой смерти сельского старосты его вдова вновь вышла замуж. На сей раз за преуспевающего полтавского коннозаводчика Епифана Коломийцева. От их брака родились дети: Акилина Епифановна, Татьяна Епифановна, Иван Епифанович, Константин Епифанович.

Один лишь дед Андрей остался Кирилловичем.

Надо сказать, что единокровные братья и сестры вовсе не чурались приблудного первенца своей матери. Больше того, они охотно общались и дружили семьями даже в те времена, когда мой дед, выучившись в Гейдельберге, как бы кастово обособился — сделался процветающим стряпчим, обзавелся собственным домом и многолюдным семейством, — они по-прежнему встречались, надо полагать, что и бражничали вместе.

А однажды запечатлелись совместно — Приходьки и Коломийцевы — на групповом снимке, сохранившемся доселе в мамином, а теперь моем семейном альбоме: человек десять, кто с бородой, а кто с усами, кто в чопорном сюртуке с жилетом, а кто в вольготной малоросской рубахе с вышитой грудью и косым воротом (мой дед предпочел для этого случая народный стиль), кто в юбке до пят и блузке с рюшами — это я уже имею в виду женщин на старинном фотоснимке, — а кто, опять-таки, в пейзанских расшитых сорочицах, монистах рядами, прямо-таки украинский народный хор имени Веревки, вот сейчас споют, а после кинутся в пляс, вприсядку, гоп, кума, нэ журыся, туды-сюды повэрныся…

Что же касается внешности, лиц моих далеких предков, то все Приходьки и Коломийцевы были неуловимо похожи друг на дружку, еще бы, ведь там, в истоке рода, хотя и было двое отцов, но всем положила начало одна и та же таинственная женщина.

Однажды, когда вместе с мамой и Луизой и всем своим выводком я пришел в гости на улицу Кирова в Москве к троюродной сестрице Милочке Бычковой, ее бабушка Киля, тетя Киля, то есть Акилина Епифановна Коломийцева, глянув на меня — а я к той поре уже вошел в годы, взматерел, облысел, обзавелся брюшком, — глянув на меня, тетя Киля всплеснула руками и ахнула:

— Андрюша!..

Моя мама строго поправила ее, выжившую на старости лет из ума:

— Тетя Киля, это не Андрюша, это — Саша, мой сын…

Но тетя Киля, отмахнувшись от нее, как от мухи, приблизилась ко мне, рассмотрела получше и вновь пораженно вымолвила:

— Андрюша…

Она признала во мне своего единокровного старшего брата Андрея, Андрея Кирилловича Приходько, моего деда.

Эти родственные связи не прерывались и в новых поколениях

Помню, как перед самой войной мама повела своего нового мужа Ганса на смотрины к родне на Москалевку, меня взяли с собой.

Родня жила в такой же хибаре, как та, что досталась Приходькам на Малиновской, но мы к той поре уже перебрались в приличную квартиру на улице Дарвина. А Коломийцевы ютились в хибаре на Москалевке, дядя Ваня и дядя Костя, я хорошо это запомнил, потому что и мама, и Ганс, и я одинаково называли их дядей Ваней и дядей Костей, но маме-то они, действительно, приходились дядьями, а нам — кем?..

В застольной беседе взрослых, под горилочку, которую и наш Ганс пил исправно, зашла речь о дальнейших ответвлениях рода. И дядя Ваня вспомнил племянницу Вальку, дочь дяди Кости, как она, пионеркой, в красном галстуке, кричала стихи со сцены заводского клуба, и как ей горячо рукоплескали, ну, девка, ну, егоза, вот вырастет, выучится — станет артисткой!

Мне было очень интересно слушать все эти речи, потому что к той поре я тоже был пионером, носил красный галстук, и мне тоже очень хотелось, выучившись, кем-нибудь стать…

Много позже, осенью 1953 года, мне дали командировку от Журнала «Смена» во Львов, где предстояло встретиться с набирающим известность молодым украинским поэтом Дмитром Павлычко, написать о нем очерк, а заодно перевести для журнала несколько его стихотворений.

Эта пора моей жизни была горька.

Я окончил Литературный институт, но никак не мог устроиться на работу. Подводила анкета: расстрелянный в тридцать седьмом отец, отчим с нерусской фамилией, тетки за границей, мать, исключенная из партии, у самого строгий выговор с занесением… Кому я такой был нужен? Перебивался случайными заданиями редакций, целый год мытарился в многотиражке «За газификацию». Творческие дела тоже были не ахти: стихи не шли, муза покинула меня, а охота к прозе еще не проснулась… Семейная жизнь разладилась, я был одинок. Это совсем опустошило душу, я стал крепко попивать, а ведь мне тогда было всего лишь двадцать пять лет!

Узнав о том, что я еду во Львов, мама сказала: «Да ведь там живет Валя Коломийцева, дочь дяди Кости, твоя тетка! Она теперь прима театра имени Заньковецкой, на главных ролях, заслуженная артистка, а ее муж — главный художник театра… Я сегодня же позвоню во Львов, скажу Валентине, чтоб присмотрела там за тобою!»

Уж не знаю, какие страсти наплела она в телефонном разговоре с нею.

Но Валентина Коломийцева встретила меня, как родного, поселила в своей роскошной квартире в центре Львова, кормила-поила, а сверх того каждый вечер вела в театр смотреть спектакли со своим участием.

Там из вечера в вечер шло одно и то же представление — пьеса Яниса Райниса «Вей, ветерок!». Тетка играла главную роль, ходила по сцене в латышском национальном костюме, в головном уборе наподобие кокошника, и то ли пела, то ли декламировала нараспев, в переводе на украинский язык, песню: «Вий, витэрэць! Плый, мий човэн…»

Сидя в первом ряду, я гордо оглядывался на сидящих в зале: между прочим, это моя троюродная тетя, смотрите, какая она красавица, а как играет!..

Валентина Коломийцева, действительно, была редкой красавицей: высокая, статная, белокурая, голубые глаза, сахарные плечи, оголенные в роли, движенья павы.

Вообще, хрен знает, откуда в нашем роду повелись такие ослепительные, полные аристократизма женщины, ведь мужики-то у нас попроще, хотя тоже молодцы.

Царственность, исходившая от нее на сцене, несколько подавляла меня в домашних условиях, когда она вечерами, после спектакля, запросто беседовала со мною, сидя в кресле, накинув ногу на ногу, а я напротив. «Давайте выпьем водки!» — иногда предлагала она. Прислуга, старая полька, приносила бутылку и рюмки. «Вы читали Винниченко? — спрашивала тетка. — Это запрещенный у нас писатель, потому что он вожжался с Петлюрой, а позже эмигрировал… Я дам вам его роман, правда, местами он неприличен, и потом — это в оригинале, вы читаете на украинском?»

Между прочим, старший брат Валентины Константиновны тоже в своей время эмигрировал, ушел в Югославию — он был белогвардейцем, — и с тех пор ни слуху, ни духу.

Но, слава богу, это не повредило ее сценической карьере.

Еще я забыл пояснить, что мужа тетки в это время не было во Львове, он оформлял спектакль на выезде, в столице, в Киеве. Его тоже звали Валентином. Валентин и Валентина, как у Рощина. А детей у них не было.

Однажды к обеду пришла теткина подруга Маша.

Я давно размышлял над тем, почему у красивых женщин почти всегда в подругах ходят невзрачненькие особы? То есть, ответ, как будто, ясен: чтобы эти невзрачненькие оттеняли, делали еще ослепительней красоту той, что красива. Но вопрос имел и другой смысл: а уж им-то, невзрачненьким, зачем эта роль — быть лишь фоном для сверкающего диаманта? Им-то что за прок от такого соседства?

У подруги было заурядное, хотя и приятное личико. Стройная легкая фигура. Дело в том, что Маша была по профессии тренером, работала в школе спортивной гимнастики, и среди ее питомцев, как я узнал позже, были очень известные гимнасты, даже один олимпийский чемпион.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 130
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Мамонты - Александр Рекемчук торрент бесплатно.
Комментарии