Адвент. Повесть о добром пастухе - Гуннар Гуннарсон

Он спал? Ему приснилось? Или в дверь действительно стучали? Должно быть, спал, потому что у двери оголтело лаял Лев. Но явно не приснилось: снова постучали, три удара с равными промежутками. Бенедикт вскочил и открыл дверь. Стучал местный парнишка Нонни с Горы.

– Ты случайно не видел наших жеребят? – спросил он.

Бенедикт действительно заметил лошадиные следы, особенно ниже, вдоль реки, но также и в других местах. Самих лошадей он не видел, значит, поблизости их не было. По правде сказать, он тут же об этом забыл – ему и в голову не могло прийти, что кто-то держит молодняк на выгоне в это время года.

– Парень, неужели твой хозяин считает, что тебе хватит возраста и опыта, чтобы в одиночку лазить по горам зимой?

Нонни с Горы отвечал, что справляется не хуже других. «Может, оно и так», – подумал Бенедикт, но все равно он слишком юн. И раз уж они встретились, он почувствовал некоторую ответственность за Нонни. А если он, Бенедикт, наутро уйдет, не позаботившись о Нонни и его жеребятах, а вернувшись домой через несколько дней, узнает, что Нонни все еще где-то в горах, – и что тогда? К тому же пусть Железяка отдохнет еще денек.

– Посмотрим завтра, – сказал он, наливая мальчику кофе.

– Разве у тебя есть время, чтобы искать со мной? – прямо спросил мальчишка; хитростью он явно не отличался.

– Да что время, время… – пробурчал Бенедикт. Ему это было по душе, но в то же время досадно, что паренек явно не рассчитывал на его помощь.

Суббота ушла на поиски лошадей. Найти их удалось не фазу, пришлось потрудиться. Утром в воскресенье Нонни отправился домой, вместе с жеребятами и приветами от Бенедикта. «Пусть все увидят, что неделя прожита ненапрасно, хоть я и недалеко ушел», – оправдывался Бенедикт перед самим собой.

Теперь он собирался пойти дальше в горы – туда, где нет ни дорог, ни тропинок. Но он еще чувствовал усталость в ногах, и не собрался с духом для больших дел. К чему скрывать, неделя выдалась тяжелая. Но то ли еще ждет его впереди.

Так странно осознавать, что раньше в этот день он иногда уже возвращался домой, все трудности были позади, овцы (больше или меньше) спасены, а он сидел, наполненный благодарностью и ощущением святости, в маленькой церкви и слушал, как священник рассказывает историю о лепте вдовы или о знамениях в солнце и луне. «И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится» [8] .

Было время, когда Бенедикт и сам испытывал уныние, нет, страх перед смертью и даже перед жизнью. Пожалуй, прежде всего перед жизнью. Да, страх. Но это было давно. Теперь его страх спрятан где-то меж гор. А внутри у него и вокруг него обычно тишина. Такая тишина, какая бывает только в горном чертоге.

С тяжелыми мыслями собирал Бенедикт свою котомку. Нужно взбодриться и отправиться дальше в горы. Еще не закончив сборы, он встал и вышел проверить погоду. А кто это там на другом берегу реки? Люди и кони, так и есть. Похоже, почта переправляется. А дальше как? На этом берегу его никто не встречал со сменными лошадьми. Бенедикт заторопился в дом, поставил чайник. Но почтальон не захотел остановиться, у него были сани и помощник, чтобы их тащить.

– День короток, Бенси. А лошади мои где-то задержались. Наверное, застряли в сугробе. Нам нужно к ним поторопиться.

На другом берегу реки почтальона ждал его помощник. Бенедикт и перевозчик, Грим с Ледника, стояли и смотрели, как бывалые странники удаляются в своем удивительном непостоянстве, один – на север, другой – на юг. Грим не отказался выпить чашку кофе, раз уж он готов, – нельзя пренебрегать Божьими дарами.

– Вижу, ты здесь поселился и гостей принимаешь, – сказал он веселым голосом. – Мы смотрим на дым из твоей трубы уже целую неделю, – добавил он, сбросив принесенный мешок с углем у печурки. – Боялись, что у тебя запасы на исходе, вот я и принес. За огонь ведь у нас я отвечаю. А по какой надобности ты, собственно, здесь бываешь?

Бенедикт рассказал, что он, как обычно, пошел в горы, но случилось то-то и то-то, и теперь дни проходят, а дела, в общем, не делаются, и это понятно, в такую-то погоду.

– Хорошо устроился Хакон, – вырвалось у Грима. – А о паршивцах с Горы и не говорю.

– Н-да, но овцы и лошади есть овцы и лошади, – неопровержимо возразил Бенедикт. – За одним следишь, но и другое нельзя упускать. И разве мне лучше от того, что я нахожу то одну, то другую заблудшую овцу, если целые отары пропадают? Хакон свою нашел, но это было нелегко, и не окажись рядом Лев, Железяка и я, еще неизвестно, как бы все обернулось. Вот так, Грим. Но и ты поступил бы так же.

– Нет, черт меня возьми!

– К тому же мне не придется искать там, где мы уже все облазили, – закончил Бенедикт свою речь.

– А ты, как пить дать, всех своей едой кормил? – спросил Грим. Он со многим был не согласен.

– Ну да, я обычно запасаюсь где-то на полмесяца, если не больше, и Хакон хорошо это знает. А еще они всю дорогу от Края несли мешок с сеном для Железяки.

– Велика важность, – мрачно покачал головой Грим, он прихлебывал кофе из блюдца и изо всех сил сосал кусок сахара. – Ты измотан, это видно. И что за обращение с Железякой, позволь спросить? Многих, доложу тебе, обвинили в нарушении закона о защите животных и за меньшие проступки. Он ведь носится очертя голову, пока не выбьется из сил. Как и некоторые другие. И ты это хорошо знаешь. А разве не ты за него отвечаешь? Сейчас мы привяжем мешок сена к подпорке, вот так. Железяка умный, он не объестся и ничего не испортит. Приготовим ему вдоволь воды и принесем подстилку. Теперь он вполне продержится один-два дня. А ты пойдешь со мной и выспишься в тишине и покое. Ты сможешь принести еще мешок сена для Железяки, и тебе не придется заботиться о еде. И никаких возражений. Мы уже и так здесь много плохого наговорили, а ведь зима еще в самом начале, и сегодня День святой Марии [9] .

Переправа через Ледниковую реку – когда нужно сначала протащить лодку против течения, а потом переплыть по диагонали – это все равно что плавание в другую страну, если не в мир иной. И невольно спрашиваешь себя – а как же переплыть обратно? Но усталость Бенедикта оказалась сильнее его страха. По дороге к хутору, который скрывался за холмами, защищавшими от самого сильного северного ветра, он шел как в тумане от навалившейся на него сонливости. Во дворе он обернулся и посмотрел назад, его хижины не было видно из-за холмов, только западные горы стояли на своем месте, но какие-то удивительно далекие и неприступные. Бенедикта пробрала дрожь – он должен быть там. Он едва успел раздеться и провалился в сон. Теперь он очутился среди своих гор, нашел овец и возился с ними, никак не мог собрать, Железяка и Лев тоже там были, но потом вдруг пропали. Он один управлялся с целой отарой овец, одни ленивые, другие необычайно пугливые, вокруг него кружила вьюга, под ногами – бездонные рыхлые сугробы – и поблизости он чувствовал присутствие человека, желавшего ему и добра, и зла одновременно, незримого не только из-за метели. Чего он от него хочет? И во сне он хорошо знал, что время идет, оно не стоит на месте, бежит без устали, никому не позволяя остановить свой бег, таинственное, как ледниковый поток. Но спящий преодолевает время, словно мертвый.

Бенедикт очнулся от неспокойного сна в комнате, наполненной лунным светом. Значит, ночь. Он чувствовал, что выспался и отдохнул. Вдруг его словно кто-то подтолкнул, он вскочил с кровати и разбудил спавшего рядом мальчишку – слегка потряс его за плечо. Они оделись, молча сидя друг перед другом, бесшумно прокрались в носках за порог комнаты, чтобы никого не потревожить, мальчишка хотел было вскипятить воду, но Бенедикт попросил его этого не делать:

– Подожди, попьешь, когда вернешься, а сейчас времени нет, мы торопимся.

Они вышли во двор, перешептываясь как заговорщики. Бенедикт не находил покоя.

– Глянь-ка, луна движется, и я хочу пойти с ней на перегонки. К рассвету я буду уже на полпути до другой хижины, а к вечеру доберусь и до своей.

Мальчишка протер глаза – никак не мог понять, о какой хижине идет речь.

– Я имею в виду свою нору в горах, – пояснил Бенедикт.

Набитый сеном мешок стоял прямо у двери кладовки, мальчишка подхватил его на плечо. Если бы хозяева не спали, они собрали бы Бенедикту еды с собой, но теперь придется как-нибудь обойтись. При таком лунном свете можно хоть воздухом питаться, так что он справится. «Горные дороги укрепляют ноги…»

Они встали на лыжи и покатились в лунном свете по седому ледяному простору. Все дороги высоко в горах как будто ведут к неизвестной цели, которая и есть суть, она движется, но в то же время неподвижна и конечна. Вскоре они добрались до реки. Шли они быстро, Лев летел стрелой, лая от удовольствия.

Затем они переправились через реку. Бенедикт помог подтащить лодку вверх по течению и, переложив мешок с сеном себе на плечи, оттолкнул ее от берега.

– От всей души спасибо тебе, удачной переправы и передавай от меня привет своим.