Посредники - Зоя Богуславская

Валда уверяла его, что и сейчас создается вечное и что поток информации и технический прогресс тому не помеха. Но это она только так говорила.

Сидя за рулем, Родион в зеркальце разглядывал Олегову Валю и не мог не признать, что она оказалась классная девчонка. Родион вообще-то с такими девчонками не знался. Она скорее походила на иллюстрацию к журналу. Во всяком случае, в те времена такие девочки встречались не часто. В брючном костюме, с блестящими, яркими губами и какой-то двухцветной стрижкой, с коралловыми сережками в маленьких ушах, она положительно нравилась ему. Да, Белесый не промахнулся.

Родион летел сквозь жару, чтобы наконец увидеть дорогие ему места. Ему казалось, что он откроет ребятам что-то важное и что это важное еще больше сблизит их всех... Стоило ему представить старинный сумеречный пруд со склонившимися к нему отцветающими липами, силуэт дворца, отражающийся в нем, ветхий мостик на возвышении, как он чувствовал всем своим существом нетленность, несмываемость почерка человеческого.

— У этого чертова графа, — проговорил он ликуя, — особое отношение к дороге было. Учел все. И общий вид, и каждый уголок в отдельности, а? Вот смотрите!

Долгожданный мостик вынырнул из тени деревьев, Родион притормозил, они выскочили из машины, и им открылись как на ладони сверкающая поверхность пруда, островок посредине, аллея со столетними липами, ограда парка с коваными решетками и вазами на столбах...

— Дорога-то раньше шла ко дворцу Растрелли, на Перово, — прожурчала Валентина.

Она стояла сзади, с Олегом. Родька даже не понял, о чем она. Потом спохватился.

— Какой Растрелли? Это же все крепостные строили. И пруд, и архитектурный ансамбль. Предание гласит — за одну ночь пруд был вырыт людьми, спасшимися от чумы тысяча шестьсот пятьдесят пятого года.

— Нет же, — засмеялась Валентина. — Это действительно легенда. Здесь работали профессиональные художники, архитекторы и вольнонаемные люди.

Пара туристов обернулась и беззастенчиво пялилась на Валентину.

— Это тоже гипотеза, — обиделся Родион. Он скосил глаза на Валду — она сейчас во все глаза лупилась на Олегову партнершу. — А Растрелли при чем?

— Он соседний дворец строил, не этот, — пояснила Валя. — Я же говорю, эта дорога вела в Перово. А вон то село подарила императрица Елизавета Петровна своему любовнику Разумовскому. Здесь для ее фаворита и был выстроен дворец. Императрица сама часто в нем жила. С наследником. Летом, конечно.

Вот так она кидала ежеминутно. С милой шуточкой, как будто она с пеленок знала каждую достопримечательность Кускова. Олега все это не задевало, а Родион почему-то слинял начисто.

Когда они вошли во дворец, Валя онемела. Она совершенно не ориентировалась в расположении залов, картин, точно не была здесь никогда.

— Я здесь и на самом деле впервые, — захохотала она, запрокидывая стриженую голову. — Правда, правда.

— Как это? — поразилась Валда. — А все сведения у вас? Из книг?

— Вовсе нет, — еще сильнее залилась Валентина. — Мы по парку много гуляли. С одним человеком — большим знатоком. А дворец закрыт был.

Тут-то Родион и взял реванш.

Он рассказал им о шпалерах, вытканных из толстой крученой крашеной шерсти с тысячью оттенков. Из этой же шерсти портрет Екатерины II в золотой раме. Показал Малиновую гостиную, в которой некогда сверкали малиновые штофные обои. Он ошеломлял деталями, сопоставлениями. Точно эксперт-искусствовед, он анализировал рисунок дубовых фламандских кресел, объясняя, почему они принадлежат к середине семнадцатого века, а не к восемнадцатому, когда создавался дворец, что обивка кресел сохранилась той же, что при чопорных гостях графа Шереметева.

— Вот здесь на камине, — показывал Родион, подражая манере гида, — в наборной крышке из дерева панорама Кускова середины восемнадцатого века, а вот, — подводил он их к столу для хранения нот, — шедевр инкрустации, уникальное произведение искусства...

Валда шла за ним чуть дыша, немая от изумления и восторга, и Родион ощущал тот подъем душевных сил, который может даже заурядного человека преобразить на одну какую-то минуту в сверходаренного. А ему отпущена была не одна минута.

Потом они пили в маленьком летнем кафе фруктовую воду и закусывали яичницей с сосисками. Они спорили, острили, волны беспричинного безудержного смеха захлестывали их. Посреди всего этого Родион вдруг увидел за соседним столиком девчонку. Лет шестнадцати. Беловолосая, в очень открытом сарафане, и с нею неприятный, с выступающими зубами парень, с которого она глаз не спускала. Где-то он видел эту малявку. Лицо с припухшими веками над темно-серыми кроличьими глазами.

— Доедайте и пойдем, — услышал он слова Валды.

На тарелке Валентины оставался кусок яичницы и полсосиски.

— Жарко, — отмахнулась та и отставила тарелку. — Двинулись? — она приподнялась.

Валда посмотрела в сторону стола и каким-то странно замедленным движением, как в кинематографе, вынула из стаканчика две салфетки, собрала вилкой остатки с тарелки Валентины и завернула.

Все тягостно молчали.

— Что ж, накормим этих кошек за всех других, — кинул Родион. — Идемте же! — Его уже неудержимо тянуло вон из кафе.

— Да, конечно, — пробормотала Валда. — Покормим кошек. — Она оглядела каждого по очереди. — Когда я была маленькая, у нас  с т о л ь к о, — она вытянула ладонь вперед, — и на четверых не было.

«То-то и оно! — подумал Родион. — А ты про шторы, вензеля. Где тебе докопаться до ее психологии».

На улице, обернувшись, он в окне снова увидел знакомую девчонку. Парочка допивала кофе. Теперь он вспомнил наконец! Галина Рожкова. «Потерпевшая», зазноба Мальцова. Значит, в Кусково ее занесло. И с этим зубастым парнем. Кто бы мог подумать...

Через полчаса они лежали в траве на лесной поляне. «Крокодил» отдыхал рядом в тени. Пахло черникой, теплым мхом и дымом из дачного поселка.

Возбуждение Родиона не утихало. Он говорил без умолку. Все они — и Валда, и Олег с его дивной актрисой — были ему родные в доску. Он любил их вселенской любовью и благословлял час, когда ему пришла идея прокатиться вместе в Кусково.

— Ну, обними меня, — просила Валда.

Он стискивал ее плечи, перебирая горячие волосы.

— Маленькая моя, — шептал он, дурея. — Миленькая.

На обратном пути они проехали по окружному шоссе на Клязьминское водохранилище, выкупались. Купались много, долго. В наступившей полутьме слышались голоса, летели брызги. Родион вылез на берег и видел белые призраки, настигающие в воде друг друга. Ах как клево все-таки жить, когда выкупаешься, когда твоя девчонка рядом и ты поворачиваешь ее к себе, осторожно вытирая ее шею, грудь своей рубашкой.

В понедельник Родион в третий раз должен был встретиться с Василием Мальцовым.

По дороге в прокуратуру он тщетно пытался побороть праздничный настрой души, чтобы разжечь воображение, вызвать в себе интерес к этой истории. Уж очень полярны были проблемы этого парня и его собственные. У Родиона возникло чувство, что он чем-то даже марает свои святые отношения с Валдой, вникая в переливы неблаговидной связи Мальцова с Галей. Ему захотелось покончить разом это неприятное дело. Пусть Мальцов заработает наказание, которого сам добивается.

«Сегодня же подведу черту, — подумал он. — И отчитаюсь перед Федором Павловичем».

В комнате следователя жара прокалила подоконники, шкафы, даже вода в графине помутнела. С отвращением он в который раз перелистывал дело, первые допросы, снятые со свидетелей, Мальцова, «потерпевшей» Гали, которая преспокойно развлекается с другим. Папка была противно теплая, хотелось пить, но вода казалась несвежей. Ожидание становилось все тягостнее. Пришел следователь, сел за соседний стол, закурил сигарету и углубился в чтение протоколов. Казалось, Родиона он во внимание вообще не принимал.

Родион тяготился все больше, проклиная запаздывавшего Мальцова. Он заставил себя думать о завершении всего этого постыдного этапа ученичества и о том времени, когда наконец-то он перейдет на стажировку в адвокатуру. Затем вступит в коллегию адвокатов, и ему начнут поручать  н а с т о я щ и е  д е л а.

За соседним столом тем временем уже шла своя жизнь. Являлись с показаниями вызванные на сегодня свидетели. Они отвечали, следователь записывал услышанное, все шло у того как надо, и Родиону было стыдно, что сам он сидит бездарно за пустым столом и теряет авторитет.

«Совсем обнаглел, — подумал он о Мальцове. — Если не под стражей, значит, можно черт те как вести себя».

Прошел целый час, когда в комнату неожиданно вошла мать Гали.

— Федора Павловича где можно найти? — торопливо проговорила она, не здороваясь.

— Не знаю, — отрезал Родион. — Вашим делом занимаюсь я.