Проклятие многорукой дьяволицы - Роман Рязанов

швырнул Ойбеку пригоршню золотых монет – все они оказались в потных ладонях чайханщика. Когда же его ночной благодетель принялся завязывать кошель, ещё одна золотая монета выпала оттуда.

– Можешь подобрать её, – кивнул он чайханщику. – Она тоже твоя.

Мелко, подобострастно захихикав, тот наклонился, чтобы отыскать монету. Ойбеку уже удалось схватить её, когда вдруг он понял, что не может подняться и даже вздохнуть. Монета выскользнула из его пальцев и укатилась, а чайханщик в отчаянии хватал ртом воздух, в то время как обманчиво мягкая ткань платка всё сдавливала и сдавливала его горло…

6

На следующий день Рахматулло поднялся довольно рано и едва ли не сразу принялся заниматься мелкими делами по дому – убитая горем вдова пока что ни находила в себе сил браться за хозяйство. Рахматулло покормил и почистил своего жеребца, стоящего на привязи у ворот дома Адолат, натаскал воды из арыка, залатал дыру в прохудившемся заборе вдовьего дома. За этими заботами минул полдень. После полудня бухарский купец, замесил тесто и принялся печь лепёшки в тандыре – ещё у себя дома в Бухаре полюбил он это, в общем-то, не мужское занятие. Когда лепёшки были готовы, Рахматулло отведал их и уговорил съесть немного ещё не до конца пришедшую в себя Адолат. Котда трапеза была совершена, купец направился к вечернему намазу в квартальную мечеть, где немного послушал местного молодого имама. Возвращаясь из мечети, Рахматулло проходил мимо чайханы Ойбека и обратил внимание на то, что хозяина нет на месте, и чайхана заперта, а вокруг топчется несколько стариков, по всей видимости, завсегдатаев.

– Прохожий, ты не знаешь, куда подевался наш чайханщик Ойбек? – осведомился у купца Рахматулло один из них. – Мне сказывали, ты вчера заглядывал в нашу чайхану.

– Почём же мне знать, почтеннейший? – живо откликнулся Рахматулло. – Да, вчера я заходил в вашу весёлую чайхану и немного поболтал с уважаемым Ойбеком. Судя по нашим вчерашним душеспасительным беседам, ваш чайханщик решил отправиться в хадж в Мекку. Или, возможно, в землю Миср за тростниковым сахаром! – пошутил он, весело расхохотавшись, и двинулся дальше. Старикам осталось лишь проводить странного приезжего недоуменными взглядами.

На следующий день Рахматулло решил не откладывать посещение самаркандского базара, куда и отправился сразу после завтрака, состоявшего из куска вчерашней лепёшки и пиалы зелёного чая.

На базаре внимание бухарского купца привлёк худой, оборванный дервиш в лохмотьях, возле которого стояла миска, куда желающие бросали мелкие монеты. Влекомый жалостью, да и любопытством, чего уж скрывать, Рахматулло подобрался к дервишу поближе.

– Помолись за меня Аллаху, добрый человек, – проговорил он негромко, опуская в миску для сбора подаяния несколько мелких монет.

– Поздно, поздно молиться Всевышнему! – заскулил в ответ дервиш. – Ибо было мне видение, – заговорил он ещё громче, упав на спину и принявшись кататься по земле. – Тёмной ночью явилась в Самарканд гуль – дьяволица ([13]). И сидела та дьяволица верхом на льве, и лев её алкал человеческой крови. И было много рук у той дьволицы! И в одной руке держала она отсечённую голову врага, правоверного мусульманина! А в другой руке её был меч, а в третьей руке – петля, дабы душить добрых мусульман, и улавливать души их на том свете, препровождая их в ад. И ещё держала та дьяволица чашу с вином, мерзким вином и пила его своим устами богохульными! И рекла сими устами: «Погибель, погибель городу Самарканду!» И смех лился из уст её! И завтра дьяволица эта пустится в пляс! – кричал дервиш.

– И от пляса поднимется смерч, и разрушит славный город Самарканд, – продолжил про себя купец Рахматулло, отходя от дервиша прочь. Купец почитал людей-подвижников среди суфиев, но он также знал, что немало встречается среди тех, кто носит грубую накидку из верблюжьей шерсти, и мошенников, и обманщиков, и попросту людей, одержимых на деле злыми духами. Похоже, дервиш, сидевший на самаркандском базаре, принадлежал к числу последних. Рахматулло отошёл от него прочь, и желание сыпать деньги в миску для подаяний у него вовсе исчезло. Но вопли дервиша вновь подтолкнули купца к размышлениям. Многорукая дьяволица, сидящая верхом на льве… с отрубленной головой и чашей с вином… Где-то он уже слышал об этом? Но где?

Занятый собственными мыслями, купец Рахматулло углубился в толчею базарной толпы, не обращая внимания на царившую кругом людскую сутолоку. От размышлений его отвлёк зазвучавший прямо под ухом звонкий голос мальчишки-водоноса:

– Правоверные, купите воду! Моя вода сладка, как щербет и холодна, как лёд! Мой отец добывает воду из подземного источника, подобному источнику Чартак! ([14]) Только он один знает дорогу туда! Купите воду, правоверные!

– Налей и мне, кувшинчик воды, малыш! – обратился к водоносу купец Рахматулло, желая глотком свежей воды прогнать чёрные мысли.

– Самая вкусная вода для нашего гостя их Бухары, – ответил мальчик чуть тише, озорно улыбаясь.

– Откуда ты знаешь, что я из Бухары?! – поразился Рахматулло, невольно отпрянув назад

– Ведь ваше имя Рахматулло, уважаемый? Один купец из Дели, из страны Хиндустан, просил меня найти вас в городе и передать, что он остановился в караван-сарае, том, что неподалёку от мечети Биби-ханым ([15]), и что он будет ждать вас сегодня после вечернего намаза. И он скажет тебе самое важное, что ты сейчас хотел бы знать – спокойно заговорил в ответ мальчик. – А, теперь, покупатель, я налью тебе глоток воды, сладкой, точно щербет при дворе амира и прохладной, словно лёд на горных склонах Бадахшана! – продолжил юный водонос обычным голосом базарного зазывалы и налил воду в глиняную флягу купца. Тот сунул юному торговцу деньги, а затем кинулся за ним следом:

– Скажи, мальчик, как выглядел этот купец? Что он ещё просил тебя передать? О чём самом важном для меня идёт речь?

Но мальчик, словно исчез в толчее базара. Рахматулло принялся было искать его, как вдруг, будто бы отовсюду послышались звуки труб и зычные возгласы глашатаев:

– Кадий Абдуррахман идёт! Дорогу кадию Абдуррахману! Кланяйтесь, правоверные, светочу ислама!

Базарная толпа немедленно поредела, и люди, стоявшие в ней, преклонили колени. Купец Рахматулло последовал общему примеру, желая, впрочем, разглядеть кадия получше. Наконец, в окружении двух дюжих стражников, появился низенький старичёк в зелёном тюрбане. Лицо его могло показаться совсем уж простым и даже детским, если бы не проницательный взгляд серых, немного водянистых глаз. Также, как удалось заметить бухарскому купцу, приплюснутый нос кадия украшало приметное родимое пятно.

– Вот он, наш кадий Абдуррахман! – восторженно зашептала какая-то женщина, стоящая рядом с Рахматулло. – Он не прячется от народа