Золотой плен - Патриция Кемден

Он подавил в себе невольное восхищение. Сестра турецкой подстилки, – сказал он себе, – не заслуживает ни доверия, ни восхищения.

Но, подойдя ближе и прочитав страх в глубине огромных колдовских глаз, он почувствовал, как в крови забурлило дикое, горячее желание. Она было отшатнулась, но платье пригвоздил торчащий в двери нож. Бекет сцепился с ней взглядом и начал неторопливо стягивать перчатки, намеренно дразня ее. Заткнув их за перевязь и все так же, не сводя с вдовы глаз, он наклонился и пощупал пульс на шее французского дезертира: мертв.

Он отодвинул тело в сторону, выпрямился и протянул руку к ножу. Вновь на миг, встретившись с ней глазами, заметил, что на точеной шее бьется жилка, влажные коралловые губы чуть приоткрыты от страха и золотистые искорки пляшут в копне густых волос. Господи Иисусе, мыслимо ли предпочесть перезрелые прелести Лиз Д'Ажене этой чарующей красоте?

Бекет выдернул нож и отбросил его; она растерянно заморгала, когда тот зазвенел об осколки посуды на полу.

– Мадам, – вымолвил он, – помнится, вы хотели найти письмо.

Глава II

Письмо... Она кожей почувствовала жесткий лист бумаги, запрятанный в нижнюю юбку. Как же быть? Ей надо выиграть время.

– А что будет с ним? – Стараясь не смотреть в ту сторону, она кивнула на труп дезертира.

Он пожал плечами.

– С ним теперь все в порядке.

– Я не о том! Вы хотите оставить мертвеца у меня на кухне?

Он выбросил вперед руку и цепко схватил Катье повыше локтя, не давая ускользнуть. Большой палец впился в нежную кожу на тыльной стороне предплечья, и рука мгновенно онемела.

– Пусть вороны его склюют, мне наплевать! Через несколько часов кругом будут тысячи мертвых тел, а среди них, возможно, и мое. Но сейчас меня занимает одно: местонахождение вашей сестры и ее любовника. Месяц назад мы напали на их след: они скрывались на постоялом дворе близ Реймса. Однако им снова удалось скрыться. А человека, выследившего их, нашли мертвым. Где она?

– Да откуда мне знать?! – сорвалась Катье. – Я же не слежу за ней, как вы и французы!

– Письмо, мадам! Я не намерен терять время! Может, подсунуть ему какое-нибудь старое и отделаться? Она повела плечами.

– Пойду поищу... Вероятно, оно у меня в столе, в гостиной.

Она высвободила руку и поспешно вышла из кухни. Сестра и ее любовник, сказал он. Ох, Лиз, вечные твои амуры!Сзади на лестнице раздался топот сапог.

– Я принесу его сюда, – проговорила Катье, скрывая дрожь в голосе.

Англичанин и не подумал остановиться. Смотрел на нее, не мигая, своими синими глазами и продолжал подниматься; походка у него была гибкая, пружинистая.

Катье подхватила заляпанную кровью юбку и полетела наверх, в гостиную. Он неотступно следовал за ней. Вскоре грохот сапог стих, приглушенный ворсом ковра (прежде такие ковры устилали всю лестницу). Она отодвинула засов, распахнула дверь и застыла на пороге, увидев разгром, учиненный французами.

Варвары, ничего в целости не оставили! Катье бережно подняла резной стул перед письменным столом и обернулась к англичанину, появившемуся в дверном проеме. В присутствии этого человека везде становится тесно.

Перед глазами у нее что-то сверкнуло, и она с криком кинулась в угол, где валялись старинные часы, инкрустированные золотом и эмалью, – подарок матери. Гнев и отчаяние охватили ее. Чем она теперь заплатит Онцелусу за лекарство для Петера? Она дрожащими пальцами подобрала осколки.

Потом медленно выпрямилась и встретила взгляд англичанина. Ей показалось, что в бездонных его глазах промелькнуло сочувствие.

– Все это вы и вам подобные! – Она положила осколки часов на стол и нетерпеливо смахнула набежавшую слезу. – Твердите о присяге, о воинском долге, а что люди будут есть, во что оденутся, после того как ваши солдаты вытопчут их посевы, вам все равно!

Темно-синие глаза мгновенно подернулись льдом. В два шага он пересек гостиную, схватил Катье за руку и развернул лицом к себе.

– Вы же ненавидите французов. Я это понял по вашему лицу, когда вы смотрели на того скота. – Он кивнул в сторону лестницы. – А мы бьемся за вас, за то, чтоб вырвать ваши земли из когтей Людовика.

Его прикосновение странным образом взволновало Катье. Она хорошо запомнила, как нарочито медленно он снимал перчатки, а теперь почувствовала на себе эти длинные, сильные пальцы и шероховатые мозоли на ладонях, привыкших сжимать шпагу. Когда их взгляды снова встретились, она ощутила дрожь во всем теле и увидела, как лед в его глазах постепенно тает и они заволакиваются таинственным туманом.

Он отбросил ее руку, точно обжегшись, и отвернулся. – Письмо, – бесстрастно проговорил он. – Или я дознаюсь, где ваша сестра, или...

Или – что?.. Катье выдвинула ящик стола и принялась неуклюже рыться в бумагах. Может, ей повезет и какое-нибудь старое письмо отыщется? Филипп не раз говорил, что за обманчивой любезностью англичан скрывается холодное, безжалостное сердце. Она украдкой покосилась на человека, следящего за каждым ее движением. Вот уж кого не назовешь любезным!

Руки стали влажными от накатившего страха; она снова и снова перерывала ящик. Куда запропастились все письма? Катье бросилась к секретеру: почти все его содержимое валялось рядом на полу. Быстро перебрала кучу старых писем и узнала на одном почерк Лиз. Радостно затрепетавшее сердце снова сжалось: оно написано почти два года назад, на это его не купишь.

Англичанин задел носком сапога скомканную шелковую шаль, наклонился, поднял ее и стал рассеянно наматывать на руку. Слабая улыбка тронула решительно сжатые губы, отчего мрачное лицо чуть прояснилось.

Не замечая внутренней дрожи, Катье вернулась к письменному столу и начала разбирать набросанные поверх него и нацарапанные на самой дешевой бумаге черновики посланий маркграфу в Геспер-Об. Они англичанина тоже едва ли устроят.

Она боялась смотреть ему в лицо, потому уставилась в стену за его плечом.

– Не могу найти. Придется вам спросить кого-нибудь другого.

– Больше спросить некого. – Он уронил шаль и стремительно сократил разделявшее их расстояние.

Зажатая в узком пространстве за письменным столом, она забилась в угол, но англичанин так яростно вцепился ей в, плечо, что затрещали швы на платье.

– Черт!

В руках у него осталась оторванная лента. Он машинально сунул ее в карман мундира.

Большие пальцы его рук дотронулись до обнаженной кожи у выреза платья.