Шутки кончились. Стихотворения - Данута Сидерос

МУЛЬТЯШКИ

Я буду, конечно, бездельник Том — не самый удачливый из котов, умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.Ты будешь Джерри — грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь и изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.

Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас, и зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр, и каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.

Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль, но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета.Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть, что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.

Надежда — в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз, в отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...

Ты сбрасываешь на меня буфеткричу от боли кидаюсь вследбегу и вроде бы смерти нета есть только бег бег бег

ПАНИКА

После всё, что от них осталось,привезли в обувной коробкедва служителя Ордена Идиотских Подвигов.Говорят, был не бой, а танец:взмахи, па, искры, свист и рокот.Свидетели плакали в голос:катарсис подлинный.

Говорят, узнав, как они погибли,даже родня покатывалась со смеху.Впрочем, на панихиде всё было чинно.Говорят, о них уже пишут гимны,шьют в их честь сувениры из синтепона и меха,тёзкам их наливают бесплатно вина.

Говорят, без упоминания их имённе обходится даже репортаж о погоде,даже интервью с заштатной кухаркой.Все подряд слетелись, как мухи на мёд,и изрекают разные глупости, вроде:«Видно, Буджум ошибистей Снарка!»

Прелесть в том, что кто бы как ни галдел,какие бы умники ни кружили звенящим роем,чьих бы ни задевали чувств,действительное положение делизвестно только мёртвым героям.И мне.Но я промолчу.

«Степан просыпается рано — после семи не выходит спать...»

Уважали дядю СтёпуЗа такую высоту.Шёл с работы дядя Стёпа —Видно было за версту.

Степан просыпается рано —после семи не выходит спать.Встаёт, стопкой книг подпираетпродавленную кровать.Идёт умываться,в проёме дверном не застряв едва.Решает не бриться: зачем?Весь день в дому куковать.

Стоит у конфорки, согнувшись,накинув пальто из драпа:«Как холодно, Господи,а ведь уже середина лета...»Квартиры в старинных домахбывают похуже склепа.Степан хочет сесть на стул,но, подумав, садится на пол.Вчера приходил репортёр —микрофон на манер тарана.Хотел секрет долголетия,обстоятельства смерти сына,рассказ, как живётся в бывшем Союзебывшему великану...Степан бормотал бессвязно,сидел пустым манекеном.А что тут расскажешь? Авторуприспичило сдобрить поэму пафосом.Мол, «будет герой жить вечно»...Вечно.Попробуй сам!

Сегодня мутно и тихо,от пола ног не отнять.Согреться бы как-то,убить бы ещё полдня —часов до шести: в шесть обычнодетишки приходят и в дверь звонят,и тащат его во дворпоказывать очередных щенят,и вечно им нужно снимать с берёзыкакого-нибудь кота,и виснут на нём, и просят:«На плечах покатай!»

Но самое главное —они ему не велят сутулиться.Степан выдавливает себяиз сырой квартиры на улицу,Степан распрямляет плечи,вытягиваетсяво весь свой     огромный          Р О С Т,Степан становится выше заборов,выше вороньих гнёзд.«Деда, а можешь достать до звёзд?»

Нет, говорит Степан,только до третьего этажа.И смеётся так,что во всём кварталестёкла дрожат.

«В волшебном городе N огни Рождества светлее и резче...»

В волшебном городе N огни Рождества светлее и резче.Дети-сироты, получая с утра подарки               согласно обычаю,Знают, что их принёс Дед Мороз,               дух снегов и метелей.Знают — у него в упряжке олени               или северные овчарки.

Распихивая по полкам и ящичкам нужные красивые вещи,Они хотят, чтобы мир был немного обыденнее и циничнее,Чтобы волшебный дед          оказался обманкой родителей,Подкладывающих чадам               рождественские подарки.

А Дед, наблюдая за ними          из снежного своего запределья,Жалеет,         что существует,          пожимает плечами:

«Ну что я могу сделать?»

«Муж у Мэри был лилипут...»

Муж у Мэри был лилипут.Он приезжал к ней свататьсяна полосатой кошке, дарил земляники букетик.Не самый видный жених, но лет-то уже не двадцать.Подруги все при мужьях,при хозяйстве,при детях.

Свадьбу сыграли тихо, родственников женихарассадили по книжным полкам и стульям детским.

Он много работал,был ласков,Мэри носила его на руках.Это не метафора, не надейтесь.

Он ей показывал множествоневероятных вещей:пляс кобольдов в дикой чаще,потаённые двери.Она готовила только из маленьких овощей:щи из брюссельской капусты,салат из томатов черри.

С детьми не сложилось: враччто-то пел про набор хромосом.Всё это похоже на драму.Неправда.На самом делеэто хорошая сказкасо счастливым концом.Они прожили вместе всю жизнь и умерли в один день.

Даже в старости она была хороша,красилась,носила короткое.Он, хотя и не вышел ростом, был совсем не из робких.Их хоронили под старым дубом.Его — в обувной коробке.Её — в огромной обувной коробке.

«У сверстников драки, распри, подражание взрослым...»

Феликсу Максимову

У сверстников драки, распри, подражание взрослым, группы по интересам и дворовые банды. У Пита воздушные змеи, предрассветные росы, поиски Неверленда, воспалённые гланды. У сверстников джаз и вина, у Пита опять всё странно: внутри натянуты стропы, галдят перебором струны. У сверстников перемены, а Пит говорит: «Мне рано», Пит живёт во вселенной, считает ночами луны. У сверстников семьи, вклады, у Пита снова неладно: дикие злые ритмы множатся и растут в нём. У Пита сороконожки строк на листе тетрадном топчутся многостопно, шепчут о недоступном.Питер сидит на крыше, птицам рогалик крошит. Питер стартует в небо с жестяного карниза. Питеру снится мама, говорит: «Мой хороший, хватит уже игрушек, час нашей встречи близок». Пит нездоров, у Пита свита в белых халатах — уровень текста в теле выше нормы в три раза. Что ж, типовая плата за пол-лета полёта: кровь атакуют буквы, текст даёт метастазы.По вечерам в больницу к Питу приходит Ванда. Ванда совсем не Венди, Ванда скорее Стелла: высока, светлоглаза, фору любому из вас даст, горы бы своротила, если бы захотела. Ванда плюёт на горы, Ванда глядит устало, как, словно старый свитер, строчками тает тело. Гладит тощую руку, не говорит о раке: «Я удержу тебя, Пит, у меня же бульдожья хватка. Главное, не подходить к парому, не заходить в реку. Главное, записать в тетрадку, слить тебя на дискетку».Питер смеётся, дескать, смешная шутка.

МОЛИТВА