Любовь моя последняя - Тэа Тауэнтцин

— Деньги? Гвидо наверняка отдал их на хранение.

— Ты думаешь? А где Харальд остановился? В отеле?

— На улице Франца Йозефа, у одного из своих друзей, тоже известного альпиниста. Но я сомневаюсь, что он все еще в Мюнхене. — Рут подняла голову, посмотрела на Этту отсутствующим взглядом и вдруг решительно заявила: — Мне надо к нему. Прямо сейчас, прежде чем приедет Лора. Иначе может произойти еще одно несчастье. — Рут сдернула с крючка свое пальто и быстро оделась. Натянув на голову капюшон и опустив его низко на лоб, она поспешила прочь.

А Этта села в свой двухместный автомобиль и поехала в отель «Принц Адальберт».

Виктор Брюль сидел в холле отеля и смотрел в окно, вспоминая свой разговор с комиссаром Фрайтагом. Надо было еще ночью поговорить с Эттой. Если бы она попросила, он вышел бы на улицу и позвонил портье через десять минут. Тогда никто не узнал бы, что она выходила из отеля.

Ему совершенно ясно, что в момент убийства она была у себя дома и все видела. Он вспомнил ее потухший взгляд. Она посмотрела на него, как на привидение, и убежала, не произнеся ни слова, будто за ней гнался дьявол.

То, что чувствовал Виктор, нельзя назвать сочувствием. Это было нечто большее. Господи, он должен помочь этой женщине! Но как?

В это время автомобиль Этты свернул к отелю и остановился. Этта вышла из машины и, заметив сидящего у окна Виктора, подошла к нему.

— Хорошо, что я вас встретила. Нам нужно поговорить.

— Я ждал вас, — серьезно произнес Виктор, и они испуганно посмотрели друг на друга, будто сказали что-то не то.

— Вас допрашивали? — начала Этта.

— Да, я был в полиции. Думаю, мы допустили ошибку.

— Ошибку? Мы?

— Да, мы оба. Я сейчас все время об этом думаю. Мне нужно было ночью позвонить портье.

— Вы сказали в полиции, что видели меня?

— Этого я не сказал. Я сказал, что не видел вас с тех пор, как ушел из вашего дома. Только, боюсь, это ничего не даст.

— Почему?

— Я показал, что вернулся в отель в половине четвертого. Полиция будет проверять, и выяснится, что портье меня не впускал. Как же тогда я смог войти?

По лицу Этты пробежала нервная дрожь, а руки беспокойно задвигались.

— Я предполагала, что будет что-то в этом роде, — пробормотала она и вытащила из сумки пачку сигарет. — Вы допустили вчера единственную ошибку — пошли с этой компанией к нам домой. Если бы отказались, сейчас были бы от всего этого избавлены.

— Но я не хочу ни от чего избавляться, — ответил Виктор с легкой улыбкой.

— Будьте же благоразумны… Вы не знаете, в каком я положении.

— Да нет, знаю. В положении, которому не позавидуешь. Вы сказали, что все время были в отеле, а теперь выяснится, что это не так. Вам надо сказать правду — что в момент убийства вы были у себя дома.

— Откуда вы знаете? — глаза Этты сверкнули.

— Нетрудно догадаться. Я видел, как в два часа вы пошли в отель. Я шел за вами от самого дома и наблюдал, как вы вошли в отель, а затем вскоре вернулись обратно домой. Что произошло в квартире? Вы пришли туда после того, как…

— Нет, — перебила его Этта. — Я была там, когда все случилось.

— Вы были там? — потрясенно переспросил Виктор. — И все видели? Тогда вы знаете, кто это сделал?

— Конечно, нет. Если бы знала, мне не надо было бы бояться, что будут подозревать меня. Я была в другой комнате и никого не видела.

— А что за скандал произошел между вами и Гвидо?

— Вы же знаете, сами при этом присутствовали.

— Ничего я не знаю, только предполагаю. Ваш муж разыгрывал комедию. Он делал вид, будто ревнует вас к Фройдбергу. А что на самом деле?

— На самом деле, у него с госпожой Фройдберг был роман. Роман, якобы, давно закончился, но вчера Фройдберг нашел письма моего мужа к его жене, поэтому и приехал из Зальцбурга. Он не знал, что жена его обманывает.

— Что он за человек?

— Я никогда его не видела.

— Не мог ли он убить вашего мужа?

— Фройдберг? Вряд ли. Правда, Рут думает именно так, и даже его собственная жена…

— А вы?

— Не знаю. Он, вроде бы, вспыльчивый. Но вспыльчивые люди так не убивают, они делают это чаще всего в состоянии аффекта. И потом, этот человек… он известный альпинист. Такие люди не пробираются тайком в чужие квартиры.

— Послушайте, — перебил ее Виктор. — Вам нужно обязательно поговорить с комиссаром Фрайтагом и все ему рассказать.

— Не могу. Тем самым я поставлю себя в затруднительное положение. Разве у меня не было такой же причины? Если полиция решит, что мотивом преступления является ревность, подозреваемых будет только двое — я и Фройдберг. И если выяснится, что Фройдберг ни при чем, тогда… придется подозревать меня… К тому же, я ведь действительно была дома… — Этта замолчала. Взгляд ее стал пустым и потухшим. Затем она тихо проговорила: — Ладно, пойду к себе. Очень устала.

Виктор взял ее за руки.

— Пожалуйста, подумайте обо всем, что я вам сказал. Вы будете в отеле?

— Пока да… Спасибо…

Этта начала подниматься по лестнице, Виктор смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду. После этого он вышел на улицу и вдруг увидел перед входом в отель свою сестру. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.

— Что случилось, Рената?

— Виктор, мне надо сделать важное заявление. Я видела убийцу, и ты должен пойти со мной в полицию.

Они сидели в машине Виктора и ехали к воротам Победы.

— Вот как это было, — говорила Рената. — Жуткий концерт у Ахенвалей разбудил меня. Проигрыватель орал на полную мощь. И еще этот ужасный шлягер «Что говорят мне мои звезды…»

— Но это же было в самом начале.

— Конечно. Дай мне рассказать все по порядку, Виктор… Итак, я тогда проснулась и больше не смогла уснуть. Пошла на кухню и накапала себе валерьянки. Всегда так делаю, если не могу заснуть. А потом разложила пасьянс.

— В котором часу это было? Компания уходила в половине второго, а Ахенваль был убит в половине третьего. Ты еще не спала?

— Нет, уже спала. Мужчину я видела… где-то без пятнадцати два. После того, как приняла валерьянку, мне стало жарко, и я вышла на балкон.

— Тогда ты должна была слышать, как в квартире Ахенвалей звонил телефон.

— Я и слышала… И слышала, как Этта Ахенваль разговаривала… Сразу после этого я и увидела его.

— Кого?

— Убийцу.

— Где он стоял?

— На строительных лесах. Он наклонил голову вперед, и я могла рассмотреть его лицо. Сначала я приняла его за одного из гостей, который еще не ушел. Балкон Ахенвалей расположен прямо над моим, и если бы кто-то из гостей сверху наклонился, я бы все равно не увидела. Значит, человек стоял на строительных лесах, рядом с балконом. На третьем этаже. Когда меня допрашивали сегодня утром, мне не пришло в голову связать это лицо с убийством — ведь Ахенваль был убит несколько позже, когда уже никого не было в квартире. Человек этот, должно быть, все время прятался там, наверху. Он заглядывал в квартиру Ахенвалей, но не долго, потом убрал голову. Я ничего больше не увидела и пошла спать.

— Как он выглядел?

— Отвратительно… Изможденное дряблое лицо. Кожа да кости. Но очень много волос. Похоже на парик.

Виктор насторожился.

— Много волос? А волосы какие, светлые?

— Светлые или русые. В темноте не разобрать. Скорее русые.

— Осси Шмерль… Раньше ты не видела этого человека?

— Думаю, нет.

— Это не один из тех, кто бывал у Ахенвалей?

— Я всех не знаю. Знаю только Романа Кайзера и его невесту, брюнетку. Но это мог быть и один из них. Только… Я в это не совсем верю.

— Почему?

— Ты подумаешь, что я сошла с ума, но у меня такое чувство, что этот человек — наемный убийца. Именно об этом я и хочу сейчас сказать в полиции.

— У тебя замечательно развито шестое чувство, Рената, — улыбнулся Виктор. — А как ты описала этого человека с его скомканным лицом и волосами… Я тоже сразу подумал — наемник.

— Ты тоже так думаешь? — оживилась Рената. — А Этта Ахенваль?

— Какое это имеет отношение к Этте Ахенваль? Сейчас ты пойдешь к комиссару Фрайтагу и расскажешь ему все, о чем рассказала мне. В точности. Никаких приукрашиваний, никаких бабских сплетен. Понимаешь? — Виктор остановил машину перед большим серым зданием, где располагался отел убийств, и открыл дверцу. — Вперед! Постарайся его застать. А я позже позвоню. — Он кивнул Ренате, захлопнул дверь машины и уехал.

Ему надо было срочно увидеться с Эттой.

Комиссар Фрайтаг внимательно рассматривал высокого худощавого мужчину, сидевшего на стуле для посетителей.

У него были рыжеватые волосы, такие же, как и у Фрайтага, только прямые и расчесанные на аккуратный пробор. Профиль резко очерченный, нос сильно выдавался вперед, челюсть квадратная, лоб слегка покатый, рот — прямая черта, а голубые глаза — холодные, глубоко и близко посаженные. Лицо фанатика. Или аскета.