Любовь моя последняя - Тэа Тауэнтцин

Тэа Тауэнтцин

Любовь моя последняя

Виктор сидел в баре и курил. В зале раздавались несмолкаемые смех и крики, и создавалось впечатление, будто ни один человек не желает помолчать. Он снова заметил, что Этта смотрит на него. Ее огромные голубые глаза казались темными и таинственными. Эта женщина произвела на него впечатление еще в прошлый раз, и он надеялся, что сможет с ней познакомиться. Впереди у него был целый вечер.

Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.

— Именем закона, вы арестованы… Ха-ха-ха…

Виктор повернулся и увидел ухмыляющееся красное лицо, показавшееся ему знакомым.

— Вы все еще не узнаете меня, господин доктор? Я тот самый Гергезель.

Виктор пожал протянутую лапищу и сразу вспомнил — деловое знакомство. Два года назад Гергезель поставлял для стройки Брюля оборудование.

— Не узнал вас. Извините. Как дела?

— Разве мы позволим, чтоб дела шли плохо, господин доктор… Посмотри, Маузи, — обратился Гергезель к своей жене. — Господин доктор Брюль из Франкфурта, какое совпадение, а?

Маузи протянула свою пухленькую мягкую ручку с ямочками, на которой сверкал бриллиант величиной с горошину, и, улыбаясь, произнесла:

— Я очень рада.

— А это маленькое ночное привидение, к сожалению, моя племянница. Дай свою лапку, Петра, не позорь дядю.

— Хеллоу… — на американский манер приветствовала Брюля девушка. — Пригласите меня танцевать?

Неожиданно рядом с Виктором оказался какой-то незнакомый мужчина. На его лбу блестели капельки пота, неверной рукой он держал бокал шампанского.

— Я услышал, — заискивающе улыбнулся мужчина, — что вы и есть доктор Брюль из Франкфурта. Стройки Брюля, не так ли? Я знаком с вашей сестрой, она живет в нашем доме… Я Гвидо Ахенваль.

Виктор произнес несколько вежливых слов и немного отодвинулся, чтобы освободить место для Ахенваля.

— Классная женщина, ваша сестра. Она рассказывала мне о вас и очень вами гордится. Вы у нее остановились?

— Нет, в гостинице. У нее же маленькая квартирка.

— Вот женщина, у которой сердце там, где должно быть. Сегодня таких не найдешь…

Виктор бросил быстрый взгляд на Этту. Она сидела слишком далеко, чтобы слышать, о чем они говорят, но выражение лица у нее было настороженное.

Роман Кайзер, двоюродный брат Этты, осматривал зал изучающим взглядом. Тихий, замкнутый молодой человек. Виктор понимал, почему сестра считает его образцом красоты. Он выглядел, как молодой Байрон, мечтательный и страдающий. Даже когда Роман танцевал со своей жгучей невестой Рут Хинрих, нежно прижимающей свою смуглую щечку к его бледному лицу, вокруг рта оставалась некая болезненная складка. Но это ему шло.

Ночь продолжалась…

Время от времени сквозь музыку доносились низкие вибрации виолончели и громкий смех Рут. Она сидела рядом с Гвидо, повернувшись к нему спиной, и весело болтала с морщинистым Осси Шмерлем.

— Вон та красивая блондинка — моя жена, — обратился Ахенваль к Виктору. — Это моя голубка. Когда мы обвенчались, я еще кем-то был… сегодня же я — никто. Знаете, дорогой доктор, женщины могут любить мужчину только за его счет в банке. Ну ладно, — вздохнул он. — Теперь все изменилось. Теперь она задает тон, а я… Я смотрю на все сквозь пальцы… Пусть наслаждается жизнью, я ведь был такой же. Лишь бы только оставалась со мной, голубка моя…

Чего хотел добиться Ахенваль этими жалкими речами, Виктор так и не понял.

Было уже далеко за полночь, когда Гвидо Ахенваль предложил Виктору:

— Вы ведь не откажетесь пойти с нами к нам домой, доктор. Голубка моя сварит нам ее знаменитый мокко…

— Вперед, к Ахенвалям! — радостно заорал Шорш Химер, имевший какое-то отношение к кинематографу, и вскоре вся компания дружно выкатились из бара.

Виктору пока не удалось перекинуться с Эттой даже словечком.

После дешевого убранства бара квартира Ахенваля в первый момент производила впечатление музея… античная мебель, дорогие ковры, парчовые занавески… Все сразу почувствовали себя здесь, как дома. В домашнем баре всего было полно: шампанское, коньяк, виски, джин. Осси Шмерль стоял у стойки и заправски готовил коктейли.

Виктор поставил виски на каминную полку и пошел по коридору искать Этту.

За стеклянной дверью в кухне горел свет. Он открыл дверь и увидел ее.

— Входите, — мягко проговорила Этта, будто ждала его. — И закройте дверь. Там такой ужасный бедлам. Ваша бедная сестра под нами упадет с кровати.

Виктор локтем прикрыл дверь на кухню и прислонился к косяку.

— Моя бедная сестра заварит себе валерьянки и опять заснет… Наконец-то я могу переброситься с вами парой слов. Я весь вечер ждал этого.

— Знаю. — Этта завинтила крышку кофеварки. — Я тоже хотела поговорить.

— Вы помните нашу встречу в «Принце Адальберте»?

— Вы были очень добры ко мне, я этого не забыла. Наверняка вы теперь лучше понимаете, почему мне иногда приходится ночевать в гостинице.

— Это я понимаю, но не понимаю многого другого. Можно, я буду выражаться прямо?

— Конечно. — Этта посмотрела ему прямо в глаза. — Я даже хотела бы этого.

— Я не понимаю, почему ваш муж так плохо говорит о вас?

— Что же он вам обо мне говорил? — с горечью спросила Этта.

— Да то же самое, что рассказывал моей сестре… что вы вышли за него замуж только из-за его банковского счета, что он теперь несчастный человек и страдает из-за вас. Почему вы позволяете ему так о себе говорить?

— Может быть, это и есть его цель, чтобы я в один прекрасный момент не выдержала…

— Вы имеете в виду, он хочет, чтобы вы подали на развод?

— О-о, этого уж он точно не хочет. Совсем наоборот. Единственное, чего он боится, так это развода.

— Тогда что?

— Ах, не знаю… Может быть, мне только кажется…

— Вот и мне сегодня так показалось. — Виктор подошел к Этте и дотронулся до ее холодной, как лед, руки. — Очень хотелось бы вам помочь.

— Я вам доверяю, но вы не можете мне помочь. У меня такое предчувствие…

— Вы чего-то боитесь?

— Да…

— Чего же?

— Завтрашнего дня. Завтра решится, подам ли я на развод. Боюсь, если это произойдет, мой муж… наделает глупостей.

— Каких же?

— Этого я как раз и не знаю, поэтому так и неспокойна. Он пойдет на все, чтобы не допустить развода.

— Но вы твердо решили уйти от него?

— Да, — честно призналась Этта. — Я его больше не люблю. Когда-то любила, не из-за его счета в банке, как он теперь говорит, любила, потому что была молода и очень неопытна. А теперь я знаю, каков он на самом деле, и… — она неожиданно замолчала.

Виктор легко провел рукой по ее волосам.

— Вы правы, теперь самое время выпутаться из этих отношений. Дадите завтра знать, как только все закончится?

— Конечно…

В это мгновение дверь распахнулась, и в кухню ворвался Гвидо Ахенваль.

— Можно узнать, что все это значит? — заорал он, бросая на стол записку.

Этта с побледневшим лицом отпрянула назад.

— Записка лежала в моей сумке…

— Мне наплевать! Я хочу знать, что тут замышляется! Когда ты говорила с Фройдбергом?

— Я буду говорить с ним только завтра.

— Завтра? С какой целью?

— Ты очень хорошо знаешь, — холодно ответила Этта.

— Да, знаю. Еще что-нибудь придумала, чтобы от меня избавиться? Черт возьми! — Ахенваль с грохотом опустил кулак на стол. — Ты не будешь говорить с этим отродьем, с этим хулителем…

Этта повернулась к Виктору:

— Уходите, доктор. Пожалуйста, уходите!

Но Ахенваль крепко схватил его за руку.

— Нет, он останется. Пусть все знают, какая ты лицемерная дрянь. Ты превратила наш дом в преисподнюю. Тебя нельзя познакомить ни с одним мужиком, чтобы через несколько минут не найти обжимающейся с ним в каком-нибудь углу…

— Вы что, совсем голову потеряли? В каком тоне позволяете себе разговаривать? — возмутился Виктор.

— Ах, успокойтесь. Я лучше знаю свою жену, ее здесь все знают… Вы не первый, с которым она… И не последний. Так что не вообразите себе чего-нибудь!

— Доктор, пожалуйста, уходите! — чуть не взмолилась Этта.

— Да, идите, идите ко всем чертям! — вне себя закричал Гвидо.

— Ну, хорошо. Если вы так настаиваете, я уйду, — не выдержал Виктор и решительно покинул дом Ахенвалей.

А Гвидо, немного успокоившись, решил продолжить вечеринку с гостями, и все уехали в поисках очередного питейного заведения. Этта осталась одна, обуреваемая тяжелыми мыслями. Неожиданно тишину дома нарушил телефонный звонок.

— Этта, это Роман, ты уже спишь?

— Нет, Роман. Что ты хочешь?

— Думаю, будет лучше, если ты пойдешь в отель. Гвидо в отвратительном состоянии. Дело с Фройдбергом его страшно разозлило… Когда Фройдберг приехал в Мюнхен?