Сестры из Версаля. Любовницы короля - Салли Кристи

Полина, пожалуйста, пиши мне! С нетерпением жду новостей. Диана, спасибо тебе за письмо, но, к сожалению, чернила размазались и я мало что смогла разобрать. Вы должны написать тетушке Мазарини и поблагодарить ее за то, что она заботится о Гортензии и Марианне. Не грустите о маме, молитесь за ее душу.

Ваша любящая сестра,ЛуизаОт Луизы де МайиВерсальский дворец12 июня 1730 года

Дорогие Марианна и Гортензия!

Мои любимые сестрички! Надеюсь, вы в добром здравии у тетушки Мазарини. Я вчера ее встречала, она сказала, что вы вполне счастливы в своем новом доме и что Гортензию перестали мучить кошмары о крысах, которые живут у нее под кроватью. Не забывайте, кошмары – дело рук сатаны, поэтому, если боитесь кошмаров, не снимайте на ночь распятье, и оно защитит вас.

Я получила письмо от нашей дорогой Зелии, сейчас она живет в Пикардии и говорит, что сильно по нам скучает. Жаль, что она не может оставаться с нами. Мне ужасно ее не хватает. Помните, как она пела нам по вечерам, когда начиналась гроза? Как мило с ее стороны.

Жизнь в Версале удивительна. Все крайне чарующе и восхитительно. Повсюду важные особы, но они очень милы и обходительны. Мой супруг чрезвычайно внимателен, большая радость быть рядом с ним, а не пребывать в постоянной разлуке, как раньше. Надеюсь, когда придет ваше время выходить замуж, у вас будет такой же удивительный муж, как у меня.

Я передам тетушке Мазарини баночку с фиговым вареньем, когда она будет в следующий раз ехать в Париж, это подарок мне от моей приятельницы герцогини д’Антен. Я решила поделиться с вами, потому что знаю, как сильно вы любите фиги. Пожалуйста, только не пишите Диане и ничего ей не рассказывайте. Она сильно позавидует, а у меня осталась только одна баночка.

И не забудьте помолиться за душу нашей матушки.

С любовью,Луиза

Марианна

Особняк Мазарини, Париж1731 год

Если бы у меня было кольцо с бриллиантом, я бы нацарапала на оконном стекле своей комнаты: «Здесь от скуки умерла Марианна де Майи-Нель, 15 февраля 1731 года». Мария Шотландская, находясь в заточении в башне, нацарапала на оконном стекле грустное стихотворение как доказательство того, что она когда-то здесь жила, хотя и знала, что скоро умрет.

Историю о королеве Марии рассказала нам наша гувернантка Зелия, и мне кажется, что это может быть неправдой.

Но даже если это неправда, я все равно чувствую родство с этой бедной, заточенной в башне Марией. Бриллианта у меня нет, но однажды после ужина я спрятала в рукаве маленький острый нож. Я пыталась нацарапать свое отчаяние на оконном стекле, но моя сестра Гортензия услышала, как экономка орала на служанок за потерянный нож. Своими словами она вселила в меня такое чувство вины, что я решила отдать нож настоятельнице. Сестра положила его на столик, где его и нашел лакей, а потом пообещала мне, что будет замаливать мои грехи.

После смерти нашей мамы тетка Мазарини обняла нас и сказала, что мы должны поехать жить к ней; все, что ей принадлежит, – теперь наше. Тетушка – старая набожная стерва. Ей чуть больше сорока, и она до сих пор красива, но предпочитает носить темные старомодные одежды, которые делают ее похожей на старую вдову, а губы у нее тонкие от постоянного недовольства.

Мне не нравится наш новый дом. Мне очень не хватает наших покоев на четвертом этаже на Набережной Театинцев, где все вокруг тебе знакомо. Как жаль, что наша матушка умерла! Она была такой молодой! Все произошло настолько внезапно. Как бы мне хотелось, чтобы наш отец был… ну, не таким, как он есть, чтобы мы могли остаться в нашем родном доме, а не сдавать его ужасным чужим людям, которых тетка Мазарини даже не знает. Она говорит, что новые жильцы, скорее всего, из буржуазии, и когда она произносит это слово, то понижает голос до шепота, как будто речь идет о содержимом стульчака.

Я скучаю по нашей прежней жизни. Мы все держались вместе, жизнь была веселой и интересной. Уроки по утрам – занятие бесполезное, и я часто подозревала, что наша гувернантка Зелия на выдумку хитра, но после обеда мы были вольны играть и заниматься чем заблагорассудится. Я была еще маленькой, но к тому времени, когда мне исполнилось десять, я уже решила, что хочу стать ученым, если женщинам вообще позволено заниматься наукой. Я проводила массу интересных экспериментов: вырывала из зубов котов мышей, сажала их в коробку, чтобы выяснить, как долго они продержатся без еды. Мне нравилось отрывать лапки у пауков, чтобы узнать, на скольких оставшихся лапках они смогут передвигаться. На пяти. И у нас были игрушки – куклы, изумительный глиняный сервиз, чтобы кормить их, и удивительный Ноев ковчег с тридцатью двумя парами животных.

Когда моя старшая сестра Луиза вышла замуж и покинула детскую, все изменилось. Мне очень не хватало Луизы, даже несмотря на то, что она была несколько мягкотелой и глуповатой. Зелия порой говорила, что Луиза смотрит на мир сквозь букет цветов, то есть она во всем старается видеть только хорошее.

Как только Луиза уехала, моя старшая сестра Полина стала просто невыносимой. Полина всегда вела себя отвратительно, а теперь она завидует Луизе, потому что та вышла замуж, а сама Полина так и осталась в детской. Полина не перестает повторять, что Луиза не заслужила того, чтобы выйти замуж первой, несмотря на то, что она самая старшая, потому что дура и тупица. Моя сестра Диана, которая обожествляет Полину, поддержала сестру, но Гортензия, которая всегда была так добра, удивленно округлила глаза – у нее огромные и очень красивые глаза – и сказала, что мы не должны так говорить о сестре, это не по-сестерски.

– По-сестрински, – поправила Зелия. – Не очень по-сестрински.

«По-сестрински» – хорошее слово, но мне кажется, что я тоже виновата в том, что вела себя не по-сестрински, потому что так же ненавижу свою сестру. Только не Луизу, а Полину. Она высокая и некрасивая и, как только Луиза вышла замуж и уехала, установила в нашей детской полнейшую тиранию, стала бросаться в нас пауками, заставлять лазать по дымоходам.

Полина собрала все наши игрушки и держала их запертыми в дубовом буфете. Она крепко-накрепко привязала ключ себе на талию, как тюремщик или домоправительница, и сказала нам, что не откроет буфет и не отдаст нам игрушки, пока мы не сделаем ей подношения. Поэтому нам приходилось приберегать после завтрака булочки, а потом отдавать их ей! А она и так уже большая и толстая!

Я подговорила сестер не возвращать Полине наши игрушки, если она потребует. В отместку Полина объявила, что все, кто не вернет игрушки в указанное время, не смогут с ними играть целых два дня.

Я возразила, вцепившись в свою куклу Агату:

– Ты здесь не главная! И не можешь устанавливать свои глупые правила.

От моего непослушания лицо Полины помрачнело.

– Верни куклу, – потребовала она.

Зелия в ответ на рассказ о наших мучениях предпочитала молчать. Она говорила, что ее обязанности выполнены, когда в полдень мы закрывали наши учебники. Не было никого из старших, кто положил бы конец этой тирании, поэтому я плела интриги и готова была использовать все средства, чтобы низвергнуть Полину. Точно так, как поступали пуритане, когда они казнили короля Карла.[3] Зелия говорила, что англичане никогда не казнили короля, но я нашла в библиотеке книгу, в которой было написано, что они именно так и поступили.

Поэтому я решила, что стану революционером, вместо того чтобы стать ученым. Или мятежником. А в чем разница? Спустя какое-то время я решила организовать революцию или восстание и сжечь ненавистный буфет-тюрьму.

Я дождалась, когда наши игрушки оказались подальше от своей тюрьмы. После обеда моросил дождь, поэтому на прогулку мы не пошли. Я попросила у Зелии разрешения спуститься в библиотеку, а сестры остались в классной комнате: Полина читала книгу, Диана с Гортензией аккуратно кормили всех своих животных, которым предстояло вновь вернуться в ковчег.

Когда на темной лестнице зажгли канделябры, я взяла одну свечку и тайком пробралась в нашу спальню. Поднесла свечу к дубовому буфету, но пламя только облизало дерево, не желая заниматься. Я подумывала позвать одну из служанок, поскольку у них больше опыта в разведении огня, а у меня подобного опыта не было, но потом решила, что они могут рассказать обо всем Зелии. Вместо этого я взяла подушку с кровати Дианы, подожгла ее и бросила внутрь буфета. Закрыла дверцу, задула свечу и вернулась в классную комнату.

– А где твоя книга? – подозрительно поинтересовалась Полина.

– Не нашла ничего интересного.

Вскоре потянуло дымом, Зелия испуганно вскочила, когда прибежала служанка и сообщила, что в спальне пожар. В спальне? Я же хотела сжечь только один буфет! Повсюду раздавались крики, бегали запыхавшиеся слуги, ведрами таская воду со двора целых четыре лестничных пролета вверх.