Дом Живых. Арка вторая: Башни в небесах - Павел Сергеевич Иевлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прочно привязал свою плетёнку к мелким крючкам на лобовом щитке животного и что-то прошептал над ней.
— Брм? — коротко сказал ленивец на тон выше, чем раньше. — Брмр!
— Именно, — подтвердил Полчек, — так это и работало. Я читал в одной старой книге, что ленивцев использовали в качестве верховых животных именно хронурги. — А ну, давай, иди к повозке… Как там тебя?
— Я назвала его Шурумбурум, — отозвалась снизу Завирушка, заворожённо наблюдавшая за действиями Полчека.
Ленивец, на удивление быстро перебирая лапами, подошёл к фургону и ловко развернулся на месте, вставая между оглобель. Это маневр был ему явно привычным.
— Что вы с ним сделали, господин Полчек? — спросила удивлённо девушка.
— Теперь его время течёт быстрее нашего, — пояснил тот, слезая. — В своём временном потоке он движется так же медленно, как раньше, но для нас это выглядит довольно резво. Кроме того, мы относительно него замедлились достаточно, чтобы он понимал команды. До сих пор люди для ленивца были стремительными тенями, проносящимися мимо с тонким визгом.
— Тогда приступаем к погрузке, — тут же сориентировалась практичная дварфиха. — Эй, Рыжий Зад! А ну, убрал нос от моего эля! Я буду единственной на свете барменшей бродячего бара!
* * *
— Пока мне всё нравится, — сказала Завирушка, сидя на спине размеренно шагающего ленивца.
Девушка взяла на себя обязанности возницы, благо других желающих не нашлось.
— Удобнее, чем ехать в телеге с караваном. Видно далеко, и ход ровный, почти не трясёт.
— Сидящие в фургоне с тобой явно не согласятся! — хихикает Фаль, забравшаяся во второе седло на сбруе.
* * *
— Франциско! — воскликнул Полчек страдающим голосом. — Почему так трясёт! Я заляпал чернилами бумагу, стол и одежду! Хорошо, что она… Как там это слово?
— Казуальная, господин. А трясёт потому, что дорога неровная.
— Безобразие, Франциско. На что идут наши налоги?
— Вы не платите налогов, господин. Ваш театр не имеет легального дохода.
— Но кто-то же платит? Я считаю, что это безобразие.
— Совершенно согласен с вами, господин.
— Подай вино, Франциско. Писать всё равно невозможно.
— Осмелюсь напомнить, господин, что это уже вторая бутылка сегодня…
— Ты вообще что-то осмелел, Франциско. К чему бы это?
— Хотя я совсем не стар, господин, и надеюсь прослужить вам ещё много лет, я беспокоюсь о вашем физическом и душевном здоровье. Не имея возможности передать должность дворецкого по наследству, я хотел бы быть уверенным, что вы не пропадёте без моих услуг.
— А кстати, почему ты так и не женился, Франциско?
— Отсутствие денежного содержания не позволило мне сделать предложение достойной респектабельной гоблинше. Не мог же я привести в ваш дом особу, за которую семья даже выкуп не потребует?
— О, демоны Края! Я же просил, Франциско, посчитай, сколько я тебе должен!
— Я посчитал, господин.
— И?
— Сумма в пять тысяч куспидатов была бы достойной компенсацией за десятилетия службы, господин.
— Пять тысяч?
— Это существенно меньше среднего дохода дворецкого, служащего Дому демиургов. Но я не жаден, господин.
— Принеси вина и оставь меня, Франциско, — вздохнул Полчек. — Я обдумаю этот вопрос…
— Почему на этой штуке нет каких-нибудь рессор? — ворчит Пан.
— Потому что нет, — флегматично отвечает Спичка.
— Если бы вы с кавалером вместо того, чтобы таскаться по тавернам…
— Оставь мою личную жизнь в покое, козлина. Рессоры для такого огромного фургона весили бы, как племенной бык, и стоили бы не меньше. Потерпишь.
Все собрались в общем помещении фургона, которое совмещает в себе кухню, столовую, гостиную и коридор. Размеры её отнюдь не впечатляют, но всё равно тут удобнее, чем в крошечных каютках с откидными койками. Фаль с Завирушкой делят одну на двоих, у тройняшек торчат в коридор ноги, Кифри в хорошую погоду предпочитает спать на крыше, а Пану (как демону) в личном помещении отказано, он всё равно во сне не нуждается.
— Тебе не жалко было расставаться с тем дварфом? — интересуется Кифри. — Ведь ты могла бы создать с ним семью. Семья — самое важное на свете.
— До сих пор как-то обходилась, — ворчит Спичка. — Но да, Бруник галантный.
— Бруник?
— Бруенор Холдерхек. Сокращённо — Бруник. У дварфов отношения развиваются медленно. Если от знакомства до предложения руки и секиры прошло меньше десяти лет, пару упрекнут в неприличной торопливости и заподозрят в нехорошем.
— А почему ты до сих пор не замужем?
— Кифри, вместе с памятью ты утратил и манеры. Разве можно задавать такие вопросы дварфийской — да и любой другой — деве? Была занята.
— Чем?
— Другими, блин, делами! — дварфиха почесала наколотый на предплечье якорь. — Отстань!
— Семья актёру лишь обуза,
ведь он служитель Мельпомены,
которая весьма ревнива,
измены сцене не приемлет, — сказал задумчиво Шензи.
— К тому же, где семья — там дети,
они нуждаются в кормленьи,
учении, игрушках, тряпках,
что стоят денег непомерных, — добавил Банзай.
— Актёры же народец нищий,
питающийся духом сцены,
вином и гномьей самогонкой.
Диетой, отродясь не детской, — подытожил Шензи.
— Мои сиблинги хотели сказать, — пояснил Эд, — что мы предпочитаем служение искусству банальному инстинкту размножения.
— А я ещё слишком молод для женитьбы, — махнул лапой табакси. — Но однажды планирую остепениться, поднакопить деньжат, осесть в каком-нибудь приятном местечке, жить на роялти со своих текстов, которые к тому времени будут читать на каждой сцене Чела, растолстеть и облениться. Вот тогда я подыщу себе симпатичную кошечку и заведу с ней выводок очаровательных котяток.
— Я смотрю, у тебя всё продумано, блохастик, — фыркнула в бороду Спичка.
— В жизни должна быть цель, дамочка, — гордо заявил Рыжий Зад. — Какой смысл быть гениальным, если это нельзя монетизировать?
* * *
— На репетицию, все на репетицию! — надрывается Пан, стуча копытом по доскам откинутого помоста.
Фургон расположился на опушке леса неподалёку от тракта. Возле пылает костёр, на треноге висит большой котёл, в котором орудует половником на длинной ручке Спичка, периодически отгоняя этим незамысловатым инструментом табакси.
— Уйди, киса! Не готово ещё! Ужин
