Somniator - Богдан Тамко

По окончании репетиции все незаметно разбрелись, и я даже не заметил, как девушка пропала. На следующий день после танца она снова села рядом со мной. Мы шутили, а я все смелее останавливал взгляд на ее глазах. Однажды я решился и погладил ее волосы. Потом снова и снова. И я делал это все медленнее и медленнее.

– Они такие нежные, – сказал я, легонько коснувшись тыльной стороной ладони щеки танцовщицы. Девушка улыбнулась и остановила мою руку. Закрыв глаза, десятиклассница прислонилась к ладони и прошлась по ней лицом от виска до подбородка.

– А у тебя рука тоже очень нежная, – ответила она, продолжая держать глаза закрытыми.

Это взаимность. Это описанная в сказках любовь с первого взгляда. Это чувство до мозга кости.

Но на самом деле следующий день еще не наступил, и никакой любви вовсе и не было. Я пришел домой и не мог найти себе места. Еда не лезла, книги не читались – все мысли были только об этой девушке. Ее зеленые глаза всплывали в памяти раз за разом, снова и снова. Не зная, чем заняться, я лег спать в семь вечера. Всего лишь после пары часов знакомства я уже вовсю мечтал, лежа в кровати. Фантазии уплыли далеко в мир объятий самой красивой женщины в моей жизни, и эту ночь я провел без сна.

«Я влюбился», – признался я себе, и эта мысль давала мне невероятное состояние приподнятости и воодушевления. Вновь и вновь я воспроизводил перед собой лицо и тело танцовщицы, понимая, что готов смотреть на них вечно.

Утром она была моей первой мыслью. Боже, до чего же приятно каждый раз переживать это ощущение начала влечения, его первых проявлений. Я шел в школу с трепетом и дрожью внутри. Так хотелось подойти к кому-нибудь и сказать: «Вы видели, какие у нее красивые глаза?» И в то же время я боялся открыть свои чувства. Мне хотелось вынашивать и лелеять их в себе, охраняя, как самую великую тайну.

Перемену за переменой я шатался по школьным коридорам, надеясь увидеть ту самую девушку, но никак не получая такой возможности. Когда раздавался очередной звонок, я злился, что мне надо идти в класс и целых сорок пять минут ждать в закрытом кабинете. И именно в один из таких злых моментов я натолкнулся на нее прямо на лестничной клетке. Я прямо почувствовал, как адреналин четким ударом в спину с двух сторон стукнул по надпочечникам, и как расширились мои зрачки. Я нервно заулыбался.

– Привет, – сказала десятиклассница, обнажая в улыбке свои белоснежные зубы, – ты будешь освещать меня сегодня?

Я мысленно хлопнул себя по лбу. Как я мог забыть, что сегодня еще одна репетиция, и мы все равно увидимся, даже если не встретимся на перемене.

– А сегодня Пасха? – отшутился я. – Ты не очень похожа на кулич.

– Причем тут кулич?

Я занервничал. Шутка провалилась, а, значит, я сложил о себе первое впечатление человека с плохим чувством юмора.

– Ну, ты хочешь, чтобы я тебя освятил. Сегодня не Пасха, ты не кулич, а я не батюшка.

Она рассмеялась, и я сразу успокоился.

– Ах, ты об этом! «Освещать» от слова «свет».

– Серьезно? – с сарказмом подметил я.

– Мне нравится, когда я знаю, что на меня пристально смотрит, как минимум, один человек из зала, хоть это и его обязанность.

– Да я понял, что ты о моем прожекторе. Конечно, встретимся в актовом зале.

Прозвенел звонок, и я быстро побежал в класс, слыша сзади цоканье ее каблуков. Когда я сел за парту, у меня еще тряслись колени.

– Ты что-то принял? – удивилась моя подруга-соседка, заглядывая мне прямо в лицо. – Все утро брови сводил в раздумьях, а теперь сияешь, как будто внутри тебя какое-то незаконное вещество.

– Можно и так сказать. Внутри меня появилось что-то новое…

– У тебя тоже пошли первые месячные? – шепотом спросила соседка.

Мы вместе рассмеялись, благодаря чему вопрос о перемене моего настроения снялся как бы сам собой, чему я был несказанно рад.

На всех парах я помчался в актовый зал, когда кончились уроки, и стал ждать. Все участники концерта сидели за кулисами, а я был в зрительном зале, поэтому увидеть свою первую возлюбленную не мог. Без особого энтузиазма мне пришлось наблюдать все предшествующие ей номера, пока я своей рукой не дал команду на запуск музыки и не включил прожектор.

Затаив дыхание, я освещал мою танцовщицу. Я следил за каждым движением изгибов ее грациозного женского тела, смотрел, как развеваются волосы и с каждой секундой все сильнее понимал, что люблю эту женщину. Да, так просто после второго дня созерцания танца я был готов сказать слово «люблю». Когда репетиция номера кончилась, танцовщица снова подсела ко мне, как и вчера. Она не переодевалась, поэтому сидела рядом со мной, красуясь высочайшим процентом совершенно открытых участков тела.

В этот раз я улыбнулся, но так же продолжил заниматься организацией концерта, как и в тот раз. Пока на сцене исполнялась хоровая песня, мне не нужно было производить никаких действий, поэтому я оказался свободен.

– Тебе нравится мой танец? – спросила девушка, заметив это.

Уже второй раз мне показалось или хотелось видеть, будто она со мной заигрывает.

– Очень. Так как я раньше никогда не видел его исполнение, то не знаю, насколько он красив на самом деле.

– Ты меня обижаешь: я занимаюсь этим с детства.

– А я вот этим, – как бы между делом сказал я, передвинув ползунки на микшере.

Несчастный хор оборвался, и в зале зазвенела тишина. Тут же я вернул звук на место и мы вдвоем ехидно захихикали. Через минуты полторы я спросил:

– Как тебя зовут?

– Кристина. А тебя?

– Наполеон, – ответил я, как всегда ожидая неадекватной реакции.

– Тогда я Жозефина! – засмеялась девушка в ответ.

– Эм… А с чего это ты позиционируешь себя с моей женой? – пошутил я, после чего посмотрел на сцену, как ни в чем ни бывало. – Я серьезно, – добавил я без улыбки, – меня зовут Наполеон. Могу завтра принести свидетельство о рождении, если не веришь.

Кристина недоверчиво смотрела на меня. Я достал из портфеля дневник и открыл его на первой странице, там, где было мое имя.

– Так странно, – пробормотала она, – почему?

Я протянул ей руку и спросил:

– Не замечаешь ничего необычного?

Кристина прикоснулась к моей ладони, от чего у меня по телу побежали мурашки. Это был наш первый телесный контакт.

– У тебя они такие… странные.

– Одинаковые. Как у Бонапарта. Я ответил на твой вопрос?

Кристина подняла глаза и как-то своеобразно посмотрела на меня. Я не мог сказать, какие эмоции были в этом взгляде, но меня он сводил с ума. Я перехватил ладонь и пожал ее.

– Будем знакомы.

– Очень приятно, – улыбнулась девушка и отпустила мою руку.

После репетиции я зашел домой и взял деньги из особого места, в котором отец всегда оставлял их для меня. Несколько лет я почти ничего оттуда не брал, а папа продолжал периодически класть туда одну и ту же сумму, так что денег там было очень много. Я прошелся по магазинам и в несколько заходов купил мольберт, краски, карандаши и холст.

Никогда до этого не рисовав, я, тем не менее, знал, что мне нужно и как с этим управляться, потому что, как всегда, где-то об этом читал. В своей комнате я натянул холст на подрамник, поставил его на мольберт и сел перед пустой белой тканью внушительных размеров. Чистота холста вселяла в меня какой-то особый трепет начала чего-то нового и значительного. Перед моими глазами вырисовывались разные образы, эмоции мешались, сердце учащенно билось, а фантазия уже линию за линией обрисовывала на белом холсте пока еще нематериальные черты образа Кристины.

А дальше события развивались, управляемые суматохой и паникой. Последний звонок близился, поэтому репетиции проходили в разное время, второпях, кусками, разным составом людей. Ученики исправляли задолженности, чтобы закрыть четвертные оценки; по причине всей этой суеты я практически не видел Кристину, только изредка здоровался с ней, когда мы пересекались в коридорах или актовом зале. И тем жаднее я наблюдал за ее танцем на репетициях, когда казалось, что мы остаемся только вдвоем: свет выключен, а в темноте выделяются только она и луч прожектора, направляемый моей рукой.

Перед последним звонком была генеральная репетиция. Многие номера прогонялись по несколько раз, поэтому у остальных участников было достаточно свободного времени. Кристина в очередной раз села рядом со мной, я улыбнулся ей, глянув краем глаза, и продолжал следить за действиями на сцене.

– Почему ты при каждой возможности подсаживаешься ко мне? – спросил я, не поворачивая головы.

– Ну…, – протянула Кристина, – наверное, потому что ты мне нравишься, и мне интересно общаться с тобой.

– Интересно общаться? – удивился я. – Мы же кроме пары шуток почти не разговаривали.