Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета - Петр Киле

Лесток в полном отчаянии изображает, как гвардию отправляют в поход.

Цесаревна показывает рукой: всем собраться у нее после ужина.

Сбор после ужина в гостиной цесаревны.

- Почему после ужина?

- Важные решения нельзя принимать на пустой желудок.

- Цесаревна решилась?

- А мы?

Лесток рисует на игральных картах две картинки. На одной цесаревна в монастыре, ей обрезают волосы; на другой она на троне в короне.

Цесаревна, вспыхивая:

- А тебя, негодяй, четвертуют. На этот раз не отделаешься ссылкой.

- Милостивая государыня, я на все готов. Уж такой я человек. Что в руках лекаря, что палача отдать концы – все едино. Я-то думаю, что я еще в графы выйду, по вашей милости.

Петр Шувалов:

- Весь вопрос в том, кто поведет гвардию за собой.

Александр Шувалов:

- Или за кем гвардия последует?

Воронцов:

- Подлинно, это дело требует немалой отважности, которой не сыскать ни в ком, кроме крови Петра Великого.

Цесаревна, выпрямляясь во весь рост:

- Ни Бирон, ни Миних мне не понадобились. Я знаю, у гренадеров Преображенского полка я своя, крестная мать молодой поросли. Кто со мной?

- Мы все…

- Лесток как врач, Шварц, мой старый учитель музыки, и министр двора Воронцов, я прошу вас сопровождать меня в казармы. Сейчас рано. Около полуночи надо подать знак гренадерам. Они придут за нами.

В палате на сценической площадке появляются маски.

Маски, словно воочию наблюдают события ночи:

- Явились гренадеры тотчас! Верно, уж сговор был собраться в эту ночь. Пришла пора, и цесаревна робость отбросила, пускаясь, как и в танце, свободная от страхов и сомнений!

- Да робкой и трусливой не была! С чего бы это, с поясом Венеры, и цесаревной в высший свет вступив, веселая и чуждая интриг?

- Всяк судит по себе, но красота свободна, безбоязнена она, не страх, а чуткость лишняя волнует и совершенства высшего взыскует.

Явились гренадеры: «По знаку вещему явились: мы готовы вызволить вас из тюрьмы, во что дворец ваш превратили!»

        ХОР МАСОКЕлизавета вышла к гренадерам,Прекрасная Венера и Минерва,Величием богинь осененаИ трепетна, как счастье и весна!

«Вы знаете, зачем призвала вас я?»«Заждались повелений мы, как счастья,Какое выпало и нам!»«Сейчас я помолюсь и выйду к вам!»

Гренадеры маршевыми и боевыми движениями подтверждают готовность к выступлению, с неистовыми клятвами в верности ей, дщери Петра

Молитва цесаревны:

В борьбе за отцово наследство,В чем вижу Правду свою,Я крови ничьей не прольюИ буду всегда милосердна!Казнить никого, хоть прощенья нет,Даю я пред ликом твоим обет.

Выходит к гренадерам с крестом и приводит их к присяге:

- Теперь же идти вам велю в полной тихости в казармы собирать роту. Я приеду вслед за вами.

          ХОР МАСОККирасу на платье надела Венера,Над нею, уж верно, с Олимпа смеялась Минерва,И в шубе на сани, а с нею и двор:Со Шварцем тут Лесток и Воронцов,Из самых близких, нужных для дела.А ночь вся светилась заиндевело.В казармах свои на часах.И радость у всех на устах.Отправились тотчас – из Смольного в Зимний.Мороз, а полозья уж пели гимны!

Голоса в ночи:

- К дворцу нам лучше подойти пешком.

- И надо забрать без лишнего шума приверженцев Брауншвейгской фамилии. Все они здесь живут поблизости у дворца.

- Отправить тридцать гренадеров к Остерману!

- Арестовать Миниха, графа Головкина, барона Менгдена, обер-гофмаршала Левенвольде, морского генерала-комиссара Лопухина… Кого забыли?

- Никто более не выступит за Брауншвейгскую фамилию.

- Государыня цесаревна! Позвольте, мы понесем вас на руках?

- Обыкновенно я быстро хожу, да кираса и шуба мне мешают поспевать за вами.

- На шубе, как на скатерти-самобранке, вы взлетайте, а мы будем за вами поспевать! За такую честь и смерти нестрашно.

- Никаких смертоубийств! Я поклялась не подписывать смертных приговоров.

- В караульне тихо. Поди, все спят.

- Входите без шума и мирно. Я за вами сразу войду.

- Опасно!

Цесаревна скинула с плеч шубу:

- А кирасу, как вериги, зачем я надела? Никто не посмеет на меня поднять руку. Я объясню, с чем я пришла.

- Вам достаточно показаться, особенно в кирасе, и всем ясно: Венера прислала Минерву вступиться за ее права!

Солдаты в караульне ничего понять не могут, но слышат женский голос и видят красавицу цесаревну в зимней шапке и кирасе.

- Оставайтесь все на месте. Вы знаете, кто я? Я пришла восстановить справедливость, попранную недругами России у трона. Вам ничего не будет, вы не виноваты. Служите, как прежде России и мне. Согласны?

- Молчание – знак согласия.

Один из офицеров, взглядывая на других, всего их четыре:

- Мы, офицеры, останемся верны присяге!

Солдат направил на офицера штык, Елизавета отвела рукой штык.

- Сопротивление оказывать бесполезно. Дворец окружен. Все вы останетесь живы. С новой присягой также будете служить России. Я иду к сестрице, которая оказалась игрушкой в чужих руках. Дорогу я знаю.

За цесаревной последовали гренадеры до спальни Анны Леопольдовны.

– Сестрица, пора вставать!

Анна Леопольдовна недовольно:

– Что вы здесь делаете?

Цесаревна в кирасе и гренадеры за нею – все было ясно Из постели в чепце Анна Леопольдовна опустилась на колени:

- Ради Бога! Со мной что хотите, но детям…

- Никому я не причиню зла. Я увезу вас с детьми и вашей подругой Юлией Менгден в Смольный дом.

В спальню принесли младенца-императора.

Цесаревна поцеловала его со словами:

- Бедное дитя, ты вовсе безвинно! Твои родители виноваты.

Маски наблюдают, как в палате собираются важные сановники.

- Здесь генерал-прокурор князь Трубецкой, начальник Тайной канцелярии Ушаков, адмирал Головин, князь Черкасский.

- Они сами пришли..

- Здесь Бестужев Алексей Петрович. Он, верно, опасался ареста. Его вызвали. Лесток его привечал, предлагая Елизавете Петровне назначить его на место Остермана.

В палату входит Елизавета Петровна в мужском костюме, как на охоте или маскараде, - вероятно, не было времени примерять платья, подходящие к случаю. Герольд с жезлом объявляет:

- Ее императорское величество Елизавета Петровна!

Императрица Елизавета Петровна, спокойная, исполненная величия, улыбалась одними глазами, сверкавшими веселым восхищением торжества прекрасной молодой женщины в зените ее совершенства и красоты.

Сановники, со сна и с мороза еще не совсем пришедшие в себя, особенно не изощрялись в выражении подданнических поздравлений словом, тем выразительнее выступали в телодвижениях галантного века, в апофеозе касаясь губами прекрасной руки новорожденной императрицы.

Палата наполняется возгласами: «Здравствуй императрица!»

ЧАСТЬ  III

1

Летний дворец. Покои императрицы. Елизавета Петровна у зеркал в окружении нескольких фрейлин, готовая выйти. Открываются двери в соседнюю комнату, где ожидают выхода императрицы Алексей Разумовский, одетый, как важный вельможа, и Семен Кириллович Нарышкин, ровесник и родственник, возлюбленный в юности, которого отправили подальше от цесаревны - в Париж, словно ей на зависть, даже при Анне Леопольдовне он не смог вернуться, его назначили послом в Лондон, - Елизавета Петровна его вернула, как всех ей верных сосланных, - он стал генерал-аншефом и гофмейстером малого двора великого князя Петра и великой княгини Екатерины Алексеевны.

Мужчины вскакивают и кланяются с подчеркнутой торжественностью, при этом посматривая друг на друга с насмешливой веселостью. Небо и земля!

Императрица заговаривает с Нарышкиным вполголоса:

- Что ты тут делаешь?

- Понимаю, я не имею права здесь находиться. Признаюсь, я пошел на хитрость: я заговорил с его сиятельством о охоте, и меня с ним не посмели остановить. Мне необходимо переговорить с вами. Не знаю, какой я генерал-аншеф, это всего лишь почетное звание, но гофмейстер я никакой.

- А как вам должность танцмейстера?

- Вам! Вы уже сердитесь на меня. Хорошо. Я сыграю роль танцмейстера. Помните генерала Ягужинского, царя всех балов из нашего детства и юности?

- Еще бы!

- Помните, как однажды он устроил танец из 12 пар, который продолжался непрерывно час или два?