Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета - Петр Киле

- Нет, я приму Бирона одна. Так я его скорее выведу на чистую воду.

Бирон и цесаревна в гостиной.

- Герцог, вы снизили подушную подать и повысили мне пансион, благодарю!

Бирон целует руку цесаревне:

- Государыня! Вы знаете, я всегда был рад вас видеть.

- Я знаю… Знаю, кому вы служили и кому ныне.

- Это упрек. И упрек звучит в ваших устах пленительно.

- Невольный. Простите!

- Я понимаю вас. Будь моя воля, я бы распорядился иначе

- Женили бы сына Петрушу на Анне Леопольдовне. И тогда ваше регентство было бы обосновано, по крайней мере.

Бирон вспыхивает:

- Как видите… Меня во всем винят, а власти у меня не было. Беззакония чинили сами русские. Сделать регентом принца Антона, отца младенца-императора, как поговаривают в гвардии, - это же смех! Потребуется еще один регент для управления государством. Ха-ха!

- Герцог, мне странно, что вы говорите со мной на эту тему. Вы же знаете, кто я.

- Очень хорошо. В гвардии поговаривают и о вас.

- Ах, вот в чем причина ваших визитов ко мне. Очевидно, вы говорили и с принцем.

- Не я. С принцем говорил Глава Тайной канцелярии Ушаков.

- А меня посетили вы. Скажите по чести, при чем тут я? За мной следят, я знаю. Вы хотите удостовериться в чем-то лично? Вы прямой человек, и я отвечу прямо.

- Да, я всегда говорю то, о чем думаю. У меня, как у пьяного, все на языке. Вам безусловно известно, что о вас поговаривают и в европейских странах.

- Зная французский язык, на балах мне приятно поболтать с маркизом Шетарди. Он бывает у меня, как и другие послы. Это свет. И я дочь Петра, самого великого монарха нашего времени.

- Веселая, легкомысленная, чья жизнь – непрерывное круженье в танце… Но ныне вы повзрослели, совмещая красоту Венеры с величием Минервы. Мне бы не позволили на вас жениться… Но вы можете осчастливить моего сына…

Цесаревна громко расхохоталась, слегка опомнившись, она поспешно проговорила:

- Простите! Все останется между нами.

- Почему вы рассмеялись?

- Никогда!

Бирон, взбешенный, выбегает вон из дворца цесаревны, за ним слуги с его шубой из медвежьей шкуры.

Лесток прибегает:

- Ваше высочество! Регент вышел от вас в такой растерянности, что даже забыл о шубе… А ведь поговаривают, что он задумал жениться на вас.

Цесаревна смеется:

- Всякие слухи пусть повторяют другие, Арман!

- А еще говорят, что Бирон решил вызвать из Киля «чертушку» Анны Иоанновны и извести Брауншвейгскую фамилию.

- Это уже серьезнее было бы, если б у него в голове не носились такие же бредни, как у Меншикова или Долгоруких, на которых они свихнулись и лишились всего.

- Как! Он открылся вам?

- Видит Бог, Бирон кончит тем же. Простирать временщикам руки до трона небезопасно.

- Он понял, что его подставили те, кто правил Россией и при Анне Иоанновне. Остерман на этот раз ошибся с выбором регента.

- Выбора не было. Анна Иоанновна, дочь больного отца,  возвышенная начинаниями моего отца, не взлюбила его и меня с «чертушкой». Страха не одолел разум, вот и учинила глупость. Ну, что мне с ними делать?

- Это ясно.

- Только Бирон не та фигура, с которой я буду связывать свое имя.

- Планы Франции вас не смущают?

- И Франция, и Швеция строят свою политику, не спросясь у меня. Кто я для них? Дочь царя, поднявшего Русь до империи. Делая ставку на меня, усиления России они хотят? Как бы не так. Но я буду слушать и Нолькена, и Шетарди. Пусть раскрывают свои карты. Так я им поверю, что они мечтают посадить меня на трон за красивые глаза. А у меня красивые глаза. Швеция, бедная, униженная, ищет реванша – на деньги Франции, которая боится усиления России.

- Да, государыня, поскольку они заинтересованы в том, чтобы русский двор вернулся в Москву и забросил Петербург и корабли, я держу и Нолькена, и Шетарди в убеждении, как вы пожелали, что и вы о том мечтаете, больше о старине, чем о нововведениях вашего батюшки. Кардинал Флери уже думает, что с вашим восшествием при дворе восторжествует, вместо немецкой, французская партия.

- Пусть думает.

3

Покои цесаревны. Камердинер Алексей Разумовский, статный мужчина высокого роста, с тонкими чертами лица и бородатый, красивый и простодушный, с непокрытой головой, быстро входит к цесаревне.

Елизавета Петровна со смехом:

- Что, Алексей? Забыл у меня свой парик?

- Треклятый парик, Бог с ним! Своих волос у меня мало…

- У тебя чудесные волосы. Ну, а парик, как и камзол, - это мода, которую нам приходится соблюдать.

- Государыня, новость какая! Ночью Зимний дворец осадили гвардейские полки и арестовали регента…

Цесаревна взволнованно:

- Ну, а дальше что? Кто это сделал?

- Генерал-фельдмаршал Миних.

- Ясно.

- Что же вам, матушка, ясно?

- Миних объявит правительницей принцессу Анну при ее сыне.

- А гвардейцы шли на Зимний, думая о вас.

- Обо мне? Ну, конечно!

- И теперь пребывают в смущении.

- Они не виноваты. Это Миних. Теперь у него вся власть, как у Надир-шаха, то бишь Фридриха  II. Поди. Пусть никто ко мне не входит. Мне нужно помолиться.

- Миних – славный полководец?

- Воинственный. Только от его побед пользы для России не было. Поди.

Оставшись одна, садится к зеркалу:

- И он – мне враг, как и Остерман. Небось, заболел и выжидает, что будет. А ведь странно, почему Миних никогда не обращал на меня внимания? Находил легкомысленной? Счастливый в браке, впрочем, он и за другими женщинами не ухаживал. Привлекая их внимание, невольно чуждался всех? И меня?

Цесаревна вскакивает на ноги:

- Вот тут-то он ошибся. Обманул гвардию и себя, видит Бог!

4

Спустя какое-то время. Лесток и цесаревна.

Лесток:

- Сместив Бирона, Миних заболел и тяжко, говорят…

Цесаревна:

- Теперь вся власть, поди, у Остермана… О, хитрый старый лис! Хотел женить племянника на мне, чтоб только сохранить свое влиянье, а умер он, взойти бы мне на трон, а он пошел на услуженье Анне, одной, другой, им выдуманной, верно, каналья, став с тех пор моим врагом.

- Остерман действительно действует как ваш враг… Я могу перечислить его вины… Подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнять его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил вас, государыня, от престола…

- Дважды, каналья!

- Это он, Остерман, сочинил манифест о назначении принца Иоанна Браунгшвейгского, то есть о возведении на трон Ивана VI…

- А сейчас это он несомненно посоветовал Анне Леопольдовне выдать меня замуж за брата ее мужа Людвига, убогого принца, с обещанием сделать нашей вотчиной Курляндию, а меня герцогиней. Поскольку новый герцог Курляндии Бирон сослан… Какая честь мне после Анны Иоанновны стать герцогиней Курляндской! А ведь Анна обрадовалась искренне, увела меня из зала таинственно и радостно, как общается со своей подругой Менгден, чтобы сообщить новость, прозвучавшую для меня оскорбительно.

- Поэтому вы и ответили так сильно: «Никогда!»

- Сегодня я бы не вышла и за французского короля!

- В самом деле?

- Женщина выходит замуж за корону или мужчину?

- Но вы не можете выйти замуж за вашего камердинера, пусть он мужчина хоть куда.

- Тсс! Есть темы, какие я не обсуждаю со своим доктором.

- Я знаю свое место, хотя ум и опыт расширяют поле моей деятельности, и вы мне доверяете переговоры с иностранными послами.

- Персидский посланник приехал с дарами всем членам царского дома, одну меня обошли подарками… Остерман сделал это с целью унизить меня, - вскипает цесаревна с широкими шагами по всей гостиной. - Он забывает, кто я, и кто он, забывает, чем он обязан моему отцу, который из писцов сделал его тем, чем он теперь есть, но я никогда не забуду, что получила от Бога, на что имею право по своему происхождению.

- Люблю, когда вы гневаетесь! Величия вам не занимать.

- И гнев моего отца вам был люб, Арман?

- О, нет! Не шутите. Я говорю о том, что ваша обычная веселость и красота даже смущали, точно пояс Венеры не давал вам покоя…

- Пояс цесаревны!

- Да, точно! А теперь все чаще вы исполнены величия. Быть вам императрицей!

- Арман, вы веселы, общительны, только, ради Бога, не болтайте лишнего.

- Это я знаю. В отношении вас я даже Миниха не испугался и отказался присмотреть за вами.

- Вы разумно поступили, Арман. А то бы вам пришлось присматривать и за доктором Лестоком.

- И правда! А сейчас о деле, за которое лекаря колесуют, если я донесу на него. Нолькена отзывают.

- Что это значит?

- В Швеции, очевидно, решили, что его переговоры с вами зашли в тупик.

- Я опасаюсь упрека народа, если ради достижения престола нанесу урон России, от завоеванных отцом земель не отщипну ни пяди. Готова заплатить деньгами, если они действительно окажут мне помощь.