Пионерский гамбит (СИ) - Фишер Саша

— Людмила Васильевна, милая выручайте! — отец бросился к столу и сложил молитвенно руки. — Парня в лагерь отправляем, а у нас дома кран прорвало, пока чинил весь вымок, а справка в кармане лежала.

— Обратитесь в свою поликлинику, — она говорила, а я следил, как шевелятся ее рыбьи губы и не шевелится все остальное. — Что же вы справку в кармане держали, когда кран чинили?

— Людмилочка Васильевна, так отправление уже через час, а у нас дежурные только с десяти, — взмолился отец. Лицо его стало трогательно-беспомощным, как у бродячего щеночка. — А мне на трое суток заступать. Спасите уж нас, растяп эдаких...

Круглые глаза посмотрели на меня. Потом вернулись обратно к отцу. Кажется, на рыбьем лице докторши появилось что-то похожее на сочувствие.

— Хронических болезней нет? — спросила она, потянувшись куда-то вниз.

— Здоров, как конь! — просиял отец и хлопнул меня по плечу. — Хоть завтра в космонавты.

— Имя, фамилия, год рождения, — монотонно спросила она, положив перед собой сероватый бланк размером не больше а6.

— Крамской Кирилл, одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой, — затараторил отец.

— Так карточки же у меня нет, что я про прививки напишу? — в голосе ее снова зазвучали сомнения.

— Напишите «данных о прививках нет», и все тут! — всплеснул руками отец.

— А если не примут с такой? — докторша все еще медитировала на бумажку.

— Ну если не примут, тогда придется мне завтра отгул брать, и два часа на электричке потом пилякать, — лицо отца снова стало несчастным. — И потом еще час по лесу пешком.

— Ладно, — белый колпак докторши качнулся вперед. Видимо, такая горячая забота отца за сына растопила тронула ее рыбье сердце. — Как еще раз его фамилия?

Отец выхватил из пальцев врачихи вожделенную сероватую справочку, а другой рукой подвинул к ней по столу плоскую темно-синюю коробочку с белой балериной и надписью «Вдохновение». — Это вам, Людмила Васильевна, чайку попьете как-нибудь...

— Это вы мне взятку что ли даете? — возмущенно спросила врачиха.

— Помилуйте, какая же это взятка! — всплеснул руками отец. — Мы же с вами и так полюбовно договорились. Это презент, Людмилочка Васильевна, могу я в конце концов просто так, без повода, подарить красивой девушке шоколадку?

— Ну... спасибо... — она сначала медленно придвинула жутко дефицитную шоколадку к себе, а потом быстрым движением спрятала ее в ящик стола. — Печать в регистратуре поставить не забудьте!

— Кушайте на здоровье!

Отец попятился, ухватил по дороге меня за ремешок на рюкзаке, и мы вышли из кабинета.

— Так, вроде еще не опаздываем, — отец снова посмотрел на часы и устремился к выходу. В дверях нам встретилась уже целая процессия родителей с детьми, не то им тоже срочно понадобились справки в лагерь, не то не повезло заболеть в самом начале лета.

Народу рядом с автобусами прибавилось, а суета из бесполезно-хаотичной стала деловитой. Кучкование теперь происходило вокруг локальных центров в виде строгого вида тетенек со списками. На лобовом стекле автобусов появились таблички с названиями разных лагерей.

— Так, вы у нас кто?! — из толпы выпорхнула дородная невысокая женщина в белой футболке, шортах и пионерском галстуке. Хотя пионеркой по возрасту она быть никак не могла. — Путевки ваши где?

Изучив протянутую отцом картонку, престарелая пионерка повернулась куда-то к толпе.

— Анна Сергеевна! — ее голос перекрывал шум толпы, будто она орала через усилитель. — Анна Сергеевна! Я нашла твоего потеряшку! — потом она снова повернулась ко мне. — Кирилл, тебе вон к тому автобусу. Видишь там табличка «2 отряд», высокий парень держит? Шагай туда! А вы, папаша, можете идти домой, Кирилл уже взрослый, он и сам справится!

Она сунула мне в руки путевку и только что полученную у рыбодокторши справку и задала импульс в нужном направлении. Я оглянулся на отца, тот помахал мне рукой, хитро подмигнул, развернулся и пошагал в сторону тот же стеклянного павильона «Снежинка», где мы с ним уже были. Ну да, а что рассусоливать-то, действительно? Сейчас он накатит полстаканчика червивки на счастливую дорогу и будет считать свой отцовский долг выполненным.

Я начал протискиваться через толпу в том направлении, куда указала бойкая тетя в пионерском галстуке. Какая-нибудь старшая пионервожатая? Или еще что-то такое?

Ох ты ж...

И тут я понял, что довольно плохо помню все эти правила. Когда я в школе учился, меня успели еще принять в пионеры, но потом это как-то быстро и бесславно закончилось, что не успело врасти в подкорку, как у кое-каких моих старших товарищей. Я не помнил текст гимна СССР, из всяких там пионерских песен мне в голову приходила только какая-то дурацкая переделка

Взвейтесь кострами

Бочки с бензином,

Мы пионеры —

Дети грузинов.

А еще ведь есть какие-то линейки, рапорты, речевки, что-то там еще... Нахлынуло какое-то подобие паники. До этого момента меня вели за ручку, можно было просто плестись следом, отвечать односложно, и никто бы даже не подумал, что я веду себя как-то странно. Но вот теперь я сам по себе. И мне придется что-то о себе рассказывать, с кем-то знакомиться, поддерживать разговоры...

Я шел вперед и уже видел Анну Сергеевну, светловолосую невысокую женщину в очках и длинном платье в белый горох. Она выглядела как строгая училка русского и литературы. А вокруг нее толпились парни и девчонки, лица которых сливались у меня пока что в один сплошной калейдоскоп.

— А где Шарабарина?

— Ой, Бубков, отстань со своей физикой!

— У кого-нибудь есть с собой ручка?

— ...дядя из Болгарии привез...

— С сентября в математическую школу перехожу...

— Крамской? — внимательные голубые глаза педагогини уставились на меня.

— Ага, — кивнул я. — Вот путевка.

— Ты первый раз, получается, в лагере?

— Ага, — я снова кивнул.

— А раньше почему не ездил? — Анна Сергеевна быстро просмотрела справку и спрятала все мои бумаги в картонную папку к другим таким же путевкам и справкам. Посмотрела на меня.

Я неопределенно пожал плечами.

— Понятно, еще один молчун, — она поджала губы. — Прохоров! Возьмешь шефство над новичком, а то у нас тут человек ни разу в лагере не был, даже говорить стесняется.

Весть второй отряд разом замолчал и множество пар глаз уставились на меня. Из калейдоскопа лиц выделилось одно, черноволосого парня на полголовы меня выше в футболке с надписью «Динамо».

— Здорово, Крамской, — он сунул мне руку, я ее пожал. — Спортсмен?

— Неа, — я мотнул головой.

— Ничего, натренируем, — он хлопнул меня по плечу. Рука была тяжелой, меня даже слегка придавило. — Давай в автобус, что ты с рюкзаком-то носишься? У нас не воруют!

Ребята расступились, давая нам дорогу. Я с облегчением забрался в автобус. Внутри пахло летней пылью и бензином. Лобовое стекло украшала бахрома с кисточками, как будто водитель решил привнести уют на свое рабочее место при помощи старой бархатной скатерти. В центре стекла висел запаленный вымпел, надпись на котором я прочитать не успел.

Задний ряд автобуса был уже явно занят — на каждом месте лежал чей-то рюкзак.

— Вот сюда садись, рядом с Чичериной вроде никто не занимал, — Прохоров ткнул мне на место в середине салона. На соседнем лежал небольшой деревянный чемоданчик.

Я сбросил рюкзак на сидушку и чуть не застонал от наслаждения. Ну наконец-то этот пыточный инструмент поедет отдельно от меня!

— А ты правда что ли первый раз в лагере? — спросил Прохоров, повиснув на поручнях, как обезьяна.

Сначала я хотел буркнуть односложное «угу», потом представил себе насмешливый взгляд собственной дочери. Что, зассал, директор? Каких-то тридцать незнакомых подростков на тебя поглазели, а уже и поджилки затряслись?

— Да был я раньше в лагере, — сказал я. — Просто не здесь, а в Нижнем Новгороде...

— Где-где? — переспросил чернявый Прохоров.

Ох... Он же при Советском Союзе как-то по-другому назывался... Ульяновск? Брежневск? Черт, вообще из головы вылетело же...