Сильвио - Дмитрий Мережковский

И крест за подвиг получил.

        Робер убил Жуана…

Снопами валятся тела

И не осталось ни кола

        От вражеского стана;

Ура. победа! Но никто

Не объяснил бы нам, за что

        Робер убил Жуана.

Маршал.

Монарх, ты грозный вождь бесчисленных полков.

Явись же к ним на миг и взором их обрадуй!

За долгие года лишений и трудов

Да будет твой привет им лучшею наградой.

Взгляни, вот рать твоя!

Отдергивает занавес, и с террасы открывается вид на площадь, покрытую войсками.

Войска.

Да здравствует наш царь!

Маршал.

О, посмотри на них, великий государь.

Как латы их гремят, как очи грозно блещут…

Поверь, им за тебя не страшно умереть;

Перед лицом твоим от счастия трепещут

Их львиные сердца, закованные в медь.

Ты можешь на врага их бросить в бой кровавый

Одним движением властительной руки, —

И ринутся на смерть, как зверь тысячеглавый,

Твои железные, гремящие полки.

Сильвио.

И это не мечта, не ложь, не сновиденье…

Я — царь.

И предо мной все падает во прах.

Бесчисленных сердец послушное биенье

Я чувствую в моих трепещущих руках.

Падите ниц, рабы: я царь!.. В самозабвеньи

Как сладко повторять мне гордые слова

Захватывает дух от шири необъятной

        И кружится над бездной голова…

О, если чудный сон умчится невозвратно —

Упьюсь, хотя на миг, чтоб ни было потом.

До пресыщения моим блаженным сном.

Смелее же вперед! Рабы, я принимаю

Ваш блещущий венец бестрепетной рукой

И над простертою у ног моих толпой

        Я меч высоко поднимаю!..

Все.

Да здравствует наш царь!

Король и придворные уходят.

Зал во дворце. Входят двое придворных, разговаривая.

1-й.

Каков наш принц!.. И день и ночь похмелье!

        Не только всех вельмож — он дам перепоил.

        В разбойничий притон чертог свой превратил,

                Разврат, безумство, пьяное веселье…

Уж эти мне пиры! Того гляди — убьют

        За картами, в попойке безобразной,

        Иль где-нибудь, в углу таверны грязной

Седую голову бутылкой разобьют.

2-й.

Толпа гуляк, по городу блуждая.

Врывается порой, как бешеная стая.

        В дома почтенных горожан, —

И бьет, что под руку попало, наш буян, —

        Лакеев, рыцарей, посуду.

Беда красавицам и бочкам сладких вин:

        И в кладовых, и в девичьих — повсюду

Хозяйничает он, как полный властелин

        Не быть добру…

1-й.

   А слышали вы новость?

Он с нашим добрым, старым королем

Дерзнул высказывать надменную суровость.

   Его поссорили с отцом.

2-й.

За что?

1-й.

Он раздражен интригами и сплетней.

Узнал он, что отец венца его лишил

По воле рока и светил

С тех пор он каждый день мрачней и неприветней.

2-й.

Шаги… Прощайте.

Расходятся. Входят две дамы.

1-я.

Где свершилось злодеянье?

2-я.

        Увы! Не в тайном сумраке ночей.

Здесь, на виду у всех, в полуденном сияньи:

Жестокий Сильвио, убийца и злодей!

Держа в руках букет магнолий белоснежный

Подарок жениха, невинна и светла,

Как чистый херувим, полна мечтаний нежных,

Из сада во дворец Эстрелла тихо шла.

Навстречу Сильвио… С попойки возвращаясь

Он с наглым вызовом подходит к ней, шатаясь.

        Объята гнева и стыдом,

    Эстрелла вырвалась из рук злодея,

Как трепетная лань, гонимая орлом,

В одну из мраморных остроконечных башен

Она кидается — уж бездна перед ней —

Ступени дрогнули, бежит он, дик и страшен.

Его дыхание все ближе, горячей.

И в бешенстве кричит он: — «Будешь ты моей!»

        И пронеслось предсмертное стенанье:

«Прости мне, господи!» Цветы к груди прижав.

        Эстрелла с башни кинулась стремглав.

В лазури белое мелькнуло одеянье —

        Погибло счастье и любовь…

        Удар о камни членов нежных. —

И обагрила девственная кровь

        Цветы магнолий белоснежных!..

1-я. Молчи… — король!..

Входит Сильвио, придворные и Шут.

Сильвио.

                        Всему граница есть —

Вина, любви — не вечно опьяненье. —

        Вот в чем беда! Спать, пить и есть —

        Нельзя всю жизнь без пресыщенья; —

И надо чем-нибудь наполнить скучный день

              Бессмысленный и длинный.

Чего бы пожелать? В душе моей пустынной

        Все тихо: говорить и думать лень.

И я теперь готов завидовать животным.

Их грубым радостям, простым и беззаботным.

        Тоска!.. О, если б кто-нибудь нашел

        Источник свежих; новых упоений,

        Нетронутых, безвестных наслаждений —

Я разделил бы с ним порфиру и престол!

Шут.

        Таков удел земной: природа для людей

              Заимодавец беспощадный.

И все один процент — сто на сто — платят ей

За каждый светлый луч, за каждый миг отрадный.

Кто б ни был должником — сапожник иль король.

        Вчера любовь, вчера веселье. —

        Сегодня скука и похмелье,

И мудрость поздняя, и головная боль.

Сильвио.

Бездельники. Льстецы и дармоеды.

        Так вот как служат королю!

        Где хохот, шутки и веселье?

        Я лиц унылых не терплю.

        Пляшите, смейтесь, — чем хотите, —

Умом иль глупостью — царя развеселите!..

Найдите для меня игру, забаву, труд:

Что делают у вас, когда не спят, не пьют.

И не целуются с красотками?

Канцлер.

                                       Великий

И доблестный порыв премудрого владыки

Мы все приветствуем; твой юный дух растет

И жаждет к подвигам направить свой полет.

        Дерзнул, монарх, к делам правленья

        Привлечь твой милостивый взгляд:

        Мои бумаги. Повеленья

        Давно без подписи лежат.

Взглянуть на них царю не будет ли угодно?

        Вот кипа пыльных, старых дел

        Когда б спросить тебя я смел,

Чтоб ты пожертвовав минуткою свободной,

Хотя б важнейшие бумаги просмотрел…

Сильвио.

Подать мне свитки.

Канцлер.

Вот, мой царь.

Сильвио (бросает свитки).

                Возьмите их, солдаты.

        Скорей, в огонь весь этот хлам проклятый

И пепел по ветру развейте!

Канцлер (в ужасе).

                 Государь,

Здесь важные дела!

Сильвио.

                 Повелеваю.

        Чтоб по всему подвластному мне краю

Дела и рапорты, какие б ни нашли —

Рукою палача немедленно сожгли.

Солдаты, взяв бумаги, удаляются.

        Ко мне, мой шут! Я по тебе тоскую,

        Мне скучно, друг… Ты здесь умнее всех.

        Спой песенку, унылую, простую,

Чтоб искрился в слезах безумный, горький смех!

Шут (напевает).

То не в поле головки сбивает дитя

        С одуванчиков белых, играя:

То короны и митры сбивает, шутя,

        Всемогущая смерть, пролетая.

Смерть приходит к шуту: «Собирайся, дурак.

        Я возьму и тебя в мою ношу,

И к венцам и тиарам твой пестрый колпак

        В мою общую сумку я брошу».

Но, как векша, горбун ей на плечи вскочил

        И колотит он смерть погремушкой.

По костлявому черепу бьет, что есть сил.

        И смеется над бедной старушкой.

Стонет жалобно смерть: «Ой, голубчик, постой!»

        Но герой наш уняться не хочет.

Как солдат в барабан, бьет он в череп пустой.

        И кричит, и безумно хохочет:

«Не хочу умирать, не боюсь я тебя!

Жизнь и солнце, и смех всей душою любя,

        Буду жить-поживать припевая:

Гром побед отзвучит, красота отцветет,

Но дурак никогда и нигде не умрет —

        Но бессмертна лишь глупость людская!»

Сильвио.

Спасибо, шут, ты рассмешил меня.

        Исчез похмелья чад тяжелый.

        Вина, рабы! За пир веселый,

За стол, друзья!

Пусть гроздий сок, звеня,

Забрызжет вновь, как пена водопада.

И, не смущаемы зарей,