Сорок дней спустя - Алексей Доронин

Данилов не боялся смерти. Просто хотелось жить, а не становиться героем, тем более так по-дурацки. Прав был немец-отшельник. У него еще есть дела в этом мире. Сдохнуть всегда успеется.

Саша поморщился и с размаху опустил тяжелую лопату-подборку своему соседу на темя. Если б не боль в усталых мышцах, все получилось бы, а так, вместо того чтоб повалиться мешком, тот только пошатнулся и заорал. Но видно, тоже руки тряслись от усталости — ствол он выронил. Данилов ногой отфутболил пистолет в сторону охраны.

Немая сцена затянулась на долгую секунду.

— Вот те раз… — произнес, наконец, Мясник. Наклонился и подобрал оружие, взвесил на руке. — ТТуха. А ты пользоваться-то умеешь, родной? — И навел его на несостоявшегося убийцу.

Мужик рефлекторно попытался заслониться рукой, но пулю это не остановило.

Бах!!!

Пуля попала в переносицу, пробив ладонь навылет, и застряла в черепе. Бунтовщик упал совсем неизящно, мешком.

— А че за предъявы-то? — ни к кому не обращаясь, пробормотал Мясник, пряча пистолет.

— Наверно, ты кого-то грохнул, — предположил Мент. — Сына, там, его, брата…

— Может… Разве всех упомнишь? Ладно. Че с тобой будем делать, иудушка? — Мясник повернулся к Данилову. — Товарища подвел под трибунал.

— Тамбовский волк ему товарищ, — буркнул Саша, стараясь не смотреть на труп. И на остальных пленников, глядящих на него волками.

— Суки. Он ведь и им жизнь спас. Стали бы с ними церемониться, если б этот придурок выстрелил?..

— Вот это по-нашему. — Мясник толкнул помощника локтем. — Молодца. Что будем делать, служивый?

— Может, привалить за компанию? Единожды предавшему…

— Да он же типа жизнь мне спас. Хотя я его тоже тогда пожалел, когда Чекист сказал в распыл пустить. Думал, все равно подохнет, а он выплыл… Тынденция. Нам такие перцы нужны. Да еще и тезка. Ладно, Ботаник, считай себя зачисленным в Русскую освободительную армию.

— Этот приколист, оказывается, и историю знает.

— Взят ты с испытательным сроком. Облажаешься — пеняй на себя.

Данилов кивнул.

— А с этими что делать? — указал Мент на остальных.

— Пока к шохам в подвал, — устало пробормотал Мясник. — Потом на раскопки. Работы еще много, бамбук курить не давай.

Автоматчики угнали рабочих куда-то в сторону частных домов. Те даже не огрызались в ответ на тычки, пинки и удары прикладами.

— Александр… Иванович. — Отчество главаря Данилов узнал из разговоров. — А с ними что?

На душе у парня было мерзко, и он знал, что скоро это чувство не уйдет.

Бывший страж порядка громко заржал, держась за брюхо.

— А вот это не твое собачье дело, малец, — отрубил Мясник. — Живи и радуйся. — Он повернулся к Менту: — Передаю салагу тебе с рук на руки. Проводи в наш подвал, покажи шконку, объясни, что и как. Дай снегоступы вместо его лыж. Тут, нах, не Сочи. И куртец новый выдай.

— А если убежит?

— Да куда он денется с подводной лодки. У нас хорошо. А снаружи холодина и смерть. Он что, дебил?

И ведь это была правда. Странно, но Данилов почти не чувствовал раскаяния. Это был его единственный шанс, и он его не упустил. Правы те, кто пишет о генетической склонности интеллигента к предательству.

Они шли по служебным закоулкам кинотеатра, освещая путь фонариками, обходили и перешагивали через завалы из компьютеров, плазменных панелей, стиральных машин, тренажеров и еще черт знает чего.

В конце очередного коридора Данилов догадался о главной функции бывшего кинотеатра. Судя по всему, отапливалось и освещалось только несколько комнат на верхнем этаже. Здание не было жилым. Это было что-то вроде штаб-квартиры группировки, а заодно склада.

Наконец они оказались перед дверью, закрытой на висячий замок; Мент вытащил из кармана ключ и отпер его. Кинозал. Точнее — склад. Здесь хранились более полезные вещи, нежели те, что Саша видел в коридорах: инструменты, стройматериалы, туристское снаряжение. Кое-что явно было принесено не из «Оптимы». В углу высилась куча охотничьего инвентаря, на креслах разложена теплая одежда.

Данилов получил пару штуковин, похожих на плетеные ласты.

— Ничего, быстро освоишь, — подбодрил его провожатый, видя, как скептически Александр разглядывает приобретение. — Гораздо удобнее, и руки свободны.

Еще он выбрал из кучи теплый анорак — куртку без молнии, надевавшуюся через голову. Анорак был немного запачкан в саже, и мех на капюшоне подпорчен, но по качеству эта вещь была лучше того, что носил Саша.

— Почистишь…

От внимания Данилова не ускользнуло, что ни оружия, ни продуктов в зале не было. Наверно, хранят в другом месте, решил он. Должен же у них быть арсенал. Но наверняка там одним замком не ограничились…

Спустившись по другой лестнице, они вышли на улицу с противоположной стороны. На горизонте неярко светилось багровое зарево.

— Что это там? — Данилов вытянул шею. Такого ему видеть еще не доводилось. Похоже, это зрелище можно было наблюдать только с Тырганской горы.

— Опять раздуло, уголь горит. Потому и сыплет пеплом.

— Не боитесь тут жить?

— А куда деваться? — Мент приподнял бровь. — Сюда даже с деревень, как мухи на мед, стянулись. Суки…

Александр не удивился. А где еще уцелевшим искать еду? Они так и будут облеплять трупы сожженных городов.

— Сам-то откуда? — равнодушным тоном спросил Мент.

— Не местный, — коротко ответил Саша, не собираясь пересказывать перипетии пути каждому.

— Сами мы не местные… — хохотнул толстяк. — Да мне без разницы, хоть из Америки. Повезло тебе, друг ситцевый.

— Меня Сашей зовут.

— Повезло тебе, Шурик, что Мясник за тебя вступился. У него сейчас просветление, добренький он. А так мы обычно сразу валим. Шароборятся тут всякие… — Он сплюнул лузгу. — Ну, пошли, че рот разинул?

Они свернули налево, и в темноте проступил контур невысокой каменной ограды. Данилов увидел, что это фонтан — воды там не было, даже замерзшей; видимо, ударная волна повредила трубы. И тут в поле зрения Александра попало нечто…

Вначале Данилов принял это за статую. Очень реалистичную и совсем не подходящую для места, где всегда было полно детей. Хотя бы потому, что позу обнаженной фигуре неизвестный скульптор постарался придать развратную и призывную. Проволокой фигура была примотана к распылителям.

— Заняться нечем было молодежи, — объяснил Мент. — Девка главного чекиста. Уж не знаю, чем она Мяснику не угодила. Он, как к власти пришел, ребятам телку отдал, сказал: натешитесь — завалите. Ну, они, естественно, устроили ей «вертолет». А потом нет, чтоб пристрелить, вон че выдумали…

Данилов давно понял, что в смерти нет никакой эстетики, поэтому создатель этой композиции зря старался. Первым и единственным чувством, которое Александр испытал, заглянув в открытые глаза, был даже не страх, а отвращение. Вот бы тот, кто видит «красоту в умирании», посмотрел на это. На раскрытый в немом крике рот, на волосы, которые сосульками спускались до плеч, на покрытую ледяной коркой кожу пепельно-серого цвета. Это было хуже, чем пластинат из трупов.

— На улице было минус пятьдесят, — продолжал Мент. — Эти юные натуралисты натопили снега ведра четыре, раздели сучку — и вуаля! Микеланджело отдыхает. Горячая штучка, да?

Данилов не ответил. Ему вспомнилась собака. День на двадцатый, еще в Новосибирской области. Вначале он принял собаку за живую и здорово струхнул — перед ним была крупная овчарка. Потом Саша обратил внимание на ее странную неподвижность. Только переборов страх и подойдя поближе, он понял, что собака мертва как камень. И догадался, как это произошло, хоть и не думал, что такое возможно. На лютом морозе остановилось сердце, мышцы свело судорогой, они одеревенели, и постепенно зима высосала из тела остатки тепла. Вода в тканях превратилась в лед, а животное — в китайскую терракотовую статую. Ему стало так не по себе, что он не смог отрезать от мерзлого собачьего трупа ни кусочка. Тогда он мог себе это позволить — выбирать.

— Ну, как? — спросил бывший страж порядка.

— Я что, жмуров не видел? — Данилов смотрел на него с открытой неприязнью.

— Да не парься, — хлопнул его по плечу попутчик. — Это чтоб ты не думал, что в сказку попал. Это ад.

— А вы, стало быть, за чертей? — Саша за словом в карман не лез.

— Ага, язык развязался, — беззлобно ответил Мент. — В точку, мил человек. Но мы себя зовем «оптимисты», по названию этой лавки. Ладно, пошли, гостем будешь. Сейчас решим, что с тобой делать.

Данилов покорно следовал за ним. Решим… Хоть и похоже на «порешим», но более обнадеживает, чем вид трупов, которые лежат, висят и стоят.

Они держали путь не к развалинам «Оптимы», а туда, где раньше стояли два девятиэтажных панельных дома, расположенных углом.