Черный Янгар - Карина Демина

Распускаются цветы в полуоткрытых ладонях.

И пальцы-когти прочно сжимают их.

— Хорошо, — повторяет она, и голос ее — голос бури. — Будь по-твоему, Аану.

В нем шелест снегов, что ложатся покров за покровом. И низкое гулкое небо, провисшее под тяжестью луны. Тоскливый вой волков. И треск вековых сосен, кора которых лопается под морозами. Скрип наста под ногой. И нежная песня ветра, что уговаривает погодить.

Прилечь.

Закрыть глаза.

Отдать тепло той, которая собирает жатву на снежных полях.

— Год жизни, — из затянутых изморозью глаз на меня смотрит сама зима. — Год твоей жизни я возьму.

Снежинки падают на мои волосы и, прикоснувшись, тают.

— И если выдержишь…

Вода блестит в медвежьей шерсти.

— …останешься человеком. Таково мое слово.

Успокаивается буря. И Акку вновь превращается в старуху. Ладони ее ложатся на плечи мои, и звучит просьба:

— Проводи, девонька, до двери. Загостилась я… а ночь уже на исходе.

Тяжела моя гостья.

И я не смею отказать ей.

— Не убей, Аану, — говорит она, касаясь на прощанье шрама. — Помни, убьешь — будешь моей…

— Спасибо, — я целую ледяную ладонь.

— Люди… — тень печали, словно чайка над водой, мелькает в черных глазах богини. — Только люди умеют прощать… не потеряй свой дар, Аану.

Беззвучно закрывается дверь.

И рассыпается гостья белым мелким снегом. Она уходит, а я еще долго стою у окна, вглядываясь в снежную круговерть. А буря мурлычет, ластится.

Эта ночь проходит без снов.

Глава 29. Другие мысли

Человек висел на дыбе давно. Его руки вывернулись, а тело обмякло. По белой ноздреватой коже, разрисованной хлыстом, катился пот. Голова его безвольно повисла, но ребра вздымались, показывая, что человек еще жив.

И Янгхаар, зачерпнув резным нарядным ковшиком воды, вылил ее на голову пленника. Тот встрепенулся, раскрыл губы, ловя холодные струйки, и застонал.

— Продолжим? — спросил Янгар, сапогом подвигая маленькую жаровню, на которой наливался спелой краснотой инструмент.

Пленник задергался и захрипел.

— Тебе просто надо ответить на мой вопрос, — Янгар повернул ворот, ослабляя натяжение.

— Не… знаю…

Сорванный голос был тих. И распухший язык скользил по губам, подбирая капли воды.

— Врешь.

Еще один поворот. И тело опускается ниже.

— Знаешь. Все ты знаешь. Ты же был там, Хрир из Важьей долины.

Поставив ворот на ступор, Янгар отошел и вернулся со стулом.

— Сейчас ты сядешь и расскажешь мне, как это было… — распутав веревки, он помог пленнику сесть. Привязывать не стал: дыба хорошо растянула суставы, и сбежать Хрир не сможет при всем его желании. Драться тоже.

— Ну же? — Янгар стер с лица кровь и копоть.

И помог напиться.

— Я… не… знаю, — повторил Хрир. У него с трудом получалось держать голову.

— Кого ты боишься? — Янгар присел на корточки и смотрел снизу вверх, не скрывая любопытства. — Ты ведь все равно умрешь. Вопрос в том, как быстро. Я могу перерезать тебе глотку. Или сломать шею. Это быстрая смерть. А могу стесывать кожу по кусочку, прижигая раны…

Хрир дернулся и захрипел.

— Осторожно, не упади. Больно будет, — предупредил Янгар, заботливо поддерживая пленника. — Ты умрешь. И если так, то стоит ли цепляться за тайны прошлого? Не бойся мести Золотых родов, до мертвых они не дотянутся. Хочешь?

Он налил в чашу вина и поднес к губам пленника.

— Ты… ошибся, — сделав глоток, тот облизал губы.

— Вряд ли. Это твое? — Янгхаар вытащил из кошеля широкую золотую цепь, при виде которой пленник скривился. — Твое. Ты носил ее памятью о той давней большой добыче… удаче… хвастался…

— Я…

— Не умел держать язык за зубами? Или не захотел? Тогда тебе нечего было бояться, верно? Тогда… — Янгар перебирал чеканные звенья. — Тогда ты был богат… удачлив… молодой, а уже десятник… и пил меньше… и не стал швырять золото, как другие. Спрятал… где?

— Иди ты на…

Пламя факелов окрашивало золото в алый, словно проступала на звеньях единожды пролитая кровь.

— У твоей дочери красивые серьги… золотые… с солнечным камнем такого, знаешь, светлого оттенка… а вот ожерелье кому-то другому досталось. Вы ведь честно все поделили?

— Не тронь ее…

— Не трону, — охотно согласился Янгар, прижимая цепочку к щеке. — Я выкуплю серьги. Или украду. Они принадлежали моей матери. Скажи, кто приказал убить ее?

Хрир закусил разжеванную губу.

— Я ведь все равно тебя заставлю, — цепочка скользила по коже золотой змейкой, и прохлада ее успокаивала, не позволяя скатиться в черное безумие. — Мне не нужны твои товарищи… вряд ли они еще живы. А вот золотые имена, Хрир из Важьей долины, дело другое. Назови.

— Я не… знаю.

— Глупец, — Янгхаар убрал цепочку в кошель, поднял руку пленника и заставил разжать кулак. — Ты же представляешь, что человек способен сделать с человеком?

Раскаленный прут коснулся кожи. И Хрир стиснул зубы, заглушая крик.

— Это только начало, — пообещал Янгар, перебирая инструмент. — Я все равно узнаю то, что нужно.

И сделает то, что должен.

Но почему-то в глубине души Янгхаар Каапо радовался, что его жена не увидит его таким.

К концу дня имена были названы.

Янгар танцевал.

И пара клинков, что пара стальных птиц, сидела на его руках. Плакал разрезанный крыльями воздух. Дрожали на невидимом ветру шелковые занавеси, раскрывали рваные раны.

Скользили босые ноги по ковру.

И кожа Янгара была темна от чужой крови.

Кейсо, остановившись на пороге, не решился переступить его. Смотрел, как мечутся змеями черные косы, то взлетая, то опадая, прилипая к спине и груди, чтобы оставить на подсыхающей крови свежий отпечаток. Словно рубцы, покрывали они тело Янгара.

Тот был бос.

И старые штаны пропитались дымом.

— Янгу, — позвал Кейсо, поднимая опрокинутый кувшин. Винная лужа успела впитаться в шерстяной узор ковра, и значит, тот был безнадежно испорчен.

Не только он.

Разрублены подушки. И пух летает, норовя ускользнуть из-под удара.

Низкий столик, украшенный солнечными камнями, разрублен пополам. Хрустят под стопами Янгара осколки стекла. И серебро печально звенит, когда задевают его.

Янгхаар Каапо остановился. И бессильно опали руки, разжались пальцы, выпуская рукояти клинков. Те легли на ковер беззвучно, устало.

— Что мне делать, Кейсо? — спросил Янгар, не оборачиваясь. — Скажи, ты ведь всегда знал, что мне делать…

Он повернулся и провел ладонью по лицу, а потом с удивлением уставился на руку.