Ретранслятор - Владислав Жеребьёв

Надо ли говорить, что сам процесс реабилитации настолько застал меня врасплох, что я даже и не заметил, как в комнате появился Ханой и, осторожно присев в кресло рядом с кроватью, сосредоточенно смотрел на мои гримасы.

— Доктор, — ни с того ни с сего не выдержал суровый городской правитель, за плечами которого было немало казней в общем-то вполне себе невинных людей. — С этим можно что-то сделать, помочь?

Появившийся рядом с постелью эскулап только развел руками.

— Увы, — мягко произнес врач, сверяясь с показаниями приборов и регулируя дозатор в капельнице, — но псионическая регенерация вообще штука сложная. В нормальном состоянии его повреждения для обычного человека закончились бы летально, для псионика средней руки послужили бы билетом на больничную койку дней на семь, а то и больше. Тут же налицо феномен, неизученный и, судя по всплескам энергии, что регистрируют датчики, — палец доктора указал в сторону притулившегося сбоку монитора, чей экран был заполнен постоянно меняющимися столбцами из цифр, — я бы дал на откуп и силу природы.

— Ты, мой друг, на откуп-то давать не спеши, — хищно оскалился полковник. — Если вот этот тип, — кивок в мою сторону (Боже, как бесцеремонно говорить о присутствующих в третьем лице), — отбросит копыта, ты последуешь вслед за ним. Понял меня?

Ханой шутить не любил, точнее шутить по поводу своих обещаний. Раз сказал, что на тот свет отправит в случае неудачи, то ведь именно так и поступит. Доктор повадки дражайшего патрона тоже знал неплохо, и, вмиг сменив пигмент лица, закивал и бросился куда-то к закромам. Не иначе за обезболивающим. Не скрою, за добрую дозу морфина я бы, наверное, в тот момент Родину продал, так больно было. В ушах вдруг будто колокола забили.

— Что там? — прохрипел я, почему-то указывая на потолок.

Комендант нахмурился, в который уже раз, и процедил сквозь зубы:

— Война, мой друг. Последняя война.

Реабилитация проходила без малого неделю и за это время произошло много чего, о чем стоит упомянуть особо. В первую очередь, конечно, я был удостоен чести, и меня вновь посетил полковник, с которым у меня состоялся долгий и очень, по-моему, странный разговор. Как-то после обеда войдя ко мне в палату, он присел рядом и, пошарив во внутреннем кармане, вытащил пожелтевшую фотографию с затертыми краями.

Фото было явно любительское, снятое на „Смену“ и затем произведенное на свет впотьмах домашних лабораторий советских кустарей-фотографов времен Хрущева-Брежнева и прочих генсеков. Фотка как фотка, если не учитывать одного, того, кто на ней был запечатлен. Справа, ясно дело, полковник, а в ту пору, судя по форме, зеленый лейтенант с горящим взглядом и ясным лицом, не отягощенным еще всей мразью этого мира. Мартов с фотографии, и тот Мартов, что сейчас сидел рядом со мной и внимательно наблюдал за реакцией вашего покорного слуги, были людьми разных эпох, разных принципов и, по-видимому, мировоззрений. Но бог с ним, с летехой из двадцатого века, а вот его приятель, неулыбчивый хмурый тип с начисто выбритым черепом и тяжелыми морщинами на лбу кого-то мне напоминал. Тонкий, почти аристократический нос, выступающий подбородок, глубоко посаженные глаза и уголки губ, опущенные чуть вниз, а главное — шрам. Большой, уродливый, квадратный, такой не просто заработать. Тут уж либо в ходе аварии, но думаю, в те времена могли бы и получше сработать. Оставался еще вариант с проектом „Заря“, но комендант в ту пору был еще слишком юн, а сам проект наверняка пребывал в зародыше или вовсе не существовал.

— Похож, — пожал я плечами. — И что с того? Мало ли похожих людей на этом свете?

— Экий ты, Андрей Петрович, подозрительный, — улыбнулся Ханой. Встав, он отнял у меня фото и бережно спрятав его обратно в карман, направился на выход. Добравшись до двери, Мартов вдруг остановился и, обернувшись, обронил: — Завтра будем кино смотреть. Проектор рабочий нашли, пленки подтащили. Сейчас первая база из второй дурь выбьет, и смогу людей до склада послать. Готовь, Скворцов, попкорн и интерес, будем развлекаться.

Впрочем, до киносеанса, обещанного бывшим шефом, прошло еще пару дней, а за это время в моей палате побывало еще много разных гостей. Первым, разумеется, появился Дима, свежеподстриженный, побритый, обзаведшийся новым камуфляжем из запасов Валентина Адамовича и его подземной братии.

— Странно тут все, — заключил мой приятель пир, усаживаясь в гостевое кресло. — Ханой на поверхность не рвется. Там наверху сущий ад, и его неохота ввязываться в драку понятна, но он и до первой атаки, едва в комплекс вошел, запечатал все выходы и настоятельно рекомендовал своим бойцам стрелять на поражение, если кто без его личной подписи на документе пожелает покинуть пределы бункера.

— А что там наверху? — вяло поинтересовался я. Действие обезболивающих до сих пор давало о себе знать, и я по большей части дремал или пялился в книжку, оставленную сердобольной медсестрой, так что растрясти себя для разговора с псиоником было сродни гимнастике для ума и тела одновременно.

— Не поверишь, — тяжко вздохнул Дмитрий. — Локальный военный конфликт. Территории, к слову, атаку баз отбили, и, по слухам, наглухо завалив подступы к своей кубышке, вышли с тыла и дали базам такой бой, что не приведи боже. Поговаривают, что даже танки видели, но это, наверное, примерещилось кому-то с перепуга.

Однако ударными группами базы и ограничились, а основной контингент был подтянут к городу. Едва прошел слух, что Ханой покинул свою цитадель, как тут же началась грызня за стратегическую высоту. С одной стороны уцелевшие военные технологии, с другой — псионические амбиции. Дня три вроде огрызались друг на друга. Ханой для острастки даже пару сюрпризов тротиловых подбросил, но эти, в пылу сражения, наверное, и не поняли, откуда прилетело. Сейчас взяли передышку, ведут переговоры о перемирии и, поговаривают, о сотрудничестве.

— И чем это грозит нам? — осторожно поинтересовался я.

— Нам, не знаю. Интерес к твоей персоне противоборствующие стороны не потеряли, но сейчас все дружат против коменданта. Как-никак, взять под контроль такой торговый тракт и площадку без аномалий и зверья, это дорогого стоит. Да и хабара комендант оставил немало. Вот для него основная сложность, это вернуть свое старое положение, но для этого придется серьезно сцепиться с уймой народа и затеять партизанскую войну. Раз, зацепившись за трон, базы уже своего не отдадут за здорово живешь. До звезд в глазах будут драться, до соплей кровавых. И знаешь, что интересно?

— Ну?

— Ханою, похоже, на эту ситуацию плевать с высокой колокольни. По мнению многих его прихлебателей, патрон ходит довольный как слон и глаголит про с блеском выполненное на первом этапе. Что-то про мировое благополучие лопочет, и что теперь все будет хорошо.

— Может, окончательно умом тронулся? — Я приподнялся на локтях и потянул носом. Из коридора удивительно и завораживающе пахнуло жареной картошкой, котлетами и свежезаваренным кофе, а затем вслед за потрясающим запахом дверь в палату распахнулась и внутрь вплыла тележка на проглотовом ходу.

Вопрос с внезапной пропажей Сенечки до сих пор оставался открытым, а добрый кофе и пара часов гарантированно свободного времени между процедурами способствовали удалению белых пятен из истории нашего с ним знакомства.

— Всем здорово, — Арсений помахал рукой и, протолкнув перед собой тележку, зазвенел ею в сторону кровати. — Знал, что вы тут оба окажетесь. Три чашки захватил.

— Дело, — я принял из рук комендантского адъютанта крохотный наперсток с черной, почти обжигающей жидкостью, и, отхлебнув, довольно крякнул.

— Вижу, ответов ждете, — хитро прищурился вновь прибывший.

— Ждем, — кивнул Дима, — осторожно беря в руки свою кружку.

— Ну да ладно, делу это не помешает, а дальше отмалчиваться смысла нет, — развел руками Арсений и начал свой рассказ.

С Ханоем, а тогда еще полковником Мартовым, Сенечка познакомился еще до катастрофы, почти по служебным делам. Столкнулись они с ним нос к носу по его старому месту работы, в коридоре общеобразовательной школы, где Арсений преподавал информатику. Полковник искал кого-то, и тогда он помог ему найти кабинет завуча. Дальше обнаружилось, что Мартов и вовсе Арсеньев сосед из дальнего подъезда.

Когда же грянула беда, Сенечка оказался в группе приспособленцев коменданта и первый подал идею организации центрального торгового тракта. Беда была в том, что площадка имелась, а вот убедить всех остальных в том, что именно она и есть главенствующая, что тут безопасно для продавца и покупателя, и если что, вином не траванут и на перо не посадят, вот с этим в те годы выходила загвоздка. Много народу полегло в борьбе за территории. Еще больше сгинуло, когда наружу полезли черте как мутировавшие твари. Поговаривали, что это был еще один эксперимент вроде „Зари“, но разбираться не стали и, зачистив территории от нечисти, сообща начали налаживать быт на руинах цивилизации.