Земля за океаном - Василий Песков

Тропа обжита пешеходами. Колоритные названия мест: «Птичья скала», «Ущелье старой кобылы», «Водопад молочный», «Поляна индейцев», привалы «Шабаш» и «Духовка» – свидетельство того, что ходок с рюкзаком – всегда очарованный странник. Фантазия, шутки и приключения – главные его спутники.

Пешеходы стали и главными опекунами Аппалачской тропы. Объединенные в 100 клубов (самый многочисленный из них Потомакский клуб в Вашингтоне – 1700 человек), энтузиасты-добровольцы поддерживают на тропе порядок, борются за упрочение убежища пешего путешественника. Самой большой победой считают закон федерального правительства, объявивший в 1968 году тропу заповедником. Это оградило ее от готовой сомкнуться над Аппалачами цивилизации. На расстоянии в полтора километра справа и слева запрещается что-либо строить. На расстоянии шестидесяти метров от тропы нельзя рубить лес. Остается, однако, проблема, с которой в условиях Соединенных Штатов справиться нелегко, – треть тропы проходит по частным землям…

Тут мы чуть-чуть отвлечемся от разговора с Гарвеем и еще раз припомним: три четверти территории США – частная собственность. А если учесть, что четверть пространства, «принадлежащего всем», – пустыни Запада и Аляска, то станет понятно: в заселенной части Америки земли – почти сплошь частные.

Колючая проволока, известная ныне по всему миру, – американское изобретение. Ковбой Джеймс Глидден взял на нее патент в 1847 году, и, кажется, ни одно новшество не утверждалось с такой быстротой, как это. Сейчас колючий барьер – надежная гарантия от всяких недоразумений. Частная собственность – это частная собственность. Надо ли объяснять, почему американцы так дорожат полоской земли в Аппалачах, почему тропа перегружена ходоками и какого рода конфликты появляются там, где дорожка, сужаясь до полуметра, проходит по частной земле.

– Воюем и не сдаемся. Ни в одном месте нить не должна обрываться, – горячо говорит Гарвей.

У владельцев земли, однако, свои интересы. «Во многих местах появились бульдозеры, – сообщает не выступающая по пустякам „Нью-Йорк тайме“. – Один из хозяев на границе участка повесил таблицу: тропа закрыта». Но пешеходы полны решимости выиграть эту войну. Им просто некуда отступать.

В Америке, правда, есть пешеходные тропы в национальных парках. По федеральным землям в Скалистых горах и на западном побережье проходят Континентальная и Тихоокеанская тропы. Но далековато ехать туда с Востока, чтобы пройти пешком…

В конце беседы мы попросили Гарвея рассказать о тех, кто прошел тропу от начала и до конца. Энтузиастов оказалось около сотни. Все они занесены в особый почетный список, который продолжает расти. Первым (в 1936 году) прошел тропу Мирон Эвери. Нешуточная дистанция – 33000 километров – оказалась по силам тринадцатилетнему мальчугану Марку Боеру и восьмидесятилетнему старику Фредерику Лурину. Некая бабушка Эмма Гейтвуд (65 лет), пройдя тропу один раз, сочла, что этого мало. Пошла второй раз. Два ходока (Гарнет Мартин и Эльмер Онстог) известны тем, что всю дорогу не принимали горячей пищи, ели изюм и орехи. Есть человек, который осилил тропу зимой. Самый быстрый ходок – Брэдли Оуэн. Он делал за сутки в среднем по сорок семь километров и кончил поход за семьдесят дней. Все это дань особой любви к разного рода рекордам,

Сам Гарвей прошел тропу за 158 дней. («Питался из рюкзака – вес его был 25 килограммов. Двигался с юга на север. Вышел в апреле, пришел в сентябре. Сносил две пары ботинок и похудел на семь килограммов. Встречал много людей и много животных. На одном из привалов хищные птицы пикировали на стол и хватали еду из-под рук».)

Эдвард Гарвей вел аккуратно дневник и написал о своем путешествии книжку. Мы получили ее в подарок вместе с вышитыми нарукавными эмблемами «АТ». В конце беседы шел разговор о туризме у нас, в Советском Союзе, о маршрутах для пешеходов, о лесах Подмосковья. Можно ли было предполагать, что через год мы увидимся с Гарвеем, и не где-нибудь, а на тропе под Москвой!

А вышло именно так. Перед открытием выставки «Туризм и отдых в США» один из нас получил от спутника на тропе Джека Туи письмо. Он сообщал: «На выставке будет работать Гарвей. Выбери воскресенье, покажи ему Подмосковье».

Найти Гарвея на выставке было нетрудно. Толпе любопытных он показывал пешеходное снаряжение: «Ровно минута, и палатка готова!» На шнурочке у его стенда лежала знакомая книга «Аппалачская тропа».

Вечер вместе с Гарвеем мы провели в гостях у журнала «Турист», встретились с нашими ходоками по Заполярью, по Камчатке, Сибири, Уралу, Кавказу. А утром отправились в пешее путешествие… Этот день в Подмосковье для седовласого ходока, надеемся, был столь же памятным, как и для нас символическое пешее путешествие по Америке. Мы проходили по тихим полянам и лесным зарослям, по мосткам и по бревнам переходили ручьи и речку. Обедали у костра. У деревни Кончеево шел сенокос. Гость из Америки попросил грабли и подтвердил, что детство провел на ферме. В крайний дом мы зашли попросить воды. Но хозяева, узнав, в чем дело, поставили самовар, достали соленых грибов, воскресные пироги… К шоссе мы вышли в сумерки.

– Ну вот, – сказал Гарвей, – для меня Аппалачская тропа стала теперь на тридцать километров длиннее.

Ниагара

Мы колебались: заехать или сберечь один день для чего-то другого? Ниагара – место истоптанное. По опыту знаешь: открытие безымянного ручейка, текущего в зарослях тайно и незаметно, трогает чувства сильнее, чем обнаженное для толпы зрелище.

И все же Ниагара… У нас-то читатель не видел половодья открыток с видом на водопад. Вот пижоны, скажет читатель, были в ста километрах и не заехали. Предвидя упрек, мы решили: заедем.

Городок Ниагара-Фолс. Весь он похож на огромную пасеку. Ульи-мотели наставлены густо один к одному. Медосбор идет круглый год. Но лето, конечно, лучшее время. Дорога в Ниагара-Фолс забита автомобилями. Владельцы мотелей улыбчивы и приветливы – городок кормится водопадом. Мед оседает в бочках туристских компаний, владельцев мотелей и ресторанов. Но пахнет в Ниагара-Фолсе вовсе не медом. Где-то поблизости химические заводы…

– Ветер сегодня как раз оттуда… – Швейцар в отеле шутливо зажимает свой нос – ничего, мол, не сделаешь, вы приехали и уедете, а я каждый день.

У нас номер на шестом этаже «с видом на Ниагару». Ставим чемоданы. Отодвигаем шторы. Ниагары не видно. Видно стоянку автомобилей, высоковольтные мачты, мотели, сплетенье дорог. Рядом с отелем возле уютного домика – огород. Чучело в огороде для отгона скворцов, одолевающих, как видно, зелень на позорных грядках. А рядом большая труба. Огромная кирпичная труба с буквами, выложенными при кладке: «Прачечная Уолкера». За трубой что-то парит. Но выясняется: к стирке белья этот пар отношения не имеет. Клубятся брызги над водопадом. Слышен гул. Утверждают, что ровный, спокойный гул слышно за двадцать километров от Ниагары. Это замечено было, как видно, давно, возможно, еще при индейцах племени ирокезов, назвавших водопад «Ниакаре» – «Большой шум». В то время соперником «Большого шума» были разве что птицы. Сейчас гул реки уже за милю от водопада сливается с гулом автомобилей.

«Прачечная Уолкера» – это рубеж, по который туристские фирмы, скупая за очень большие деньги землю в окрестностях водопада, оттеснили старый, не очень красивый город от берега. Намечено постепенно все в Ниагара-Фолсе подчинить только туризму. Сейчас геометрия аккуратных дорожек, газонов и металлических изгородей подводит туриста прямо к шумящей воде…

Чувствуешь на лице влагу, еще не видя реки. Три десятка шагов на пологий холм – и вот она, Ниагара… Молчание. Так встречаются с водопадом. Даже очень шумливые из туристов тут умолкают. Водопад невозможно перекричать. К тому же минут на десять люди просто лишаются дара речи, увидев это величие.

Пестрое половодье людей. Вертолет с наиболее любопытными и богатыми кружится над рекой. Скамейки на берегу. Дремлют старики и старушки. Малыши ползают по траве. Подростки носятся по асфальту на велосипедах. Вверх по течению пробуют счастья два рыболова. Молчаливо молится негр, сидя на зеленой лужайке сзади толпы. Жмутся друг к другу парочки. Молчаливо стоят восемь бирманских монахов в желтой одежде. Щелкают фотокамеры… Водопада суета людей не касается. Он делает свое дело, как и тысячу лет назад, когда лишь пирóги индейцев изредка подплывали к стремнине. Индейцы считали водопад божеством. В лодках, увитых цветами, к водопаду они посылали жертву – самых красивых девушек.

Вода Ниагары срывается с высоты семнадцатиэтажного дома. Зеленоватого цвета поток вблизи водопада несется быстро, вскипает пеной на гребнях камней, как травинки, качает подмытые вербы, дубки и сосны. Как веревки, змеятся в воде корни деревьев. Плот или лодка, оказавшись на этой стремнине, обречены.