Безлимитный поединок - Гарри Каспаров

А 16-я партия стала одной из лучших, сыгранных мною в матче. Столкновение глубоких стратегических планов, жертвы и контржертвы, нагромождение головоломных вариантов — все то, что олицетворяет борьбу высочайшего накала и требует от соперников полной отдачи, было в этой схватке. Долгое время казалось, что позиция Карпова лучше. Это впечатление усилилось после того, как его ладья проникла на мой ферзевый фланг, чтобы расправиться с отбившимся конем белых. До 32-го хода наблюдавшие за игрой гроссмейстеры были уверены, что я проигрываю. Но тут ситуация на доске резко изменилась. Перед лицом бесчисленных, не поддающихся расчету вариантов Карпов утратил контроль над позицией и переступил роковую черту. Когда на 37-м ходу я нанес смертельный укол незащищенной пешкой, зал взорвался аплодисментами! Главный арбитр Лотар Шмид энергично замахал руками, призывая зрителей соблюдать тишину, и на какое-то время это ему удалось. Когда же я вернулся на сцену, чтобы оформить бланки с записью партии, зрители вновь наградили меня овацией. Карпов покинул сцену без традиционного рукопожатия.

Во время работы над книгой «Два матча», вышедшей в издательстве «Физкультура и спорт» в 1987 году, я потратил две недели, чтобы продраться сквозь дебри вариантов, и обнаружил, что наша игра в этой партии далека от совершенства. Но это, думаю, не может испортить общего впечатления от грандиозного сражения…

Теперь я на три очка опережал Карпова и просто не видел, каким образом можно проиграть матч. Подобная самоуспокоенность очень опасна, и вскоре мне пришлось в этом убедиться.

Психологическая неподготовленность обернулась для меня в 17-й партии полным разгромом. Мне ни в коем случае не следовало искушать судьбу, повторяя дебют 15-й партии. Ведь у соперника уже было наготове серьезное усиление, которое за доской мне показалось чуть ли не опровержением всей системы. Не сумев настроиться на упорную защиту, я быстро проиграл. Отмечу, что через месяц, на турнире в Тилбурге, Тимман решился во встрече с Карповым продолжить дискуссию в этом варианте, и белым не удалось привести убедительных доказательств своего перевеса — ничья.

В следующей партии я, по словам обозревателей, играл в «блестящие и оригинальные шахматы». Два моих хода особенно поразили комментаторов. Один из них писал: «Типично по-каспаровски! Вся доска охвачена пламенем». И хотя в один момент я не нашел сильнейшего продолжения атаки, белые все равно сохраняли инициативу. Несмотря на нехватку времени, я в пылу борьбы отказался от возможности форсировать ничью повторением ходов, и поначалу мой расчет оправдался. За три хода до контроля у меня была абсолютно выигранная позиция, но, окончательно потеряв голову в сильном цейтноте, я отложил партию уже в трудном для себя положении. При доигрывании Карпов победил, но для этого понадобились еще две мои грубые ошибки.

Я взял тайм-аут, чтобы прийти в себя после такого града ударов. Обозреватели тоже были сбиты с толку. Один из них написал: «Мнение такое: после блестящей шахматной пиротехники в 16-й партии молодой чемпион стал жертвой двойного зла — самоуверенности плюс ошибочной уверенности, что результат матча уже предопределен. Это может ему дорого обойтись». Меня и самого все это беспокоило. Я спрашивал себя: «Неужели я это заслужил? Не было ли все происшедшее наказанием за недостаточные усилия в прошлом?»

Играть после двух поражений подряд очень трудно, да и, что скрывать, страшновато — подвохи мерещатся в самых надежных системах. Решено было продолжить спор в защите Грюнфельда, хотя благоразумнее была бы, конечно, смена дебюта. Но это я сделал лишь в 21-й партии, а в 19-й применение нового начала — есть все основания так полагать! — не отразилось бы на боевой готовности соперника. Система, на которой я остановил свой выбор, дает черным, как показала последующая практика (в частности, матч в Севилье), достаточную контригру. Однако за несколько дней мне не удалось вникнуть во все тонкости позиции. Столкнувшись с очередной новинкой Карпова, я растерялся, начал объективно невыгодные для себя осложнения, в которых тоже не использовал всех шансов. Мое недавнее трехочковое преимущество растаяло, «как сон, как утренний туман…»

И вот тут случилось непредвиденное: после 19-й партии нашу тренерскую группу покинул Владимиров, который более пяти лет был моим близким помощником. Решение об уходе он принял сам! Эта неожиданная развязка объяснила мне многое, чему раньше я объяснения не находил…

Примеры можно брать наугад.

В Лондоне я применил новый для себя дебют — защиту Грюнфельда. Полагал, что эффект неожиданности будет усилен и малой игровой практикой Карпова в этом начале. Но удивительное дело: встретившись с неожиданным дебютом, соперник не только не растерялся, но и весьма прицельно ударил прямо по узловым точкам наших анализов. Все ловушки Карпов счастливо обходил, все заготовленные удары своевременно и эффективно упреждал… Да и в дальнейшем мне по ходу матча не удалось применить ни одной серьезной новинки, хотя я был готов ничуть не хуже, чем в предыдущем матче.

В 5-й партии я избрал редкое и рискованное продолжение в той же защите Грюнфельда. Карпов нашел опровержение всей идеи минут за двадцать. Это меня насторожило: тщательно готовиться к новому и вовсе не обязательному дебюту Карпов до матча вряд ли мог. А если бы проблема была новой, обдумывание за доской должно было бы занять больше времени. Значит, домашняя заготовка лондонской пробы? Но на старте у Карпова были и другие неотложные проблемы, скажем, в защите Нимцовича, где ему так и не удалось достичь уравнения. Трудно понять, как меньше чем за неделю его команде удалось подготовить сложный вариант с важным усилением, причем не на главном, а на побочном направлении. Поразительный дар предвидения!

А в 4-й партии Карпов, по существу, закрыл целый вариант защиты Нимцовича, применив продолжение, значившееся среди наших аналитических секретов. Совпадение анализов, вполне возможное в данном случае, продолжалось до хода слоном, сделанного Карповым довольно быстро, но на поверку оказавшегося второсортным. Удивительно то, что мы тоже считали его лучшим! Комментаторы же быстро нашли сильнейшее продолжение, которого не видели ни мы, ни Карпов. Наша близорукость объяснялась просто: мы искали перевес за белых. Но Карпов-то в поисках защиты за черных должен был при серьезном домашнем анализе обнаружить этот ход? Итак, совпали не только анализы, но и «дыры» в анализах!

Подобные психологические загадки возникали у меня почти после каждой партии. То полное совпадение узконаправленных аналитических поисков — вплоть до ошибочных оценок отдельных ходов и позиций, то необъяснимое предугадывание сюжета предстоящих встреч…