Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

– Нет, Эркин ты ни в чём не виноват, это не про тебя, нет.

Он оторопело заморгал, покраснел и наконец, смущённо нагнув голову, признался:

– Женя, я, когда их говорю, не понимаю ничего, так, болтает язык, и всё.

Женя улыбнулась.

– Тогда слушай, – и стала читать.

Скажи, что я уплатой пренебрег

За все добро, каким тебе обязан,

Что я забыл заветный твой порог,

С которым всеми узами я связан,

Что я не знал цены твоим часам,

Безжалостно чужим их отдавая,

Что позволял безвестным парусам

Себя нести от милого мне края.

Все преступленья вольности моей

Ты положи с моей любовью рядом,

Представь на строгий суд твоих очей,

Но не казни меня смертельным взглядом.

Я виноват. Но вся моя вина

Покажет, как любовь твоя верна.

Она читала медленно, словно сама с трудом понимала. А он слушал и всё сильнее краснел, даже слёзы на глазах выступили.

– Женя, – у него дрогнул голос, – Женя…

– Ну что ты, милый, – засмеялась Женя. – Это же стихи, только стихи.

И тут она заметила заснувшую за столом Алису с недоеденным печеньем в руке и ахнула:

– Господи, ну, наказание, а не девчонка!

Женя сунула книгу в руки Эркину, вскочила и захлопотала.

Эркин так и сидел за столом, пока Женя бегала взад и вперёд, убирая со стола, расстилая постель и укладывая Алису. Мимоходом она взъерошила ему волосы, но он, против своего обыкновения, даже не попытался поймать её руку. И, закончив дела, Женя подошла к нему, наклонилась, заглядывая в его лицо:

– Ну? Ты что, Эркин?

Он поднял на неё глаза.

– Ты… ты думаешь, я… нарочно… я же всё время помнил тебя, Женя, всё время.

– Глупыш мой, – она мягко взяла у него книгу и положила на стол. – Я же сразу сказала, что это не про тебя.

Он обхватил её за талию и прижал к себе, уткнулся лицом в её халатик. Женя пригладила ему волосы на макушке, взъерошила и снова пригладила.

– Ох, Эркин…

– Что, Женя? – ответил он, не поднимая головы.

Вместо ответа она только прижала его голову к себе. Эркин потёрся лицом о её живот, осторожно раздвигая полы халатика, пока не коснулся губами её кожи. Женя негромко рассмеялась, и он уже смелее повёл губами по её телу. Приоткрыв губы, касался её тела языком короткими щекочущими толчками. И руки Жени всё плотнее прижимали его голову, становились всё горячее, а её тело мягче и податливее. И вот она уже теребит ворот его тенниски, гладит его шею и плечи.

Эркин вставал медленно, скользя губами, всем лицом по её телу, не отпуская её от себя, прижимаясь к ней. И когда их лица встретились, он так же мягко коснулся губами её губ. И Женя ответила на его поцелуй. Губы в губы, глаза в глаза. Она никогда не жмурилась и не отводила взгляда, он всегда видел её глаза, внимательные и ласковые. И сам не боялся смотреть на неё. Руки Жени мягко соскользнули по его спине вниз, выдернули тенниску и уже под ней начали движение вверх.

– Ага! – выдохнул он, на секунду оторвавшись от её губ.

– Тебе нравится? – успела она спросить.

Но он уже опять целовал её и только моргнул в ответ. Руки Жени блуждали по его спине, гладили, то щекотно, еле касаясь, то вжимаясь всей ладонью. Неумело, беспорядочно, но у него перехватывало дыхание от этих прикосновений.

Тенниска затрещала, и Женя остановилась.

– Ой, порвала, да?

– А н-ну её!

Он рывком содрал тенниску, путаясь и недовольно фыркая в ткань, бросил на пол.

– Ну, что ты, Эркин, я зашью…

– Да ну её, Женя. Не люблю я…

Она рассмеялась.

– Ну, наконец-то! А то ты всегда со всем согласный.

– Когда её снимаешь, тебя не видно, – уже спокойно объяснил Эркин, обнимая Женю.

Женя всё ещё смеялась, пока он развязывал пояс и распахивал её халатик, очень осторожно, очень мягко накрыл её грудь ладонью и улыбнулся.

– Как раз по моей ладони, – вырвалось у него.

– Маленькая, да? – дрогнувшим голосом спросила Женя.

– Нет, что ты? – огорчение в её голосе удивило его. – Так хорошо…

Левой рукой он охватывал её плечи, прижимая к себе, так что она плечом упиралась в его грудь, а правой всё поглаживал, мягко мял её грудь, нежно зажимая между пальцами напрягшийся сосок. Женя вздохнула, и он, не отрывая рук, наклонился и поцеловал другую грудь, тронул сосок языком. Женя дернулась, высвобождая руки. Он понял и сдвинул халат с её плеч, дал ему упасть на пол. Женя обвила руками его шею, запрокинула голову. Он поцеловал её в горло, в ямку между ключицами. Женя часто дышала, хватая воздух полуоткрытым ртом, а он всё не мог оторваться от её груди, целуя своды полушарий, ложбинку между ними, соски. Снова выпрямился, целуя ключицы, горло, приник ко рту Жени. Прижимал её к себе… И вдруг опомнился.

– Тебе холодно, да? Я сейчас…

– Нет, Эркин, что ты… – голос Жени вздрагивал, прерывался.

Но он уже подхватил её халатик, набросил ей на плечи.

– Прости, Женя, я совсем голову теряю, не помню ничего… – бормотал он, суетливо стаскивая с кровати ковёр.

Женя рассмеялась и отодвинула его от кровати.

– Ну, что ты, Эркин. Сейчас я всё сделаю.

Он топтался рядом, потом подобрал свою тенниску, повертел в руках, не соображая, куда её сунуть. Женя решительно отобрала её.

– Ложись, я сейчас, – и вышла.

Эркин присел на край разобранной подготовленной постели, потёр лицо ладонями. Что же это с ним такое? «Сам другой, и всё другое». Вот это оно и есть? Он не додумал, потому что вошла Женя. И снова горячая волна ударила его так, что даже слёзы на глазах выступили. Как от боли. Женя быстро ходила по комнате, выходила, возвращалась, а он молча следил за ней, бессильно уронив на колени руки. Потом зачем-то полез в карманы, нащупал там какие-то бумажки. А, это же деньги! Совсем забыл о них. Эркин заставил себя встать, подойти к комоду и выложить деньги, расправить смятые бумажки, сложить их в шкатулку, высыпать мелочь в вазочку. А когда обернулся, Женя, уже в ночной рубашке, сидела на кровати, расчёсывая волосы. Эркин медленно подошёл к ней и сел рядом.

– Женя…

– Что, милый? – она быстро отложила гребёнку, встряхнула головой, рассыпая волосы.

– Женя, знаешь, я… я вспомнил сейчас, послушай. Только…