Третий фронт. Партизаны из будущего - Федор Вихрев

Простыня тихонечко отодвинулась. Ровно настолько, чтобы в мой закуток мог заглянуть солдат.

— Товарищ Иванова…

— Знаю… сейчас иду, — перебила я.

Почему-то я боялась этих слов: «Вас вызывают». Это как точка во всем, что мы делали.

Оправилась, проверила пистолеты в кобуре и за спиной, кинжал на поясе. Не знаю, что еще бы такого сделать, но выходить не хочется. Стою и понимаю — просто тяну время. Как глупо!

За столом сидели четверо. Дмитрий Михайлович, Игнатов и двое незнакомых. Остальные остались за дверьми. Так же, как и весь мир — там, за железной дверью, прошлое, будущее, настоящее…

— Садитесь.

Голос повелительный. Привыкший командовать… и ломать.

— Иванова Ника Алексеевна? Правильно?

— Нет…

Удивленный взгляд сначала на Игнатова, потом на Карбышева: «Почему не доложили? Что такое?!»

— Тогда… кто вы?

— Что это вам даст. Мое имя? Напишите любое…

— Вы даете себе отчет в том, с кем вы говорите?

— Даже если я вам все как перед Богом расскажу, вы поверите? «Докажи, что ты не верблюд…» Я не буду доказывать… Ничего…

Игнатов неожиданно подвигает ко мне пачку бумаги и карандаш.

— Пишите.

— Что?

Теперь уже говорит этот — первый.

— Пишите подробно, если уж говорить не хотите. О себе. Все. Кто вы, откуда. Ваша биография «там» и подробно — «здесь». Чем подробнее, тем для вас же лучше…

— Не хочу…

— Что?

— «Чукча не писатель, чукча — читатель».

— Кажется, вы, товарищ Иванова, не понимаете… Сейчас ваша дальнейшая судьба зависит от меня и от моего решения. Не советую вам…

Говори-говори, мой хороший. Правильные, умные слова насчет Родины, Сталина, о войне, о том, что я могу всю жизнь провести в лагерях, куда ты меня с легкой руки отправишь — как много слов. И как они похожи на те, которые я не раз слышала «у себя», дома. В будущем. Даже ритм и тембр похожи…

Лениво достаю из кобуры «зауэр». Хорошая игрушка. Добрая… ласковая… удобная. Кручу его. Игнатов аж вспотел… ничего страшного — не надо бояться, товарищ лейтенант, это не для вас. Ставлю пистолет вертикально и нежно кладу подбородок на ствол…

Тишина.

Вот и молодец, товарищ-до-сих-пор-не-знаю-как-вас-там. Ты понял, да?

Смотрю глаза в глаза. Смотрю и молчу. В комнате никого, кроме нас двоих, нет. Во всем мире — никого нет. Только ты и я. А я уже за гранью. Палец на курке уже отжал слабину и ждет… дожидается. Пойдешь со мной туда, за грань? Ведь одно твое слово, одно движение…

Посланец побледнел, судорожно сглотнул и замер, будто пистолет не у меня под подбородком, а у его виска. Впрочем, именно так. Родина, наверное, дала приказ привезти нас всех живыми, а тут…

— Хорошо! — И комната, наконец, задышала. Я и не заметила, что все присутствующие тоже затаили дыхание, чтобы не нарушить нашу дуэль. — Хорошо… — повторил энкавэдэшник. — Я понял… кажется… Уберите, пожалуйста, пистолет… Ника Алексеевна.

Я кивнула и подчинилась.

— Теперь я понял вас, Дмитрий Михайлович. Работать с ними надо осторожно…

Генерал хмыкнул, но ничего не сказал. Он уже пытался объяснить, но… «каждый сам автор своих ошибок».

— Давайте начнем сначала, товарищ Иванова. Майор государственной безопасности Ярошенко Алексей Владимирович. Это подполковник Старинов Илья Григорьевич……

Проверка прилетела ночью. Логично, когда она еще могла прилететь? Не среди бела дня же! Группа уверенных в себе людей в форме, больше ничего сказать не могу. При первом «разговоре» проверяющего с Никой… Хороший, в общем, разговор получился.

Потом завалили писаниной. Биография там, биография тут, родственники, которые здесь есть. Заставили подробно вспомнить рейд, описать на бумаге, описать устно и так далее, и тому подобное. Заколебали совсем. Тем более, что в лагере из попаданцев находились только я и Ника. Плюсом было то, что Серову вывезли обратным рейсом, вместе с частью раненых.

Потом вернулся Олег из рейда, и затянула работа. Проверяльщики, по-моему, немного обалдели от такого расклада.

Из лагеря мы вышли ранним утром, практически затемно. Четыре бойца, проводник из местных, три вьючные лошади (да, лошади, а не машины!), да я с Петровичем. Из оружия с собой взяли «стэны», одну переделанную АБС, да у меня «винчестер» и два «маузера» — большой и маленький. На дороги и открытые пространства не выходили, шли по лесу. До цели нашего похода добрались где-то ближе к обеду, залегли, стали наблюдать. Особой активности там не заметили, но рисковать не решили, стали дожидаться ночи, и как только стемнело, приступили к грабежу. Набили полные вьюки всякими полезными железками, деталями и прочим нужным для нас хламом, заодно в находившейся там же столярке прихватили всякого дерева нужного сорта для прикладов, рукояток и так далее. В общем, нагрузились капитально и двинулись обратно. К «железке» решили не лезть, немцы там совсем озверели, постоянно патрулировали, перед каждым поездом шла вооруженная бронедрезина, балласт поливали известкой, да еще впереди каждого поезда шли платформы с песком и шпалами. Так что испытать «нахалки» не получилось, риск был очень велик…

На привал мы остановились в заросшем кустарником овраге, сначала занялись лошадьми, а потом и сами расположились отдохнуть, поесть и все такое. Но нормально отдохнуть нам не дали. Неподалеку вдруг послышалась оживленная стрельба. Мы тут же вскочили, похватали оружие. И тут сверху раздался шорох, хруст кустов, а потом вниз, прямо к нашим ногам скатились двое молодых парней. У одного была винтовка, другой — с охотничьей двустволкой и старым, обшарпанным солдатским «наганом»…

После секундного оцепенения один из парней, увидев нас, вскинул винтовку и, крикнув второму что-то вроде «Уходи, Паша!», попытался выстрелить, но тут же был скручен. Второго повязал Петрович.

— Кто такие? — спросил я одного парня. — Что за стрельба там? Отвечайте, быстро! — и добавил несколько «морских терминов».

— Так вы наши? — вместо ответа спросил парень. — Вы из армии товарища Буденного?

— Да наши мы, наши! А вы кто такие?

— Партизаны! — ответил парень. — Надо уходить отсюда, быстро! Там полицаи и эти… клетчатые! Много!

— Так, сваливаем отсюда! — сказал я, не дослушав… Дальше было несколько часов непрерывного бега, практически без остановок… Глаза мы на подходе к лагерю партизанам завязали на всякий случай и, прибыв в лагерь, передали их особистам. Сам же я, кое-как добравшись до мастерской, умылся, привел себя в порядок и пошел на доклад к генералу… Карбышев, узнав, что его народ превратил в Буденного, долго смеялся и даже пошутил на тему: «А может, мне и правда усы отрастить, как у Семена Михайловича?»

На базу мы вернулись примерно через час после Олега.

Из-за страшной усталости я просто вывалился из двери НАГа. Первой из встречающих подбежала Ася — младшая лесничиха, как ее называли все на базе.

— Дядя Саша, как сходили? Все хорошо? Не поранились? На вас дед Дима сильно ругался, что так долго.

— Все хорошо, малыш, держи, — я протянул ей несколько плиток шоколада из бортовых пайков, — а сумку с бляшками и нашивками я сам тебе отнесу — тяжелая она. Только там много одинаковых. И стирать надо много.

— А щитки в клетку есть?

— Есть!

— Это хорошо! Я потом меняться буду. А крови я не боюсь. Я вон даже бинты стирать помогаю… А вы мне потом еще щитков привезете?

Подбежал посыльный:

— Товарищ лейтенант, вас товарищ генерал-лейтенант в штаб вызывает! Срочно.

Пока я шел к штабу, меня перехватил наш спец по железным дорогам:

— Саня, у нас с «железкой» не все гладко теперь!

— Что случилось?

— Немцы через три дня запускают движение Брест — Пинск по своей колее. Теперь станции в Кобрине не будет. Да, и еще: сажать собираются заложников на паровозы. Человек по десять. На надколесные трапы — и котел прикрыть, и чтоб мы видели.

— Докладывал?

— Да, прямо перед приходом первой группы. Я сам только перед ними пришел.

— Как тут вообще?

— Самолет прилетел.

— Какой? Зачем?

— Не знаю, сразу к генералу пошли. Он, говорят, сам встречал.

Когда я вошел в штабной блиндаж, взгляду открылась следующая картина: в двух дальних углах за столами сидели оба Олега и что-то писали. Рядом с каждым из них стоял энкавэдэшник со шпалой в петлицах. В середине, за главным столом, сидел сам Карбышев и с ним двое — один с тремя шпалами, второй с ромбом. Не успел я и рта раскрыть, как мне приказали сесть, и дверь закрылась. Даже закрывающий дверь был немаленьким чином для этой работы — аж три кубаря!

— Здравствуйте, товарищ Букварь, — заговорил со мной «ромб».