Кровавый передел - Сергей Валяев

Вот что больше всего меня рассмешило. Можно быть семи пядей во лбу, можно быть спецбойцом, можно быть ультрасовременным джентльменом, но когда нарываешься на даму, которая к тому же ещё и хакер!..

Ха-ха-хакер!

В конце концов я успокоился. А что, собственно, случилось? Ровным счетом ничего. Ничего. Анекдот. Мелкий факт из моей богатой биографии. Хотя генерал Орешко пытался объяснить мне какие-то несущественные подробности, мол, Аня — выдающийся компьютерщик и её место там, где она может себя полностью реализовать: в США. (Ха-ха, США!) Что я не должен обижаться на Аню: её конспирация была необходима в Акции. Что она, Аня, относится ко мне с определенными положительными чувствами. (Особенно к птичке Фениксу.)

Но все сказанное моим другом уже не имело никакого значения. Единственное, что было ценным для меня в этот морозный, зимний и долгожданный день, так это теплые, чудные волны запаха жареной пригоревшей родной картошечки из кухни. И этот вкусный домашний запах перебивал все запахи мира.

ВРЕМЯ СОБИРАТЬ ТРУПЫ

Считаю, мне повезло. Так повезти могло лишь пошлому дезертиру, решившему добровольно уйти из жизни. Кажется, и веревка крепка, и узел надежен, и долги остались на радость любимой жене, ан нет — трац!.. Крюк выдирается из потолка. Трац! Больно бьет везунчика по темечку. Трац! И его увозят в лечебницу для тех, кто не выдержал демократических экспериментов. Над собственной шкурой. И духом.

Мне повезло. Я увернулся от крюка. И дожил до весны. Что и говорить, зима была лютая на погоду и живодерские реформы. И поэтому угрюмый народец клял новую власть, которая, как и старая, кормила только обещаниями. Пустыми, как хлебные котлеты, продаваемые как мясные, первый сорт.

Я решил не испытывать судьбу и законсервировался, точно медведь в берлоге. Спал сутками, защищаясь от свирепой действительности.

Чур меня, чур от агрессивных лозунгов, взорвавших жилое здание по имени Союз Советских Социалистических Республик:

— Ура! Все свободны! Хавайте, господа, суверенитет! Хоть этим, хоть тем!..

— Да здравствует свобода! У входа!.. В демократический рай!

— Мы наш, мы старый мир разрушим. До основанья! А зачем?..

А затем, чтобы разорвать на куски живое тело страны. Демократия требует жертв. От всего народа.

Гибель Помпеи, повторю, ничто по сравнению с обвалом, случившимся на одной шестой части мировой суши. Последствия его никому не известны. Ново-старая власть бодрится, как гарандесса после группового изнасилования, делая вид, что все происходит так, как и должно происходить. И что интересно: все руины уже плотно облеплены непобедимой бюрократической стаей чинодралов с крысиными повадками. Запах крови, нефти, газа, леса, золота и прочих природных богатств прельщает крыс, это правда. От них нет спасения. Только термоядерные взрывы: одна бомба на один чиновный кабинет.

Словом, народ в революционном угаре получил то, что хотел: великую кучу «Г».

Я же в это время занимался исключительно собой. И своим здоровьем. Воспаление легких — это не тульский пряник в день именин. И посему, напомню, я спал, ел и снова ел, когда не спал. Питался какой-то пищей. Ее приносили мои друзья-приятели: от генерала Орешко до девочки Ники. Я их благодарил и тут же засыпал, жалея лишь об одном, что я не медведь с лапой во рту.

Да, жил растительно-животной жизнью. В этом было мое будущее. Хотя какое может быть будущее у потенциального покойника? Утешало только то, что я был не один. Нас были миллионы и миллионы. И лишь единицы понимали, что идут новые времена. Оно наступает, новое время. Время сбора трупов. (Или душ?)

Деревянные тулупчики готовятся для многих. Для безымянных, завшивевших бомжей, подыхающих в канализационных коллекторах, и для известных широкой общественности бизнес-коммерсантов, которых пули снайперов освобождают от уплаты налогов на добавочную стоимость; для стариков, копающихся в мусорных баках в поисках пропитания, и для юнцов, выполняющих свой воинский долг на пылающих окраинах империи; для отцов семейств, посланных супругами в соседнюю булочную за свежим хлебом и неловко угодивших в бандитскую разборку, и так далее. Словом, для всех слоев населения наступали трудные времена. Передел власти, собственности, территорий требует беспредела. Со стороны тех, кто пытается выйти победителем из кровавой бойни за лакомый кус. Но какие могут быть победители на пире во время чумы?

Впрочем, не будем нервничать и, как говорится, садиться голой задницей на раскаленную печь действительности. Жизнь продолжается. Несмотря ни на что. Да и главная цель была мною достигнута: однажды я проснулся и обнаружил за окном ослепительное светило и веселую, беспечную капель: трац-трац-трататац!

Весна, мать моя природа!

Я поплелся в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Боже мой, кто это? Что за небритое мурло? Где я? В какой стране?

После работы ржавой бритвы я окончательно узнаю себя. А вот в какой живу стране? Не 99-й ли штат Америки? Вроде нет; включив радио, узнаю, что я и мои сограждане по-прежнему находимся в отечественной куче дерьма. В какой-то степени это меня порадовало: Родину не выбирают — на ней умирают, когда приходит срок. Кажется, это сказал кто-то из поэтов. Столь изысканно. Жаль, что мой язык проще и грубее:

— …!..…….!

Видимо, я не совсем понят. Тогда, если выражаться доступным языком, суть моего изречения в следующем: ни хрена у вас не выйдет, холуи господские! Не отлита ещё пуля для меня, молодца!

У меня много проблем: посадить дерево, построить дом и родить ребенка. Проблемы ну очень трудные, так что жить мне вечно. Посадить деревце, конечно, можно, но есть опасность появления лесоруба с бензопилой «Дружба»; построить дом тоже, конечно, можно, но есть опасность появления налогового инспектора; и родить ребенка, разумеется, можно и нужно, но есть опасность появления очередного кремлевского царедворца, для которого человеческие жизни — понятие невразумительное…

Так что лучше не торопиться. В нашей стране всегда найдется место подвигу. Например, дожить до весны — это тоже героизм и мужество. Я-то ладно, а вот как весь замордованный народец пережил зиму? Диво-дивное: любой лихтенштейнский народ копытца безвозвратно отбросит, а русский — от демократического мора лишь только крепчает, да телом сахарится, да от души матерится:

— Ах вы, курвы кремлевозадые! Ишь, хари отрастили, не объедешь на кобыле!

И так далее. Такой зловредный народец да живучий победить нет никакой возможности. Разве что бомбу дустовую сбросить, и то впустую переводить полезный для сельского хозяйства продукт. Тем более грядет весна-красна, и яд нужно использовать по прямому назначению: для крыс и мышей, этих жадных стервятников российских полей и весей.

Трац-трац-трататац! — играла капель за окном.

Дзынь-брынь-дрынь! — это уже играл звонок в коридоре.

Кого нелегкая принесла? Она принесла весенне возбужденных, радостных друзей: Никитина и Резо, которые были облучены ярким солнышком, что сказывалось на их умственных способностях.

— Ха, какой он квелый! Наверное, что-то съел, — шумели гости. — Алекс, проснись и пой. Давай-давай, на сборы минута. Где его штаны? А пусть без штанов, ха-ха!

Я отбрыкивался: что за новости такие, никуда я не пойду, и сами они, приятели, не пошли бы дремучим лесом. Нет, отвечал твердо Никитин, у нас общий тракт бездорожный. В чем дело, зарычал я в конце концов, сейчас убью кого-нибудь. Друзья обрадовались моему оживлению и сообщили, что мы приглашены в гости. На Восьмое марта.

— Уже март? — удивился я.

— А то, — торжествовали друзья. — Как прекрасен этот мир, посмотри. В Международный день имени революционерки Клары Целкин! Уррра!

И поволокли меня из холостяцкого логова, предварительно натянув на меня, разумеется, брюки. Хотя была такая теплынь, что можно было обойтись и без этой несущественной детали мужского гардероба.

Затем я был усажен в военно-полевой джип, похожий на легкий танк, и мы помчались по веселому, мартовскому, праздничному городу. Солнце било прямой наводкой по витринам, автомобилям и лужам, многократно в них отражаясь. Небесная пронзительная синь резала глаза, и слезы, как капель… Воздух казался чистым и прозрачным. Прохожие, сбросив зимние шкуры, радовались наступлению весны. Правда, в скверах и под стенами домов ещё горбились грязные сугробы, но и они вяли от теплых, южных ветров.

Весна идет, весне дорогу!

И я чувствовал: её целительная энергия заполняет меня, как легкий газ — воздушный шарик. Хор-р-рошо!

— Просыпайся, Алекс, — требовал Никитин-водитель. — Пора Кремль брать.

— Это женщин берут, — поправлял друга Резо-Хулио. — А Кремль надо штурмовать.

— Зачем? — не понимал я, потерявший чувство юмора за зиму.

— Как зачем? — удивлялся Резо. — Всем известно, что земля начинается с Кремля.