ТАЙЦЗИЦЮАНЬ:Классические тексты Принципы Мастерство - Владимир Малявин

«Тело способно ощущать воздействие, а сердце способно сознавать происходящее. Когда есть воздействие, непременно будет отклик, и, следовательно, всякое движение и покой относятся к воздействию. Всякий отклик в свою очередь порождает воздействие, а воздействие вновь порождает отклик. Истина всепроницающего воздействия и есть утонченный смысл (тайцзицюань). Она относится к области сокровенно-мельчайшего и доступна только совершенному применению. Приступая к занятиям «толкающие руки», нужно обращать внимание исключительно на воздействие и сознавание. Когда способности воздействия и сознавания станут одухотворенными, тогда превращения достигнут высшей утонченности и постигнешь неисчерпаемое»1.

Действие силы, применяемой в тайцзицюань, имеет характер взрыва: всякое воздействие (прикосновение) тотчас – точнее, прежде, чем это касание станет предметом рефлексии, – навлекает выброс силы-цзинъ, которая проистекает из целостной конфигурации тела. Но это возможно лишь в случае полной открытости сознания миру или, говоря языком даосов, «соответствия переменам». Последние, заметим, в своем пределе предстают «непостижимо-утонченными», свершающимися в одно неуловимое для рефлексии мгновение.

Осознание реальности воздействия-отклика – фундаментальный факт всей китайской цивилизации, объясняющий решительно все ее особенности, порой столь странные для европейца. Чувствительность китайцев вообще на порядок выше, чем у европейцев. Но здесь не место развивать эту тему. Отметим пока, что средой такого взаимного проницания форм и «сверх-форменного» является сфера. Принципом же такого взаимоотражения (отчего все явления в китайской традиции имеют статус «тени») является подобие. Реальность в китайской традиции определялась как «Одно подобие» (и жу), т.е. одно как иное (русское «иное» родственно немецкому Ет, французскому ип и т.д.), или, можно сказать, «одно как таковое».

Китайцы полагали, что человек как микрокосм «подобен» мирозданию, а, к примеру, письмо и все творчество человека тоже есть не что иное, как подобие (жу) духовного состояния их создателя. Даже поклоняться божествам, согласно завету Конфуция, следовало так, «как будто

У Гунцзао. Тайцзицюань цзин и, с. 20.

они присутствовали», и эти слова выражают не скепсис, а непоколебимое убеждение первого китайского философа в том, что реальность есть именно безусловное, бесподобное подобие. Ее природа выражена в классической формуле, чрезвычайно популярной среди китайцев: «как будто так, а не так». Более же всего китайские учителя предостерегали от приписывания своим представлениям статуса точных аналогов или слепков действительности, и даже, «удерживая срединность, нельзя пребывать в срединности».

Из приведенных формул можно заметить, что самопревращение, или, если угодно, самоуступление вещей как раз освобождает от гнета внешних форм и, как следствие, дает свободу самовыражения, позволяет управлять ситуацией. В «Песне о передаче тайны» – быть может, древнейшем сочинении в традиции тайцзицюань – начальные строки гласят:

«Без формы, без образа,

Все тело пронизано пустотой…»

В самопревращении удостоверяется попятное движение, возвращение всего сущего к своему истоку, «семени», «корню». Как раз в этом смысле ее опять-таки можно назвать реальностью символической, являющей собой виртуальный прообраз вещей, как бы предвосхищающей собой мир. Пребывание «у истока вещей» дает привилегию скрытно «давать всему быть» и в известном смысле направлять движение мира. Так в притче древнего даосского философа Чжуан-цзы от одного «неуловимого» движения ножа повара в структурообразующей точке туши быка, точке «срединности» вся туша мгновенно и без видимой причины распадается, «как ком земли рушится на землю». Это выражение, надо думать, возникло не случайно. Оно указывает, что саморассеивание в данном случае есть акт благотворный, восстанавливающий изначальную цельность бытия.

Когда мы переходим к высшим стадиям совершенства, превосходящим уровень собственно психосоматики, на передний план выходит так называемая «воля» (и). Традиционно последняя определяется на редкость расплывчато – как «то, что исходит из сердца» или «движение сердца». Определения, предлагаемые современными авторами, не менее невнятны. Так, один из них определяет волю как «умственную деятельность центральной нервной системы в коре головного мозга»1. В современной китайской литературе это понятие обычно передается словами инянь (думание) или иши (сознание). Еще у Чэнь Синя встречается сочетание

1 Ван Чжиюань. Ян-ши тайцзицюань цюаньши. Лилунь пянь,с. 113. Определение заведомо неверное, если учесть, что в классических текстах тайцзицюань встречается выражение «воля всего тела».

«намерения-мысли» (и сы). Западные исследователи переводят его словами «ум» (mind) или, как К. Деспё, «мысль» (реnsее), что явно ошибочно, поскольку речь не идет об интеллекте или мыслительном процессе.

Значение данного понятия, как и всех других в даосском лексиконе, следует выводить, конечно, из его общего культурного контекста. Речь в действительности идет о неком имманентном динамизме жизни, спонтанном устремлении, предваряющем всякую предметность опыта и знания и в условиях полной слитности внутреннего и внешнего, духовного и материального аспектов существования, их со-вовлеченности в поток «единого ци» обладающем безупречной действенностью. В китайской мысли было принято различать в человеческом опыте то, что «еще не проявилось» и, следовательно, не может быть предметом объективного знания (между прочим, одно из обозначений «центрированности»), и «уже проявившимися» чертами душевного состояния и мышления. Последние в идеале составляли область мирового согласия (хэ). Рассматриваемая «воля» относится к первой категории душевных актов. Она относится к символическому, или виртуальному, измерению бытия, а потому предвосхищает и проницает весь мир вещей.

Согласно традиционной формуле, «в воле ценно отдаленное», т.е. она устремляется за горизонт видимого, вообще предметного мира и по этой же причине недоступна для эмпирического или умозрительного знания. Тем не менее, в соответствии с уже известными нам принципами китайской психо-антропо-космологии, эта спонтанная воля имеет, как выражается Чэнь Синь, свое «подобие» в предельной явленности мира, взятого как целое, в полноте чувственного восприятия. Очень многое в «секретах» тайцзицюань определяется как раз тем, что мы можем «знать», «воспринимать» эту волю, не имея о ней сколько-нибудь ясного объективного представления. По словам Чэнь Синя, воля присутствует в кисти каллиграфа, причем в его письме проявляется качество его воли1. Одним словом, в воле – в строгом соответствии с уже известной нам интрафизикой самопревращения и подобия – мы пребываем как раз там, где нас нет. Да и сама воля подчиняется этому принципу: «когда в воле нет воли – вот подлинная воля»,- гласит популярное даосское изречение.

Здесь уместно сделать небольшое философское отступление. Дело в том, что китайская традиция не знает одного фундаментального порока западной мысли: стремления непременно приписать сознанию предметное содержание и рассматривать его как статичную данность. Если на Западе сознание предстает как своего рода контейнер, содержимое

Чэнь Синь. Чэнь ши тайцзицюань туцзе, с. 138.

которого можно исследовать, то коренная метафора сознания на Востоке – это, скорее, поток, свободно изливающийся из перевернутого сосуда. Это сознание всецело функционально, его природа – встреча, со-бытийность всего сущего. Оттого же сознание как воля в тайцзицюань не мыслится отдельно от кинестезиса тела в его цельности, но оно всегда превосходит актуальное состояние, увлекает за грань наличного и понятного. Тем самым оно может «вести» тело. В практике тайцзицюань это означает, что «воля» устанавливает связь с инобытием, «иным-как-одним», предвосхищает и приуготавливает переход в новое состояние, обновление опыта. Если, к примеру, актуальное состояние воплощает «пустотность» или «закрытость», то воля ведет к «наполненности» и «открытости» и т.д. И если комплекс нормативных движений усвоен до автоматизма, то и воля действует без усилия, спонтанно, продолжая быть моментом неустанного бодрствования духа.

Тайцзицюань отчасти разделяет общую установку медитативной практики даосизма на обращенность воли «вовнутрь», в энергетические центры тела: нижнее, среднее и верхнее Киноварные поля. Подобно духу, воля должна быть «вобрана вовнутрь». Вместе с тем воля должна двигаться вместе с жизненной энергией. В этом пункте «воля» в тайцзицюань заметно отличается от «воли» в даосской медитации. Последняя строго фиксирована в одной точке, а «воля» в тайцзицюань динамична и подвижна, как динамично телесное бытие. В значительной мере она есть просветленная духовной чувствительностью телесная интуиция, «неслышное повеление» бытия, которое «таково само по себе» (см. «Дао-Дэ цзин», гл. 21). Роль воли в практике тайцзицюань описывается в ряде кратких изречений: «Воля ведет ци, а тело следует за ци»; «куда воля достигает, туда и ци достигает»; «сначала воля, потом кулак», «сначала воля, потом тело». Повторим еще раз: воля относится к некой виртуальной реальности, предвосхищающей мир вещей, идей или образов. Это внутреннее измерение опыта обозначается в даосской литературе терминами «сокровенное» (сюанъ), «чудесное» (мяо), «утонченно-неприметное» (вэй), «семя» (цзин) всего сущего и т. д. В книге средневекового даосского ученого Ли Даочуня «Чжун хэ цзи» (Собрание сочинений о срединности и согласии) он описывается в следующих словах: