Светорада Медовая - Вилар Симона

Иные женщины в саду тоже были одеты изысканно и богато, являя собой некую ярмарку горделивой красы. Идущая вслед за Светорадой Руслана совсем было оробела от подобной роскоши, но не могла не смотреть по сторонам и восхищенно ахала, когда мимо проплывала то одна, то другая из этих райских птичек. В саду было около трех десятков женщин; одни прогуливались парами или в одиночку, другие расположились на скамьях или на разостланных под деревьями коврах; они разговаривали, слушали музыку, играли с ручными животными – котятами, собачками, маленькими смешными обезьянками. Были и такие, кто вышивал, или мотал нитки, одна читала какой-то свиток, но оторвалась от своего занятия, когда мимо проходила новая обитательница дворца в сопровождении старшего евнуха, который словно показывал всем, что новенькая находится под его особым попечением. Но вскоре Сабур оставил княжну и, отойдя в тень деревьев, стал наблюдать за ней. Светорада сперва прошлась по широкой аллее до ограды, наверху которой виднелись силуэты охранников с длинными копьями в руках, потом направилась к одному из прудов.

За ней наблюдали даже служанки, разносившие сласти и бегавшие по поручению своих хозяек. Слышалась музыка, кричали пестрые птички в развешанных на ветвях плетеных клетках. Когда навстречу княжне попалась ручная лань, грациозная и трогательная, Светорада стала кормить ее нарезанными яблоками из поданной Русланой корзинки.

В этот момент к ней приблизилась одна из женщин – довольно рослая и ширококостная, пестрый легкий наряд которой не мог, однако, скрыть ее славянских корней: длинные русые косы, легкая россыпь веснушек на носу, серо-голубые глаза, румяные щечки на круглом лице. Заговорила она с княжной по-славянски, но с несколько непривычным акцентом.

– Мое имя Венцеслава, – представилась она, приложив руку к груди и приветственно поклонившись.

Светорада тоже поклонилась, улыбнулась радушно.

– Сдается мне, что мы почитаем одних и тех же богов, Венцеслава. И у тебя княжеское имя.

Глаза девушки довольно сверкнули.

– Да, я высокого рода. Я была просватана за царевича Юри моим отцом, князем Мирогором, главой вольного племени уличей, что с днепровских порогов. И вот уже три года я живу в Итиле. У меня есть двое сыновей.

Они еще немного поговорили, но вскоре Венцеслава, словно опомнившись, оглянулась по сторонам и сообщила, что ее послали препроводить русскую княжну на поклон к царевне Захре, которой все тут оказывают почет.

Светорада проследила за взглядом уличанки. Там, в тени деревьев, виднелось роскошное сооружение в резьбе и позолоте – этакое ложе-качели, подвешенное между деревьями на канатах. На нем полулежала, закинув руку за голову, полная чернобровая женщина в широких ярко-алых одеждах. Вокруг булгарской царевны собрались другие обитательницы гарема, развлекая ее, угодливо улыбаясь и чуть покачивая ее подвешенное ложе. На Светораду Захра смотрела насмешливо и пренебрежительно, и у княжны не было особого желания представляться ей.

– Поблагодари за приглашение, Венцеслава, – сказала она, вновь протягивая ломтик яблока льнувшей к ней лани. – И передай, что я пока не готова качать ее качели. А тебя я хочу спросить, как вышло, что дочь князя гордых уличей стала прислуживать булгарке? По роду и положению ты не ниже ее.

На веснушчатом лице молодой женщины мелькнула тень.

– Она любимая жена царевича Юри. Мы все ей служим.

Светорада какое-то время размышляла, потом ответила:

– Я княжна, а не прислужница. К тому же я избранница старшего из сыновей кагана Муниша, Овадии. Жена Юри не смеет приказывать мне. Но если она пожелает присоединиться ко мне на прогулке, я с удовольствием поболтаю с ней.

Венцеслава отошла, а Светорада очень скоро поняла, какие пакости могут делать в гареме иные женщины. В частности, та же Захра. Именно по ее наказу Светораду стал донимать маленький негритенок. Княжна сперва только изумленно глядела на него: она, конечно, слыхивала, что на полудне существуют люди с такой темной кожей, но увидеть довелось впервые. Негритенок же, скалясь и хихикая, скакал вокруг нее, дергал за легкую вуаль, а когда Светорада хотела пройти мимо, он вдруг повернулся к ней задом, наклонился и стал обсыпать ее песком, загребая его между ног, будто собачонка. Послышался смех, кто-то стал отпускать оскорбительные замечания. Но тут Руслана наскочила на баловника, схватила его за ухо и задала ему такую трепку, что он зашелся в реве, потом кинулся к своей хозяйке жаловаться. Лицо Захры посуровело, а очередная подосланная к Светораде женщина грубо заявила, что царевна возмущена тем, что с ее любимцем так обращаются.

Княжна сочла ниже своего достоинства вступать в перепалку. Еще в Смоленске ее учили, что выпадом на ругань может прекрасно служить пренебрежение: потраченные в гневе силы только разбиваются о высокомерие, не получая ожидаемой подпитки.

Потом возле Светорады оказалась служанка с подносом, которая якобы случайно опрокинула на нее напитки и яства. Лишь чудом княжна успела увернуться, и пострадала только ее вуаль. Светорада демонстративно сняла ее, вызывающе тряхнув длинными косами, и небрежно передала легкую ткань Руслане, а затем вполне снисходительно и благосклонно стала успокаивать причитавшую служанку. Та даже умолкла, растерянно и виновато.

Но Захра не могла отказать себе в удовольствии, чтобы не унизить непокорную новенькую. И вскоре натравила на княжну своего песика – маленького, с плоской мордочкой и волочащейся по земле длинной палевой шерсткой. И когда Светорада, заинтересованная необычным видом собачки, присела на корточки, это крохотное злобное существо просто накинулось на нее со звонким лаем, так что княжна невольно взвизгнула, а потом и вовсе закричала, когда острые зубы вполне ощутимо вонзились ей в лодыжку.

Наблюдавшая со стороны Захра довольно засмеялась, когда княжна, прихрамывая, пошла прочь. Однако булгарка перестала веселиться, увидев, что навстречу русской вышли женщины, до этого просто наблюдавшие за ней со стороны. Это были иудейские жены шадов, которые пригласили Светораду в беседку на островке, и одна из них. Даже велела позвать лекарку, чтобы обработать и перевязать Укушенную ножку княжны.

– Ты хорошо повела себя, милая девушка, не снизойдя до изнывающей от скуки Захры, – сказала другая, узколицая и смуглая, с довольно крупным, хотя и тонким носом. – Меня зовут Сара, я истинная жена царевича Юри, и мне давно претит то самоуправство, с каким держится в гареме эта черная булгарка.

Однако особой неприязни к Захре еврейские жены не выказывали, в их отношении к ней скорее было безразличное снисхождение. Обычно они держались особняком, вели себя скромно, хотя одевались с роскошью, затмевающей даже наряды гаремных красавиц. Они носили по восточному подобию богатые тюрбаны на красиво распущенных волосах, а их украшения были такой несметной ценности и огранки, каких княжне никогда раньше даже видеть не приходилось.

– Хочешь кальян? – обратилась к ней Сара, предлагая чуть дымящуюся трубочку, соединенную с высоким замысловатым сосудом, от которого шел дивный приятный аромат.

Когда Светорада, следуя примеру иных, сделала глубокую затяжку и неожиданно закашлялась, еврейки добродушно рассмеялись.

– Ничего, скоро научишься, – заверила ее Сара, с удовольствием затягиваясь кальяном. – Мы порой собираемся тут, в саду, чтобы поболтать и покурить кальян. В остальное же время мы заняты по хозяйству. Нам претит однообразная жизнь в гареме с ее ленью и интригами.

Светорада сказала, что тоже чувствовала бы себя лучше, если бы занялась хозяйственными хлопотами, однако и Сара, и другие иудейки заметили княжне, что, хотя Овадия наконец-то привел в дом отца свою избранницу, вряд ли ей доведется стать при нем хозяйкой. Таковы традиции в Хазарии: у мужчин свои дела, их иудейские жены служат им верными помощницами, а все остальные просто украшают дворцовую жизнь, как те же лошади, дорогое оружие или богатая одежда.

Светорада невольно потупилась, понимая, что эти бойкие знатные иудейки не сомневаются в ее участи наложницы, и если она и привлекла их внимание, то очень скоро новизна впечатлений пройдет. Поэтому, когда княжну попросили рассказать о себе, она поведала только о том, что ее отец был могущественным князем на Руси и отказал в ее руке Овадии, понимая, что не много чести стать женой хазарина неиудейке.