Светорада Медовая - Вилар Симона

– Ты скоро полюбишь Итиль, маленькая княжна. Этот город невозможно не полюбить. Здесь поклоняются разным богам и никого не винят за его веру, здесь чеканят медь и продают лучший в мире шелк, сюда на торги свозят прекрасные меха и великолепную бумагу. Это город, где сходятся караванные пути, куда приезжают мудрецы и где собираются на зимовье кровожадные степные воины, забывая о своей вражде и наслаждаясь передышкой до следующего кочевья и войн. Это город мира среди всеобщего беспорядка, город искусств и ремесел, город, где не обогатится только ленивый, только простак останется рабом, а у решительного и смелого всегда есть надежда возвыситься. И только наивысшему владыке нет счастья в прекрасной столице хазар.

При последних словах Мариам горько вздохнула. Светорада с любопытством взглянула на нее.

– Забавное ты сказала, мудрая госпожа. Как великий правитель может быть несчастлив, когда он стоит на самом верху, когда в его руках величие и власть?

Мариам опять вздохнула.

– Величие – да, бесспорно. А вот властью каган Хазарии отнюдь не обладает. И раз тебе предстоит провести тут свою жизнь, я поясню, как все сложилось в этом краю.

Она помедлила, прежде чем начать, и Светорада тоже замерла, потрясенная словами: «…тебе предстоит провести тут свою жизнь…», в которых звучала некая обреченность.

– Видишь ли, Медовая, – обратилась к Светораде Мариам, называя ее уже ставшим привычным для княжны прозвищем, – каган в Хазарии – это пышный титул, но с самим каганом мало кто считается. Даже жены сыновей и его младшие жены позволяют себе пренебрежительно отзываться о нем, причем делают это почти безнаказанно. Ты видела, как они вели себя сегодня со мной. И хотя евнухи обязаны следить за порядком, они делают это скорее по привычке, нежели из существующего порядка.

– А не могла бы ты говорить более понятно? – спросила Светорада.

Мариам только усмехнулась ее прямодушию. Она рассказала, что некогда хазарские каганы и впрямь обладали реальной властью, водили войска в походы, правили своей страной. Но около ста лет назад один из военачальников-беков, которого тоже звали Овадия, совершил в стране переворот, обратив всех в иудейскую веру. И тогда к власти пришли рахдониты. Их вера стала верой привилегированной верхушки в Хазарии, но, тем не менее, большинство кочующих хазарских родов продолжали поклоняться своим старым богам – здесь их называют кара-хазарами, черными хазарами. Поскольку их очень много, для них нужен каган, потомок ранее правившего рода Ашина, который некогда главенствовал тут. Несмотря на то, что потомки Ашина истреблены, иудеи все же ищут среди захудалых ветвей этого рода представителя, чтобы на время сделать его каганом, поскольку для черных хазар каган до сих пор остается олицетворением божественного покровителя на земле. Власть кагана, таким образом, теперь представляет собой лишь номинальный титул, а правят Хазарией иудеи рахдониты, поклоняющиеся единому Яхве. Из рахдонитов выбирают и истинного правителя, которого тут называют бек. Этот бек, или царь, стоит во главе войска наемников, он ведет войны и возглавляет совет рахдонитов. Сейчас таким беком-царем является Вениамин бен Менахем. Он правит всем, но он же по приезде в Итиль обязан явиться к кагану и поведать обо всех делах. Однако воля самого кагана его не волнует. Его отчет перед каганом лишь дань традициям.

Светорада не совсем поняла, почему каган и бек не правят вместе, и Мариам объяснила, что каган Муниш живет затворником в своих покоях и, кроме определенного числа лиц, мало с кем общается. Только раз в четыре месяца он появляется перед народом, дабы совершить важный ритуал, когда все кара-хазары могут видеть своего верховного главу, чествуют его и просят о милости. Ибо большинство хазар верят, что если священный каган не возведет по ритуалу руки к небесам, то и мировое древо всего сущего не будет произрастать, солнце не взойдет, а реки перестанут течь и орошать их поля и пастбища. Без кагана весь мир погибнет. Чтобы кара-хазары не перестали почитать иноверцев, добившихся высшего положения в Итиле, рахдониты дают им лицезреть священную особу кагана, однако никогда не позволят ему иметь реальную власть.

– Ты тоже считаешь, что Хазария держится благодаря священной особе кагана, Мариам? Ты ведь христианка, а мне рассказывали, что твои единоверцы упорно отстаивают только то, что провозгласил ваш Христос.

Мариам молчала какое-то время, и Светорада уловила в этой заминке некую смущенность своей собеседницы.

– Не обо мне речь, – после паузы произнесла Мариам. – Когда-нибудь я расскажу и о себе, и о своей вере. Но сегодня мне хотелось поведать тебе о кагане Мунише и его любимом сыне Овадии.

Она рассказала, что каган Муниш был выбран по особым приметам в одном из становищ, откуда его привезли еще совсем юным в Итиль, поселили во дворце, наделили женами. У кагана есть немало детей, но старшим из них является Овадия. Однако старший царевич рожден не от иудейки, а от иноверки, как и другие сыновья кагана, что уже не делает их благородными иудеями, хотя все они обрезаны и с детства изучали Талмуд и Тору. И если второй сын кагана, Юри, во всем предан рахдонитам, то Овадия вызывает у них беспокойство: царевич слишком независим и популярен среди кара-хазар. Во всем каганате нет ни одного кочующего рода, где бы его имя не повторяли с благоговением, а многие ишханы черных хазар возлагают на него большие надежды.

– Овадия производит впечатление беспечного и легкого человека, – говорила Мариам, откинувшись на подушки и глядя на далекие огни города за рекой. – Однако все рахдониты знают, какую власть он приобрел. Стоит ему взмахнуть плетью – и все кочующие хазарские роды пойдут за ним. Но бек Вениамин и рахдониты надеются, что после женитьбы на Рахиль неспокойный Овадия все же остепенится.

Мариам немного пригубила из плоской чаши и велела прислужницам принести накидки из легчайшего лебединого пуха.

– Знаешь, о чем еще говорят в Итиле? – спросила она и придвинулась к Светораде. – Ты и не предполагаешь, маленькая княжна, какую бурю вызвало твое появление тут. Ведь ты не просто красивая пленница, с которой Овадия пожелал утешиться любовью, пренебрегая прелестями Рахиль. Ты – русская княжна, и это вызывает волнение у бека и рахдонитов, подозревающих, что через тебя Овадия сможет заключить родственный союз с воинственными правителями Руси.

«Ну, это вряд ли у него получится», – отметила про себя Светорада, которая понимала, что отношение к ней на Руси сейчас более чем спорно. Однако она ничего не сказала Мариам и спустя немного времени, сославшись на усталость, ушла к себе. Светораде хотелось все обдумать, однако она заснула, едва ее голова коснулась подушки. И это было хорошо. Куда лучше, чем метаться в постели, предаваясь горестным воспоминаниям, и с тревогой думать о своей участи.

На другой день Светорада опять навестила Мариам, и они проговорили даже дольше, чем в прошлый раз. Но теперь Мариам не утомляла княжну рассказами о власти в Хазарии. Их беседа в основном касалась Христа. Светораду в рассказе Мариам больше всего поразило то, что бог, о котором она говорила, не возвышался над всеми, а бродил по земле, как обычный человек, и даже работал плотником. Какой же это бог, если любой мог запросто прийти к нему? Но, в то же время, Светораде понравилось, что Христос не требовал жертв и учил добру.

Княжне было интересно общаться с женой кагана, и она стала часто навещать ее. Женщины подолгу беседовали, что Светораде нравилось намного больше, чем бесконечные пляски у нее в покоях или мелкие интриги в гареме. Зато женщины дворца были заинтригованы этой странной дружбой, и как-то иудейки, пригласив Светораду, стали расспрашивать, чем так привлекла гостью царевича Овадии жена кагана. Когда княжна призналась, что та рассказывает ей о своей вере и Иисусе Христе, иудейки весело рассмеялись.

– Она была всего лишь потаскушкой у себя в Италии, – сообщили они. – Только такой беспечный человек, как каган Муниш, мог поднять подобную особу до положения любимой жены.