Алмазная скрижаль - Арина Веста

Казалось, что человек спит, свернувшись у костра, лицом к алому пламени. На самом деле он был мертв, и все его тело было сковано холодом. Светлые волосы смерзлись и оледенели, темные пожухлые веки склеились и застыли. Новый порыв ветра и новые разряды молний сотрясли его пустую, погасшую оболочку. Скопившаяся в тканях «мертвая вода» впитывала живительные разряды. Тело быстро оттаяло от жара костра, мышцы снова стали мягкими, и из-под ресниц выбежала слеза.

Костер вспыхнул, раскрылся, как цветок, искры взлетели густым роем, и на снегу заиграли алые всполохи. В огненный круг вбежала женщина, и тело ее затрепетало в беззвучном танце. Вокруг ее обнаженного тела струился тонкий радужный покров, похожий на полярное сияние. Она повторяла движения пламени, то взлетая над костром, то низко припадая к земле, она кружилась как огненный вихрь, и водопад ее светлых волос то струился под ветром, то серебристыми кольцами ложился на снег, когда она, прогнувшись в поясе, запрокидывалась назад.

Но Смерть крепко держала свою добычу совиными лапами, и спящий не слышал звуков внешнего мира и не мог видеть огненного танца. Темное смертное облако окутывало и баюкало то, что когда-то было его памятью, его любовью и волей, но глухая пелена внезапно дрогнула, и сквозь нее прорезался далекий ослепительный свет. Это была сияющая огненная звезда, и неосязаемо-тонкое существо на миг вернулось туда, где горела, призывно раскрываясь, звезда-цветок, туда, где брезжил ясный, манящий свет, и бестелесный дух вернулся в тело на один прощальный миг.

Огонь взметнулся выше, забушевал, разгоняя мрак. Женщина легко запрыгнула в костер и пробежала по огню. Огонь не причинил ей вреда, но тело ее ярче засветилось сквозь облачный покров. Алые прозрачные угли рассыпались на тысячи искр.

И спящий внезапно увидел самого себя, и дивную женщину, и костер похожий на широкое косматое солнце. Алый танец завораживал и манил, звал и вновь затягивал в огненный круговорот жизни. Всплесками рук, изгибами тела, бросками и кружениями женщина рассказывала о чем-то мучительно знакомом, страстном, желанном. Она была звездным огнем, и ледяным остывшим камнем, и чуткой волной, и резвой беспечной рыбкой, и гибким тростником, и плакучей ивой на ветру, и летящей над морем птицей, и смертельно раненным оленем, и легкой, зыбкой, как пламя, душой, бьющейся в объятиях плоти. Танец говорил о страсти зачатия и муках рождения, о сладости зрелой любви и последних смертных объятиях матери-Земли.

Внезапно он услышал отдаленные звуки, первобытную музыку зимнего ветра и барабанный бой. От частых глухих ударов дрожал синий воздух поляны. Ха-тум-тум… Ха-тум-тум… – словно резкий выдох и стук сердца.

Его потянуло вниз, к огненной женщине, к ее ослепительной красоте. Грохот горного обвала настиг и смял его, он оказался свержен вниз и вновь пленен плотью. Он больше не видел костра. Ледяная тяжесть нестерпимо давила и обжимала загнанную во мрак, пленную душу, она металась, не находя выхода, и тело ожило, наполняясь этим внутренним движением и стуком. Первым вернулось ощущение нестерпимой боли. Но вновь повелительно и яростно забил барабан: ха-тум-тум… ха-тум-тум. Тело содрогнулось и выдохнуло, вытолкнуло из груди мертвый застоялый воздух, и сердце затрепетало, как птица-подранок, и глухо ударило раз и другой. Оттаявшее от жара костра тело вспоминало дыхание, его ритм и тысячи своих почти незаметных, согласованных движений. Проснувшаяся кровь упругими толчками наполняла тело.

Женщина услышала стук его сердца, выпрыгнула из пламени и легла рядом. Правой рукой она коснулась его ладони, и он ощутил жар ее пальцев, левую положила на лоб – рука была прохладна и легка. Боль ушла. Блаженство затопило тело, оно снова жило, дышало и медленно наливалось теплом. Сквозь горячие женские руки в него перетекали сила и жизнь. Женщина мягко коснулась его лица и поцеловала в губы, даря живое дыхание, теплое, сильное, нежное, как вешний ветер. Ее сияющие глаза были последним, что видел он, погружаясь в сонный омут. Из глубины их шел звездный свет, и сияние этих очей утешало, обещало радость и жизнь…

Он так и не смог вспомнить наяву того обнаженного огненного танца. Только во сне изредка приходило странное видение, обдавая восторгом и жаром.

Он очнулся от слабой пульсирующей боли в груди, приоткрыл тяжелые веки – над ним низко навис сумеречный земляной свод. Это была маленькая пещера, скорее природная ниша, вымытая дождями в крутом склоне оврага или холма. На стенах пещеры искрился густой морозный иней. Над входом, как застывший водопад, блестел каскад прозрачных сосулек. Белый шерстяной плащ укрывал его до подбородка, под головой – сухой упругий мох. В памяти мелькали несвязные обрывки: ночь, костер… Юрка… Он силился вспомнить, что же случилось в ту осеннюю ночь у костра – может быть, его сгреб медведь или крепко ударило упавшее дерево?

В щеку дохнуло влажным теплом, он чуть повернул голову и встретил немигающий волчий взор. В глазах зверя светились ум и лукавство. Волк шершаво и горячо лизнул его щеку и улегся у постели. В проеме пещеры мелькнул солнечный зайчик. По стенам скользнули солнечные волны. В струях ледяного водопада заиграла радуга. Со спокойным удивлением он подумал, что, наверное, умер. Видение не могло принадлежать миру Земли. Девушка, одетая в прозрачный свет, в мягкое, не слепящее солнце, слегка нагнувшись у низкого входа, вошла в пещеру. Вокруг ее тела струился тонкий радужный покров, но она казалась обнаженной. Длинные серебристые волосы были распущены и ручьями сбегали на ее плечи и спину.

«Будь здрав, Найден!» – громогласно прозвучало в мозгу.

Он, повернув голову, замер, не веря странному видению.

Напротив него, у входа в пещеру, сидел высокий величавый старик в светлой одежде, похожий на античную статую Зевса Громовержца. Седые кудри стягивал серебряный венец. Смуглые босые ступни свободно стояли на земле, покрытой крупными кристаллами льда. Синие ясные глаза под пушистыми бровями искрились весельем. Грудь покрывала широкая, седая бородища. И борода, и белая грива старца искрились инеем. На широкие костистые плечи был наброшен плащ из грубого природного волокна. Лесной богатырь смотрел ему в глаза с ласковой усмешкой.

– Ведогона, дочь, – вновь беззвучно произнес он.

Девушка подошла, присела рядом. Тело ее сияло сквозь легкое облако. Ветер играл пушистыми светлыми прядями. Между тонких бровей проступала звездочка. Ясные, умные глаза, казалось, вобрали в себя небо. Быстрый взгляд лучистых глаз, и лицо девушки ярко порозовело от смущения, на румяных губах задрожала улыбка. Прозрачные ризы вокруг ее тела стали плотнее и через секунду скрыли ее волшебную красоту. Она вновь едва заметно улыбнулась и положила в ногах постели тканый плащ из грубой белой шерсти.