Тайны Палм-Бич - Роксана Пулитцер

– А как насчет ума? Ты не хочешь, чтобы они унаследовали твой ум?

– Ну ладно, – великодушно согласился Хэнк. – Пусть унаследуют мою деловую хватку. И твой вкус.

– Это будет уникальный ребенок, – заметила Эштон.

– Именно таких мы и будем создавать, – пообещал Хэнк.

Эштон сидела на террасе своего дома, смотрела на зеленый газон, ведущий к усадьбе Хэнка, и вспоминала их разговор. Она должна сказать ему. И это необходимо сделать еще до начала бракоразводного процесса. До того, как начнется тяжба с Алессандро и многие неприглядные подробности ее жизни будут обсуждаться публично. Впрочем, если она признается Хэнку, тогда скорее всего и не придется проходить через всю эту грязь, потому что вряд ли он пожелает на ней жениться. Он может по-прежнему любить ее, заниматься с ней любовью. Но ему нужны дети. Нужны не в меньшей степени, чем нужны Алессандро. У Алессандро есть титул, который он должен передать наследникам. У Хэнка – целый мир. И если он узнает, что она не способна родить ему детей, он не станет вступать с ней в брак. В этом она уверена.

Она обязана предупредить его. Ради него и ради себя самой.

Эштон заподозрила, что случилось нечто из ряда вон выходящее уже по тому, в какой форме Меррит обратился к ней. Он не просто пригласил ее отправиться на верховую прогулку, он сделал это в директивной форме. Он приехал к ней рано утром, при этом сам сидел за рулем.

– Я не взял с собой ни Кики, ни детей, – пояснил он, когда Эштон села в машину. – Подумал, что мы давно не общались с тобой вдвоем.

После этих слов у Эштон не осталось сомнений в том, что произошло нечто серьезное.

Пока они добирались до конезавода в Веллингтоне, шел неторопливый разговор на общие темы. Меррит говорил о детях и их занятиях в школе, о покупке новой молодой кобылы, о предстоящем через месяц бале по случаю юбилея фонда и о заседании юбилейного комитета, которое состоится через несколько дней.

Затем они совершили верховую прогулку. Меррит говорил меньше и вел себя спокойнее, но у Эштон было ощущение, что он к чему-то готовится. Когда они отвели лошадей на конюшню, лугом дошли до дома и расположились на террасе, Эштон убедилась в том, что была права. Меррит велел слуге принести мартини. Эштон сказала, что она выпьет минеральной воды.

– Завязала? – спросил Меррит. В его тоне прозвучали одновременно и одобрение, и зависть.

Эштон пожала плечами:

– Не знаю. Просто в последнее время утратила вкус к спиртному.

Меррит дождался, пока слуга принес напитки и удалился.

– Кики сказала, что видела тебя в Монако. – Меррит смотрел вдаль, где зеленела подстриженная трава, голос у него был спокойный, как если бы он говорил для того, чтобы как-то скоротать время до завтрака. Однако Эштон чувствовала: за этим что-то кроется. Куда-то он все-таки гнет.

– Мы позавтракали на яхте Хоуп Остин, или баронессы фон Бекуорт. Она предпочитает, чтобы ее называли с упоминанием титула.

– Ну, над этим не стоит шутить.

– Я и не шучу. Хоуп дорого заплатила за свой титул. Как и я за свой.

Эштон знала: Меррит не виноват в том, что она вышла замуж за Алессандро. Во всяком случае, не вполне виноват. Да, он поощрял ее брак, но она и сама всей душой этого хотела. И в то же время она не могла удержаться от того, чтобы уколоть Меррита.

– Я не понимаю тебя, когда ты становишься такой.

– Какой?

– Неуважительной. Саркастичной.

Эштон ничего не ответила, и Меррит примирительно сказал:

– Прости. Я пригласил тебя совсем не для спора.

Эштон хотелось спросить Меррита прямо, зачем же все-таки он ее пригласил, но знала, что Меррита лучше не торопить.

– И как прошел завтрак на яхте баронессы?

Внезапно Эштон поняла, куда клонит Меррит.

– Отлично, – ответила она как можно более спокойным тоном.

– Насколько я знаю, по крайней мере со слов Кики, ты вообще не осталась на завтрак. – Меррит замолчал, но, видя, что Эштон никак не реагирует на его слова, добавил: – И мне известно, что ты ушла с Хэнком Шоу.

Эштон нисколько не удивилась подобному обороту дела. В прежние времена, когда у нее впервые осложнились отношения с Алессандро, Меррит постоянно читал ей нотации о том, как следует себя вести. Он называл ее поведение шокирующим. Но когда он увидел, что его нравоучения не приносят пользы, хуже того – она ведет себя еще более вызывающе, он отказался от этой тактики. И вот сейчас Меррит снова решил войти в роль заботливого старшего брата. Он несколько опоздал со своей заботой. Почему он не проявил заботу, когда продавал ее за титул? Или тогда, когда она впервые узнала о супружеской неверности Алессандро? Он отнесся к этому более чем спокойно. «Это нестрашно, если все шито-крыто, – сказал Меррит. – В конце концов, он итальянец и к тому же граф». Как будто это давало Алессандро право брать от жизни больше, чем дано простым смертным.

– Разве? – спросила она. – Я не помню. Ведь это было несколько недель назад.

– Насколько я понимаю, бОльшую часть времени в Монако ты провела с Хэнком Шоу.

– Я несколько раз обедала у него на яхте, – согласилась она.

– На «Леди Э.»?

Эштон ничего не ответила.

– Полагаю, что это не совпадение – твое имя и название яхты?

Эштон вдруг почувствовала, что смертельно устала от хитростей Меррита. Ну почему бы ему не сказать прямо, что он думает? Но если не скажет Меррит, она сама откровенно выскажется на этот счёт.

– И тебя это шокирует. Потому что, несмотря на его деньги и влияние, он не относится к людям нашего круга. О да, Хэнк Шоу достаточно хорош, чтобы заседать в совете директоров фонда, достаточно хорош, чтобы подарить фонду пятнадцать миллионов, но недостаточно хорош, чтобы я могла поддерживать с ним отношения. Однако я думаю совершенно иначе, Меррит. Я считаю, что Хэнк достаточно хорош, чтобы с ним общаться, и достаточно хорош, чтобы я вышла за него замуж.

Эти слова вырвались совершенно неожиданно для нее самой, и Эштон удивилась сказанному не меньше Меррита. Она еще не решила до конца, как быть с разводом и, естественно, пока не собиралась никому об этом говорить.

– Дела обстоят гораздо серьезнее, чем я предполагал, – сказал Меррит таким тоном, что ей вспомнились давние времена, когда она, будучи ребенком, всецело полагалась на него. – Ты, разумеется, знаешь, что Алессандро объявит тебе войну. Он ни за что не даст тебе развода.

– Мы живем в Америке, – процитировала Эштон слова Хэнка, хотя все еще не верила им. – Ему вовсе не надо давать мне развод. Я просто подам на развод. Видит Бог, он дал мне много оснований для этого.

– Неужели ты пустишь их в ход? Неужели хочешь протащить его через всю эту грязь? А самое главное, неужели позволишь ему то же самое проделать с тобой? Ты ведь знаешь, что он пойдет на все. Он ни перед чем не остановится, чтобы удержать тебя.