Аверс (СИ) - Розга

— Вы не скажете мне, что нужно делать в первую очередь? — переспросила Ника.

Получила еще один удар. Лев умудрялся не задевать юбку и подъюбники, прикладывался прутом к голой коже, удар воспринимался вспышкой, прожигающей от головы до стоп, ей чудилось пятки теплели от внутреннего огня.

— Простая задача, моя кошечка, я буду поправлять, но в основном поручаю тебе, постарайся сделать максимально похоже, — ни грамма злости, тот же добрый, наставляющий голос.

Ничего он не помогал, скорее наоборот. Играл кончиком шлепка с ее слоистой юбкой, то и дело забираясь под ее край и водил стеком там повсюду. Иногда переключался на оборки фартучка, гладил кожаной полоской по соскам. Стоило замереть хотя бы на секунду, чтобы поразмыслить как лучше уложить плоды, стек переставал щекотать и прут хлестко напоминал о себе. Ника стонала, закусывала нижнюю губу, вздрагивала, закатывала глаза и торопилась исправиться. Руки дрожали, спелое красное яблоко, сорвалось с края блюда и покатилось по столешнице. Лев успел хлестнуть ее трижды, прежде чем она поймала его. Быстро поняла, что удары не должны останавливать. У нее ушло двадцать минут на сравнительно легкое поручение. Лев отступил от нее подальше, наблюдая насколько она часто дышит, пряди у висков повлажнели, начали завиваться мягкими нестойкими кудряшками. Дрожит от перенапряжения. Насмотревшись, обратил внимание на стол. Ника постаралась, тарелки с фруктами не отличить.

— Хорошо потрудилась, — скорее удивленно, чем одобрительно отозвался Терновский, цель их вовсе не фрукты, поставленная задача имела весьма отвлеченное значение, но какая старательная девочка. — Теперь нужно как следует поблагодарить меня за руководство.

— Спасибо, Лев Николаевич, — отчего-то заново залившись краской, тоненьким голосом маленькой невинной стажерки, произнесла Ника.

— Как мило, но одних слов недостаточно, — с сожалением покачал головой Терновский, открыто улыбаясь, шагнул к ней ближе. — Тем более полученные навыки лучше сразу закрепить, чтобы крепко запомнила.

Развернул ее к себе спиной, наклонил над столом, она видела тарелку с фруктами прямо перед собой. Задрал ее короткие юбчонки, целенаправленно надавил на основание хвоста, вызвав стон. Готова и проверять не надо. Он оставался в одежде, расстегнул ширинку и приспустил трусы, не больше. Вставил и навалился сзади, запустив руки с боков под фартучек, обхватив груди ладонями. Член входил туже обычного, пробка заполняла маленькое пространство. В ней словно двое, только в разных отверстиях, трутся друг о друга через тоненькую стенку. Руки безжалостно мнут ее нежную грудь. Ника не смеет кричать за пределами дома, стоны вырываются из горла, синхронно грубым толчкам, коротко звякает колокольчик. Она кончает, кончает, кончает. Вся наполнена соком, он льется через край, стекает по внутренней поверхности бедер. Кошка в охоте, которую отодрали, где смогли словить. Совершенно обессиленную он унес ее на кровать, снял неверную одежку, вынул пробку и овладел еще раз, медленнее, с поцелуями. Ника обняла его и уснула, напрочь позабыв про душ.

Вечером они смотрели шоу в большом общем зале. На столе перед ними большая фруктовая тарелка, заботливо перенесенная из домика. На сцене на смуглых, гибких женщинах мало что надето. Ушки на головах и кружевные манжеты, спускающиеся на пальцы, имитирующие лапки. Они настоящие акробатки, опираются на веревки, крутятся и вертятся, связывая себя прямо в воздухе, накладывая узлы на кожу.

— Красиво, — томно говорит Ника, ей хочется попробовать, научиться.

— Я предпочитаю связывать сам, — Льву тоже нравится, но он считает, что потеряет значительную часть кайфа, не стянув узел самостоятельно.

— Я вся твоя, — приглашающе улыбается ему девушка, ничуть не огорченная внезапными ограничениями, в его руках будет лучше.

Они не успели попробовать, слишком сильно затягивает в сети обычная жизнь. Настоящие, полнотелые, длинные сессии у них бывали не чаще раза в месяц, в остальные дни случались небольшие тематические пустячки, приятные и поддерживающие тонус.

Август подходил к концу. Ника радовалась теплой погоде и неспешно шла в сторону цветочного салона. Рядом с ней затормозила незнакомая черная машина, из-за руля быстро выбрался крупный мужчина и вырвал у нее сумку из рук, прежде чем она успела по-настоящему испугаться. Вырубить человека совсем несложно, главное сильно ударить по голове. Она не успела крикнуть, упала прямо на едва прогретый асфальт.

Глава 23. Погреб

Ника очнулась от холода. Она свернута калачиком, лежит на чем-то твердом, дышать тяжело, сильно пахнет пылью, общую темноту пронизывают тончайшие ниточки света. Руки ее завернуты за спину и крепко связаны между собой, рот затыкает тряпка, обмотанная поверх скотчем, его липкие полосы ощущаются на щеках. Тесная коробка движется вместе с ней, покачивается и подскакивает. Она в багажнике. Ника не разглядела похитителя, но сомнений у нее практически никаких. Она не плачет, ей даже не хочется, хотя в груди образовывается целый ледяной комок, созданный из страха. Девушка думает о Льве, но не рассчитывает на его помощь. Не сомневается в нем, он будет искать. Она слишком много скрыла о своей прошлой жизни. Об Аркадии не знал никто, включая ее родителей и сестер. Если ее найдут, произойдет это нескоро, в любом случае, слишком поздно. Ника не пробовала свои путы, у нее все равно не хватит времени освободиться, пусть она прощупает слабину. Просто постаралась лечь поудобнее в еще более компактную позу, чтобы согреться и начала готовиться. Не внешне, внутренне. Многое зависит от того, насколько холодную голову она сможет сохранить. Эмоции не должны ее захлестывать. Надежд поговорить с Аркадием, разобраться и расстаться мирно она не питала. Ехали они долго, Ника успела наполовину заледенеть, другая половина безнадежно затекла.

Наконец, машина остановилась. Девушка замерла, ей хотелось стать маленькой и незаметной, вернуться в надежные руки Льва, вообще сегодня не выходить из дома, рассказать Терновскому все без утайки. Зачем она скрывала? Она знала ответ. Из-за стыда, совсем не тематического, не имеющего ничего общего с возбуждением. Она стыдилась Аркадия, тех вещей, что он с ней делал, ничуть не меньше, чем наоборот. Лучше позабыть и никогда не вспоминать какой ничтожной она была рядом с ним, как низко пала. Прошлое не пожелало ее отпустить, распространялось, как черная плесень, разветвившаяся и захватившая в итоге ее новую жизнь.

Открылась металлическая крышка багажника, обычный дневной свет сразу ослепил девушку. Она не притворялась и отчаянно жмурилась. Они во дворе частного дома, забор высоченный, кричать невозможно, рот надежно перекрывает кляп. Мужчина намного крупнее нее с легкостью достал ее из багажника, поставил на ноги. Стоять Ника не могла, ноги подкосились, и она упала ничком, связанные руки вперед не выставить, чудом не разбила лицо об бетонированную дорожку, уткнувшись в цветочный куст, поцарапалась. Аркадий не пытался ее словить, выматерился и снова вздернул на ноги, уже не выпуская. Повел или скорее поволок к дому.

Мрачноватое, деревянное двухэтажное строение, окошки небольшие и на первом этаже сплошь зарешеченные. Ника не шла сама, зато смотрела во все глаза. Сначала зашли на широкую, захламленную веранду, заменяющую сени. В правом углу складированы коробки вперемешку со старой, сдвинутой в кучу мебелью и садовыми инструментами. Слева в паре метров от входной двери в полу квадрат открытого подпола, верхняя крышка, она же часть пола, прислонена к стене, глубже тоже видна решетка. Не зря он его распахнул. Собирается в погребе ее держать, мигом сориентировалась Ника. Значит не планирует с ходу убивать. Только Ника прекрасно понимала, насколько относительны намерения Аркадия. Он не может планировать насилие, сдерживаться, останавливаться на определенном рубеже. Он и близко не Лев, себя не контролирует.

Мрачно молчащий мужчина швырнул ее к стенке, обеспечив весьма сомнительную опору и потянулся к стулу явно вытащенному из общей кучи, на его пропыленном матерчатом сиденье целый ворох совершенно новых навесных замков, покрытых машинным маслом, блестящих и различающихся в мелочах, сбоку у них торчат связки ключей, по два-три на кольце. Аркадий взял один из кучи и запер дверь на веранду, продев его в металлические кольца, пробои есть не только снаружи, но изнутри. Дом принадлежал человеку, помешанному на запорах и дополнительных средствах защиты.