Морской лорд. Том 3 - Александр Чернобровкин

– Попробуй на вкус кровь первого убитого врага, – приказываю ему.

Сын смотри на меня недоверчиво: не подначиваю ли? Убедившись в обратном, перехватывает копье второй рукой, подносит ко рту наконечник и осторожно кончиком языка дотрагивается до крови, которая стекла к острию.

– Ну, как? – спрашиваю я.

Если вкус понравится, из него получится садист, если нет – мазохист.

– Никак, – отвечает Роберт.

– Из тебя получится воин, – делаю я вывод.

Джон, наблюдавший за этой процедурой, тоже втихаря лижет кровь на своем палаше. Потом пожимает плечами, потому что тоже ничего не почувствовал. Он ведь настоящий воин.

Ни один рыцарь не ушел от нас. Четырнадцать человек взяли в плен ранеными. Трое потом умерли. Остальных отконвоировали в Руан и посадили в темницу, пока за них не пришлют выкуп. Занимается этим Филипп, которому обещана десятая часть. Пехотинцев сдалось около полусотни. Их тоже отогнали в столицу герцогства. Вроде бы будут использовать на общественных работах типа ремонта крепостных стен. С ранеными возиться не стали, добили их.

Добычи взяли по меркам брабантцев очень много. Только полного рыцарского облачения и вооружения и боевых коней около сотни комплектов. Каждый тянет фунтов на двадцать серебра. Плюс оружие, доспехи, одежда и обувь пехотинцев. И обоз противника. Правда, я все продукты, упряжных лошадей и телеги конфисковал на нужды отряда. Разрешил поделить только запасные болты и копья и распить пять больших бочек вина, которые нашли в обозе.

Вечером к нам присоединились семьи брабантцев и началась гулянка. Был бы враг похитрее, ночью вырезали бы нас спящими. Но вырезать было некому. Те пехотинцы, которые убежали в лес, мчались по нему, наверное, до противоположного конца, который находился на территории Иль-де-Франса.

На этом мятеж в Нормандии и закончился. Через день к нам пожаловали несколько баронов, чтобы засвидетельствовать свою покорность герцогу Генриху. Заодно и на меня посмотреть. Они слышали кое-что о моих английских подвигах, но это происходило далеко от их земель и казалось приукрашенной правдой. Теперь они готовы были поверить в любую выдумку. В первую очередь бароны спросили, сколько у меня рыцарей?

– Двое – я и Джон, – ответил им. – Если найдете еще кого-то, можете убить, – разрешил я и добавил шутливо: – Только Реми не трогайте. Каждый укравший кольчугу брабантец называет себя рыцарем.

Реми, как командир руты, получил рыцарскую долю в добыче. У него теперь боевой конь, длинная кольчуга с капюшоном, в доплату за которую отдал свою старую, новый шлем, копье и щит, с которого соскреб герб старого владельца, но еще не придумал свой. Сделает это, когда станет рыцарем. Реми уже спросил Джона, как тот повысил свой статус? Теперь надо ждать от него рыцарский подвиг.

Бароны как бы между прочим внимательно осмотрели мой отряд. Больше внимания уделили брабантцам, которые расхаживали в захваченных доспехах, размахивали трофейными арбалетами и показывали, какие они грозные. Раньше мне валлийцы казались непомерными хвастунами. Тогда я не знал брабантскую меру. Впрочем, те брабантцы, которые перебрались в Португалию, вели себя скромнее. Видимо, эти надышались ветра с французских виноградников, который наполнен бациллами хвастовства. На валлийцев бароны не обратили особого внимания. Они за это еще не раз поплатятся.

Как разобрался с ними Гийом, я не интересовался. Главное, что обе стороны остались довольны, что большая редкость в конфликтах любого масштаба. После этого мой отряд отправился в Анжу, Гийом – в Руан, а бароны – по своим замкам с обещанием через неделю присоединиться к армии Генриха, герцога Нормандского.

30

К нашему прибытию с мятежом в Анжу было покончено. Само прибытие герцога с большой по местным меркам армией отрезвило многих. Хватило осады всего одного замка. Через две недели засевший в нем барон сдался, выторговав сохранение жизни и владений. В наказание он должен был сравнять замок с землей и на новом месте построить себе каменный дом, окруженный только каменной стеной такой высоты, чтобы сидевший на коне человек мог заглянуть поверх нее во двор. Никаких рвов, башен, донжонов. В общем, жилье разбогатевшего крестьянина или купца.

Через неделю, когда прибыли покорившиеся нормандские бароны со своими рыцарями, все вместе мы отправились наводить порядок в герцогстве Аквитания. Первым на нашем пути было графство Пуату. Возглавлял в нем мятеж виконт Люк де Туар. Его отец вроде бы был на стороне герцогини Элеоноры и, следовательно, ее мужа Генриха, а вот сыну вздумалось побунтовать. Такое, конечно, часто бывает. Отец взрослому сыну не указчик. Однако меня насторожило то, что в любом конфликте, в котором непонятно было, кто победит, знатные роды сражались сразу на обеих сторонах. Как понимаю, идеологическая подоплека столкновения их мало интересовала. Воевали для того, чтобы получить награду от победителя. Поскольку трудно угадать, кому достанется победа, а проигрывать не хотелось, отец, или один из братьев, или зять шел сражаться за сеньора, а сын, или другой брат, или деверь – против. Рыцари – одно слово!

Генрих, герцог Нормандии и Аквитании, относился к этому с пониманием. У него не было сил, а потому и желания, переломать хребты крупным баронам. Приходилось играть по их правилам. Открытого сражения с нами избегали. Генрих Нормандский собрал под свои знамена около полутысячи рыцарей и около трех тысяч пехоты. Противник мог выставить раза в три меньше. Навыками партизанской войны рыцари не владели и даже презирали ее, поэтому боевые действия сводились к тому, что мы окружали замок и ждали несколько дней, грабя деревни. Замки здесь были покрепче, чем в Нормандии, с каменными донжонами. Брать такой штурмом – положить немало своих солдат. Но тогда и защитников живыми не выпустят. Поэтому мы и не штурмовали, а владелец замка или его кастелян, изобразив мужественное поведение и не дождавшись помощи (откуда она могла взяться?!), сдавался герцогу Генриху, каялся в грехах, приносил тесный оммаж и присоединялся к нашему войску, чтобы грабежами своих бывших союзников восстановить потерянное во время осады. В итоге страдали только крестьяне.

Военная кампания превратилась в увеселительное мероприятие. Каждый вечер в шатре герцога бароны собирались на пир, который затягивался допоздна. Непоседливый Генрих высиживал их до конца. Видимо, кто-то внушил ему, что такие попойки сближают его с подчиненными. Может быть. Но по моим наблюдениям, это сближение не мешало его вассалам изменять присяге по каждому поводу и даже без повода. Добавьте к этому позерство и хвастовство, которое равнялось только их жадности. Постоянно возникали ссоры, особенно между нормандскими рыцарями и анжуйскими и аквитанскими, которые заканчивались поединками. Если процесс нельзя остановить, его надо возглавить. Герцог Нормандский и Аквитанский превратил их в турниры. Сразу после захода солнца, когда было еще светло и уже не так жарко, рыцари выясняли отношения перед зрителями. Бились серьезно, пока один не падал тяжело раненным или мертвым. Победителю доставалась не только слава, но и доспехи и оружие побежденного, а если сражались конными, то и лошадь. А что армия уменьшалась – никого не волновало. Меня такие забавы не интересовали, держался со своим отрядом в стороне, хотя герцог Генрих предлагал мне поселиться в одном из его шатров. Мое нетипичное поведение не нравилось рыцарям, но связываться со мной побаивались. Пора было сваливать отсюда. Задерживало меня ожидание награды за нормандских мятежников. Герцог пообещал наградить после усмирения Аквитании.