Осколки надежд - Иван Плотников

– Ну, ты, как куль с дерьмом, Куля! – раздалось над ним хихиканье.

– Иди к лешему, Станок… – пробормотал сталкер, не открывая глаз.

Добив мутантов, Остапенко с бойцами вернулись на блокпост и закрыли проход бронелистами.

Генерал, нахмурив брови, взирал на окрестности. Бинокль был ему уже не нужен. Огонь потихоньку догорал, и за редеющим пламенем и без этого отчетливо были видны скопления мутантов, к которым из леса прибывали все новые и новые твари.

Глава 22

Саркофаг

Холод коснулся спины Егора. Сперва робко, словно пробуя тело на вкус, затем все настойчивее и настойчивее, пока не завладел всей спиной – от шеи и до поясницы. Но это было чуть позже, а первой, до возврата сознания, явилась боль, которая волнами прокатывалась по голове, усиливаясь возле темечка. Журналист приходил в себя постепенно. Он не знал, сколько уже так лежит, но вставать не хотел и даже не пытался открыть глаза. Иногда боль отступала, но стоило шевельнуться, предпринять усилие, и она возвращалась, умноженная стократно. Как только к Егору вернулась способность мыслить, он сообразил, что отдых на холодном полу может привести к простуде, а то и к воспалению легких.

Полянин подготовился к неизбежной рези в отвыкших от света глазах, крепко зажмурился и осторожно приоткрыл веки. Вокруг было темно. Не так, чтобы совсем ничего не видно, но углы и потолок помещения, на полу которого он лежал, полностью скрывались во мраке. Тусклый свет проникал лишь из дверного проема.

Оглядевшись, Полянин собрался приподняться на локте, но был тут же сражен уколом боли и, подавляя стон, вновь опустился на пол. Через минуту Егор повторил попытку, на этот раз более успешную. Ему удалось сесть, но от усилий голова закружилась, а на глаза опустилась черная пелена. Когда она рассеялась, выяснилось, что он по-прежнему лежит на полу, и было неясно: то ли он потерял сознание и упал, то ли не садился вовсе. Тут только корреспондент сообразил, что рядом нет никого: ни агента Вайса, ни бравого сержанта, ни американских солдат. Да и недавнего противника, людей в серых комбинезонах, не обнаружилось. Полянин попытался сообразить, как он сюда попал, но не смог. Воспоминания обрывались в тот момент, когда бронетранспортер врезался в стальные ворота.

«Где я?» – возник резонный вопрос. Журналист пошарил руками вокруг себя и нащупал что-то матерчатое. Он скосил глаза, в сторону пытаясь разглядеть, что это такое. Оказалось – его собственный рюкзак, а сверху на нем лежало что-то, похожее на бумажный конверт. Егор протянул руку к белому прямоугольнику и, взяв его, повернул к свету. Это был продолговатый листок бумаги, на котором крупными печатными буквами по-русски, но с ошибками, было написано:

«Вынуждины уходить. Мы вирнемся за тобой. Weisz».

По всей видимости, Вайсу с отрядом пришлось отступать. Воображение Полянина быстро построило батальную картину, как американские солдаты, перебегая от укрытия к укрытию, отстреливаются от превосходящего числом и вооружением врага, как Вайс раздает указания, а сержант тащит на своей спине потерявшего сознание журналиста. Конечно, отступать и сражаться с такой обузой довольно тяжело, и тогда агент принял более рациональное решение – спрятать Егора в укромном уголке, а самому увести противника за собой. Такой поступок напрашивался сам собой, и возможно, Полянин в похожей ситуации поступил бы таким же образом. Но что теперь делать? Оставаться на месте и ждать? А если ни Вайса, ни его команды уже нет в живых? Посчитав, что в его положении бездействие и ожидание являются наименее эффективными способами избавления от проблемы, журналист принял решение двигаться вперед, в буквальном смысле «куда глаза глядят», и будь что будет.

Подавив стон, он медленно приподнялся и сел. Теперь он увидел, что рядом с рюкзаком к стене аккуратно прислонен его автомат, рядом с которым на полу лежали два запасных магазина и столько же гранат. Егор потянул рюкзак на себя за лямку, и, открыв его, принялся проверять содержимое. В нем оказалось полно всякой мелочовки, но главным, что обнаружил журналист, была вода и «вечный» фонарик. Пить хотелось неимоверно. Полянин достал пластиковую бутылку и, отвинтив пробку, сделал несколько жадных глотков. Он с сожалением остановил себя. Воду необходимо беречь, неизвестно, когда еще представится возможность пополнить запас. Упаковав рюкзак обратно, сталкер осторожно натянул его лямки на плечи, затем взял автомат и повесил на шею. Перекидывая ремень, он задел рукой затылок и ощутил на голове плотную повязку. Кто-то заботливо перебинтовал его, пока он был без сознания. «Наверное, Глория», – не без удовольствия подумал Егор. Оставались дополнительные магазины и гранаты. Журналист пару минут думал, что с ними делать. Армейской разгрузки у него не было, в карманы магазины не влезали. Наконец он пришел к выводу, что его сил и военной выучки все равно не хватит на затяжной бой, и взял с собой только гранаты, которые засунул в карманы куртки. Напоследок он достал шариковую ручку и на обратной стороне листка бумаги, оставленного Вайсом, написал:

«Ухожу. Попробую найти вас или Охотника».

Повертев записку в руках, Егор посмотрел на часы, добавил к тексту сообщения дату и время и, заложив бумажку между двух оставшихся магазинов, поднялся на ноги. Голову вновь кольнула боль, пол зашатался, журналист вынужден был опереться на стену, чтобы не упасть. Через несколько секунд чернота отступила, и, тяжело передвигая ноги, он выбрался из своего временного пристанища, оказавшись в небольшом зале. Кроме тусклой лампочки над входом, здесь не было освещения, и большая часть помещения терялась во мраке. Полянин прислушался. Ни одного звука, выдававшего присутствие людей, до него не доносилось: ни шагов, ни голосов, ни чего-либо еще. Но откуда-то снизу явственно раздавался мерный гул, словно работал какой-то мощный механизм. Журналист включил фонарик и лучом света обвел помещение. В противоположном углу, в полу, обнаружился люк. Егор направился к нему, спустился вниз по узкой металлической лесенке и оказался в просторном, хорошо освещенном зале с несколькими выходами. Совсем недавно здесь произошла яростная схватка. Пол был усыпан гильзами, а воздух пропитан пороховым дымом. Несколько неподвижных тел, облаченных в серые комбинезоны, лежали в разных местах помещения, там, где их настигла смерть. Очевидно, американцы проходили здесь, но Егор не хотел об этом думать. Размышления отнимали много сил и вызывали новые приступы головной боли. Он уже наметил себе цель, к которой собрался двигаться. Резонно рассудив, что если есть какой-то механизм, значит, поблизости должен быть и человек, который его запустил. Журналист принял решение – в первую очередь отыскать источник гула и «плясать» уже от него. Возможно, в этой логике и были изъяны, но это все же лучше, чем не делать вообще ничего.

Так, рассуждая над своими дальнейшими действиями, Полянин аккуратно двигался через зал, к противоположной стене, где приметил сразу три двери. По пути он переступил через мертвеца в сером комбинезоне. Егор отметил, что тот, как остальные убитые, находившиеся в этом помещении, облачен в легкий шлем с маской, полностью закрывающей лицо. В нижней части маска имела прорези, очевидно предназначенные для дыхания, а в верхней – окуляры какого-то оптического прибора. Любопытство пересилило отвращение. Журналист опустился на колени и попытался снять маску, но она не поддавалась. Он коснулся шлема и провел руками вдоль овала лицевой стороны, пытаясь нащупать кнопку или клапан. На подбородке обнаружилось какое-то углубление. Полянин вставил в него палец и надавил. Маска неожиданно отскочила и упала на пол, навстречу ударил смрадный запах разлагающегося тела. Егор зажмурился и отвернулся, его вырвало. Оказавшееся под маской лицо было в таком состоянии, словно труп лежал уже несколько недель. Пепельного цвета кожа, покрытая синими и желтыми пятнами, полусгнивший нос, провалившийся вглубь бурым сгустком, один глаз отсутствовал совсем, а другой замер, глядя куда-то черным, высохшим пятном зрачка на серо-зеленом глазном яблоке. Истлевшие губы обнажили два ряда зубов, завершив портрет мертвеца нехорошей усмешкой.

Отдышавшись, Егор поднялся с колен и продолжил путь. От напряжения вновь начала кружиться и болеть голова, а безобразное мертвое лицо замаячило перед глазами. Хотелось лечь, но он заставлял себя идти дальше, мысленно подбадривая словами: «вот сейчас, еще пару метров и отдохну… вот еще шаг и отдохну… сейчас дойду до двери и отдышусь». Так он пересек весь зал и остановился у трех дверей. Средняя оказалась заперта. За правой журналист обнаружил тускло освещенный длинный коридор. Следов, что именно этим путем ушли американцы, Егор не заметил. Открыв дверь слева, он увидел лаз в полу и металлическую лестницу, ведущую вертикально вниз. Полянин грустно посмотрел в сторону правой двери, но гул неведомого механизма шел не оттуда. «Неужели трудно было придумать нормальную лестницу, со ступеньками и поручнями, с промежуточными площадками для отдыха?» – вздохнул он и взялся за перекладины. Дна не было видно – внизу сплошная темнота. Превозмогая слабость и головокружение, Егор преодолел несколько метров и погрузился во мрак. Он принялся считать каждую ступеньку, чтобы монотонность движений не вызывала панического ощущения. Когда их число перевалило за полсотни, он подумал: «Интересно, на сколько метров я спустился?» Расстояние между перекладинами около сорока или даже сорока пяти сантиметров. Получилось уже более двадцати метров. Подняться обратно точно не хватит сил. Егор спустился еще на десять ступенек и еще. Уже семьдесят. Это… попытался сосчитать, сколько будет в метрах, но помешала головная боль. Он вновь продолжил снижение, но, преодолев еще несколько метров, едва не сорвался – нога ушла в пустоту. Кончилась лестница или просто ступенька в этом месте выломана? В полной темноте журналист не мог понять, что там внизу. Необходимо достать фонарик, а тот находился в рюкзаке. Перед началом спуска Полянин собирался переложить его в крутку, но почему-то не сделал этого. Просто забыл. Теперь, с автоматом на шее и рюкзаком на плечах, болтаясь на лестнице, сделать это было намного сложнее. Егор обхватил левой рукой перекладину, а правой попытался дотянуться до рюкзака, но из этого ничего не вышло. Пальцы коснулись нужного кармана, однако расстегнуть клапан в таком положении нечего было и пытаться. Требовалось снять рюкзак хотя бы с одного плеча. Журналист поднял одну ногу на ступеньку выше, снял с шеи автомат и, перекинув ремень через колено, отпустил его. Теперь автомат висел на колене, правда не очень надежно, и двигаться следовало осторожно, чтобы он не соскользнул вниз. Егор сбросил одну лямку с плеча и тихонько перетащил рюкзак на живот. Вожделенный карман оказался в пределах досягаемости. Журналист принялся расстегивать клапан, однако ремень в пряжку входил туго, тянул за собой весь рюкзак и упорно не желал поддаваться. Полянин быстро терял силы, левая рука, которой он обхватил перекладину, оказалась пережата в локтевом сгибе и занемела. Забыв об осторожности, он дернул за ремень что есть сил, автомат соскользнул с колена и с грохотом упал. Егор подавил вздох. Но звук от падения был такой, словно оружие приземлилось где-то совсем рядом. Журналист извлек злополучный фонарик из кармана рюкзака, нажал на кнопку и выругался с досады. Лестница не доставала до пола не более метра, и автомат лежал тут же под ней.