Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

– Лежи тихо, – велел мужик, – рот приоткрой и глазами не очень мигай. Свет в коридоре я потушу, пусть полумрак будет. Смотри не чихай и помни: ты – труп.

Потом послышался голос Лизы:

– Ой, жуть какая!

– Собаку с кошкой запри в гостиной, – велел Володя, – ну, давай, роль хорошо выучила, не подведешь?

– Что я, лохушка сраная? – обозлилась Лиза. – Без базара, по понятиям, авторитетно сварганю.

– Молоток, – одобрил Костин, – начинай, в натуре.

– А-а-а, – словно пожарная сирена завыла Лиза, кидаясь на лестничную клетку, – спасите, помогите.

Захлопали двери, послышались чужие голоса, топот, кто-то вскрикнул, потом взвизгнула женщина. Лиза орала как ненормальная:

– Убили, убили, застрелили, насмерть убили…

– Попрошу всех разойтись, – раздался суровый голос Костина, – освободите место происшествия, Сеня, опроси свидетелей, девочку – в «Скорую помощь».

– А-а, – визжала Лиза, – не хочу, менты позорные, легаши долбаные, волки неумытые, дайте умереть вместе с Евлампией Андреевной! О-о-о, что теперь со мной, сиротой, будет, о-о-о!

На мой взгляд, она явно перебарщивала, но из толпы перепуганных соседей неслись сочувствующие вздохи и всхлипы. Свою лепту в происходящее внесли и котенок со щенком. Запертые в гостиной, они сначала тихо поскуливали, а затем начали выть во всю мощь своих легких. Какофония стояла ужасающая. У меня отчаянно чесался правый глаз, и больше всего на свете я боялась чихнуть. Представляю, что случится тогда с соседями! Парочка настоящих трупов умерших с перепугу людей нам тогда обеспечена.

Наконец послышался лязг, дверь закрыли.

– Лампа, садись, – велел Володя.

Я немедленно повиновалась и пару раз с наслаждением чихнула. В прихожей, кроме Костина и Митрофанова, стояли еще двое крепких парней в синих комбинезонах.

– Давай, Лампец! – приказал Костин. – Полезай!

– Куда?

– В мешочек, – ласково сообщил один из юношей, ловко расстилая огромный черный пластиковый пакет.

– Зачем?

– А как мы тебя отсюда унесем? – вскипел Митрофанов.

– Трупу положено быть в упаковке, – философски заметил другой юноша. – Лезьте, лезьте, в лучшем в виде доставим. Только до труповозки и потерпеть, а в машине сразу наружу выберетесь.

Проклиная тот день и час, когда подрядилась к Кондрату в экономки, я втиснулась в нестерпимо воняющее чем-то химическим нутро мешка и дала себя уложить на носилки. Потом сильные руки потащили меня вниз по лестнице и всунули в машину. Через пару секунд автомобиль, резво подскакивая на ямах и колдобинах, отправился в путь. Естественно, никто и не позаботился о том, чтобы помочь мне вылезти из мерзкого пакета, и я обломала все ногти, пытаясь расстегнуть «молнию». К тому же носилки оказались жутко жесткими и очень больно ударяли меня по спине и заду. Наконец застежка поддалась, я выпуталась, села и затряслась от холода, хоть бы куртку накинули, идиоты, на самом деле, что ли, поверили, что я труп? Сунули в мешок прямо в тоненьком свитерке, олухи!

И еще мне ужасно, прямо нестерпимо хотелось пить, чем дольше ехала машина, тем больше жажда оттесняла все остальные чувства, язык превратился в наждак, а горло напоминало воспаленную рану.

Наконец водитель затормозил. Я осторожно приоткрыла дверцу и увидела, что труповозка стоит перед нашим с Володей домом. У подъезда манил бутылками с разноцветными напитками ларек. Обрадовавшись, я пошарила в карманах брюк, нашла десять рублей, вылезла наружу и попросила у продавца:

– Маленькую бутылочку «Святого источника», газированного, пожалуйста!

– Мама родная! – ойкнул паренек за прилавком и быстро выставил бутылку. – Боже, вам не больно?

– Нет, – недоуменно ответила я, – а почему мне должно быть больно и где?

– У вас дырка в голове, – пробормотал мальчишка, синея на глазах, – и кровища хлещет, срочно к врачу надо и в милицию, жуть какая!

Я страшно разозлилась на себя. Ну надо же, совсем забыла, что я в гриме трупа, надо успокоить испуганного ларечника.

– Ничего, не волнуйтесь, это ерунда, – заулыбалась я.

Он прошептал:

– Тетенька, да вы откуда?

– Все в порядке, – продолжала улыбаться я, – не переживай, вот из этого симпатичного автомобильчика.

– Из труповозки? – робко осведомился парень.

– Да.

Юноша закатил глаза и грохнулся наземь. Надо же, какой нервный. Я, между прочим, в десять лет на спор с приятелями прошла ночью через кладбище, и ничего! А этот падает в обморок, словно истеричная девица.

– Лампа, – прошипел Володя, – ты что тут делаешь?

– Водичку купила, пить хочу – жуть, наверное, на нервной почве, а продавец в обморок свалился!

– Идиотка, – прошипел Костин, быстрым движением накидывая мне на плечи куртку и надвигая капюшон чуть ли на нос, – идиотка, иди быстрей в квартиру, а вы, парни, займитесь торгашом.

– Не-а, – произнес один из санитаров, – это не по нашей чести, мы только с трупами дело имеем.

– Ну хоть нашатырный спирт дайте!

– У нас его нет!

– Почему? – вскипел майор.

– Зачем трупу нашатырь? – резонно возразил другой парень. – Без всякой надобности.

– Идите наверх, – приказал Митрофанов, – я его сейчас в чувство приведу.

Следующие три дня я провела под домашним арестом в квартире у Костина. Мне строго-настрого было запрещено подходить к телефону, смотреть телевизор и включать радио. Ни одного постороннего звука не должно было доноситься из квартиры Володи, пока он горел на работе, а занавески майор перед уходом не только задернул, но даже застегнул булавками. Мне подобные меры казались смешными, но он был неумолим.

– Чего тебе еще надо? – весьма недовольно спросил он. – Привез кучу детективов, коробку шоколадных конфет «Коркунов», пирожных, между прочим, по сорок пять рублей штука! Лежи, отдыхай.

Вот как раз французских пирожных мне в данной ситуации хотелось меньше всего! Я без цели шаталась по квартире, потом все же решила позвонить Лизе, но не нашла трубку. Хитрый майор, очевидно, прихватил ее на работу.

28 марта Володя привез Лизу. Девочка кинулась с плачем мне на шею и принялась вываливать новости. Рамик и Пингва здоровы и отчаянно хулиганят. Бедная Маша Гаврюшина, которой ни в коем случае нельзя было рассказать правду, утопала в слезах и готовилась печь блины на моих поминках. Но самое невероятное известие пришло от Андрея. Он явился к Лизе абсолютно серый и прерывающимся голосом сообщил, что поскольку теперь у Лизы нет никого из родственников, то заботиться о ней станет он, поскольку является ее сводным братом.

– Это правда? – тарахтела девочка.

Я молча кивнула.

– Ну прикол! – взвизгивала Лиза. – Улет, прикинь, Лампа, я-то в него чуть не влюбилась! Зато как здорово, такой брат! Мечта! Ну и пусть матери разные, по отцу еще роднее получается! Здоровски вышло, клевота! Гавря умрет, когда узнает! Уснуть не встать!

31 марта Володя неожиданно примчался домой в полдень и сообщил:

– Все, птичка в клетке. Давай, собирайся, помнишь, как себя вести?

Я кивнула. Еще бы, все дни, проведенные в томительном одиночестве и ничегонеделании, я без конца репетировала свою роль и надеюсь, что справлюсь с ней отлично.

Меня привели в небольшую комнату, и вновь потянулись минуты, наконец прозвенел звонок. Прежде чем двинуться к выходу, я бросила взгляд в небольшое зеркало. Следовало признать, вид у меня был офигительный. На висок вновь наклеена рана, на лбу, щеке и шее – следы крови. Гример постарался на славу. Мое лицо было сине-бледным, вокруг глаз – черные пятна, нос заострился и вытянулся, губы – абсолютно бескровны. Волосы взлохмачены, торчат в разные стороны, и одета я в жутко перемазанный свитер, ставший жестким от засохшей крови, и мятые брючки, словом, настоящий оживший труп, роль которого и предстояло сыграть.

Звонок прозвучал вновь. Я подхватила со стола подносик, на котором стояли пирожные, те самые, из французской кондитерской, корзиночки со свежими фруктами и взбитыми сливками, тихо-тихо отворила дверь и, как тень, неслышно шмыгнула в соседнюю комнату.

В кабинете за письменным столом мирно сидел Володя, строча ручкой по бумаге, спиной ко мне скучал мужчина, естественно, не ожидавший моего появления.

– Черт, – пробормотал Володя и попросил: – Будьте добры, дайте с соседнего стола ручку, эта не пишет.

Мужик обернулся, и я узнала Юру Грызлова. Прозаик увидел меня и побелел. Я вытянула вперед подносик с пирожными и тихо-тихо завыла:

– Что же, Юра, ты не захотел мне купить пирожных в день моей смерти? Денег пожалел? Думал, Андрей задавит Лампу насмерть, и корзиночки ни к чему?

– Кто, что?.. – забормотал Юра, впав почти в бессознательное состояние. – Кто это???

– Где? – спокойно спросил Володя, не отрывая глаз от бумаги.

– Там, там, – тыкал пальцем в сторону двери Грызлов.

– Где? – переспросил майор, глянул в мою сторону и равнодушно ответил: – У двери? Никого.