«Белое дело». Генерал Корнилов - Генрих Зиновьевич Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если в отношении большевиков и Октябрьской революции комитет занял вполне определенную враждебную позицию, то этого никак нельзя сказать относительно его «конструктивной программы»: в многочисленных воззваниях и прокламациях комитета и организаций и групп, в него входивших, не чувствовалось стойкого желания бороться за восстановление только что свергнутого Временного правительства. Стремление отгородиться от этого правительства становилось, пожалуй, всеобщим. Речь скорее шла о создании некоего нового «демократического правительства» примерно на основе тех предложений, которые были сформулированы в резолюции Предпарламента еще вечером 24 октября.
Какова в этом правительстве будет роль лично Керенского, по-видимому, никто пока не думал. Известно было, что он во главе фронтовых частей идет к Петрограду. Посланный в Гатчину представитель комитета эсер Герштейн сообщил бравое заявление Краснова: «Завтра (т. е. 28 октября. — Г. И.) выступаю на Петроград. Буду идти, сбивая и уничтожая мятежников». По расчетам руководства «Комитета спасения», отсюда следовало, что войска Керенского — Краснова, скорее всего, вступят в город 80 октября. К этому времени военный штаб, сформировавшийся в «Комитете спасения», готовил антисоветский мятеж. Руководили им правый эсер А. Гоц, который привлек уже известного нам полковника Г. Полковникова, утром 25 октября устраненного с поста командующего Петроградским военным округом правительственным «диктатором» Кишкиным и его заместителем П. Пальчинским. Помощником Полковникова назначили эсера Кра-ковецкого. Краковецкий весной 1918 г. окажется в Сибири, где станет одним из руководителей борьбы с Советской властью. С ним мы еще встретимся…
Полковников расположил свой штаб в Инженерном вамке, где находилось Николаевское военное училище. 28 октября юнкерские училища получили приказ о боевой подготовке, в училища прибыли комиссары «Комитета спасения». События, однако, развернулись таким образом, что организаторам мятежа пришлось дать сигнал к выступлению ранее намеченного срока. В ночь на 29 октября красногвардейский патруль арестовал двух подозрительных лиц. У одного из них, оказавшегося членом «Комитета спасения» эсером А. Брудерером, были обнаружены документы, содержавшие сведения о подготовке юнкерского мятежа. Брудереру удалось бежать и предупредить военный штаб комитета о случившемся, о том, что его намерения и планы известны Смольному. Тогда решено было выступать немедленно, не дожидаясь подхода войск Керенского — Краснова.
Мятеж начался на рассвете 29 октября, и, казалось, успешно: юнкерские отряды захватили помещение бронедивизиона, гостиницу «Астория», телефонную станцию, банк. В другие города уже была послана телеграмма, возвещающая о том, что войска «Комитета спасения» приступают к освобождению Петропавловской крепости и Смольного — «последних убежищ большевиков», и требовавшая, чтобы все воинские части присоединились к комитету. Однако на эти призывы никто не откликнулся, если не считать нескольких десятков офицеров и «ударниц», связанных с тайной военно-монархической организацией черносотенца В. Пуришкевича. Предпринимались энергичные меры по ликвидации мятежа. Юнкерские училища были блокированы и взяты революционными войсками и отрядами Красной гвардии. Днем были освобождены телефонная станция и другие объекты. Руководители мятежа, в том числе Полковников, скрылись. Дальнейшая судьба Полковникова не очень ясна. Есть свидетельства, что он бежал на Дон, сколачивал там белогвардейские отряды, был захвачен красными и повешен…
Авантюра эсеровских «комитетчиков» привела к тяжелым жертвам с обеих сторон, несравненно большим, чем в ходе Октябрьского вооруженного восстания…
Но борьба не кончилась, а лишь переместилась из сферы военной в политическую. «Комитет спасения», официально открестившийся от «авантюры Полковникова и др.», изменил тактику: поддержал эсеро-меньшевистский Викжель, под угрозой забастовки потребовавший заключить перемирие между Керенским и Совнаркомом и приступить к переговорам о создании «однородного социалистического правительства».
Реально возникала еще одна возможность создания многопартийного Советского правительства. Большевики не отвергли ее. 29 октября ЦК большевиков признал «необходимым расширение базы правительства и возможном изменение его состава»{57}. Через несколько дней ЦК большевиков еще раз подтвердил, что, «не исключая никого со II Всероссийского съезда Советов, он и сейчас вполне готов вернуть ушедших и признать коалицию этих ушедших в пределах Советов, что, следовательно, абсолютно ложны речи, будто большевики ни с кем не хотят разделить власти»{58}.
Но большевики выдвинули свои условия. Они заключались в требовании признания Декретов о земле и о мире II Всероссийского съезда Советов и ответственности будущего правительства перед ВЦИК 2-го созыва. В резолюции ЦК, принятой 1 ноября, отмечалось, что ультимативной для большевиков является только программа: Декреты о мире и о земле, рабочий контроль, продовольственный вопрос, борьба с контрреволюцией, Советская власть{59}. Представители ЦК большевиков на переговорах Л. Каменев и Г. Сокольников довели до сведения других участников переговоров (от 9 организаций) эту точку зрения. Она была вполне логичной. Так действовала бы любая партия, уже стоящая у власти.
Выступившие от имени правых эсеров и меньшевиков М. Гендельман, Ф. Дан и др. заняли жесткую позицию. Они требовали распустить ВРК, считать II съезд Советов несостоявшимся и сформировать правительство, ответственное не перед ВЦИК 2-го созыва, а перед неким «Временным народным советом», составленным из представителей различных организаций, в том числе и не входящих в Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (городских самоуправлений, профсоюзов). По словам Ё. Володарского, в сущности, предлагалось воссоздание печальной памяти Предпарламента. К тому же эсеры и меньшевики настаивали на невключении большевиков в правительство. Г. Сокольников в своем ответе заявил, что без большевиков никакого социалистического правительства не получится вообще, в стране будет установлена контрреволюционная, «казачья диктатура». ЦК большевиков считал, что та власть, на которой настаивают организации и группы, объединившиеся вокруг Викжеля и «Комитета спасения», «ничего, кроме колебаний, бессилия и хаоса, внести не может». На следующем заседании другой представитель ЦК большевиков Д. Рязанов еще раз заявил, что большевики готовы на соглашение, но именно делегаты других партий и групп тормозят мирное решение конфликта.
Эсеры и представители Викжеля, казалось, пошли на «уступку»: согласились на участие большевиков в правительстве, но только на основе «персональной комбинации». Это означало, что фактически они (как большинство) будут определять, кто из большевиков персонально войдет в правительство, но уже теперь прозвучали возражения против В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого. Переговоры затягивались, превращаясь в говорильню, в своего рода мини-Демократическое совещание. Впоследствии некоторые белоэмигрантские и иностранные авторы в срыве переговоров будут обвинять большевиков,
