Айгирская легенда - Борис Павлов

Санкин выслушал молча. И вдруг вежливо-виновато улыбнулся, развел руками и сказал:

— Увы, не властен!

Вот тебе — на! А еще командир!..

Словно на траурный митинг собрался отряд на задворках кухни. Окружили Олю и Наташу. Головы опустили. Смотрели молча, как они, еле сдерживая слезы, как-то по-особому бережно вываливали в специально вырытую яму такую чудесную жареху, соскабливая прижаринки из грибов и лука ложками. Жареха была горячей, с парком, расточала убийственно сказочный запах… Многие из ребят не выдержали, ушли в палатки. И в знак протеста совсем отказались от ужина.

Но странное дело, с того дня авторитет Ляли Хаировой еще больше утвердился среди ребят, они полюбили ее!

Наташа Тарасевич студентка четвертого курса Уфимского авиационного института. Оля, ее младшая сестра, студентка второго курса Уфимского нефтяного института. Одна сестра переманила другую? Может, и так. Но Наташа столько наслышалась о трассе Белорецк — Чишмы, об отряде «Сокол», что и сама «заболела», и сестру невольно «заразила». Но родители сказали — нет. Летом решено отдыхать вместе, всей семьей. И путевки заказаны. Тогда Наташа уговорила: ведь можно поехать на трассу всего на один месяц! Как раз успеют: путевки-то с августа. Поработают и на Черном море отдохнут, приятное с полезным совместят. Родители нехотя, но согласились.

Я спрашиваю Наташу: не разочаровались? Что вы! Смеется. Но ведь тяжело? Да, это правда. Очень тяжело! Откровенно, даже не предполагали, что такое три раза в день приготовить на сорок с лишним человек. Не просто приготовить, а вкусно, питательно, да чтобы разнообразно, да еще и красиво. Вначале, конечно, жуть охватила — думали, не справимся. Протянем месяц с горем-пополам и домой, а там — на отдых… Наташа крепче на вид, чем Ольга, смелее. Ольга кажется хрупкой, замкнутой. Со всем, что говорит старшая сестра, соглашается. Да, Наташа права. Да, трудно, но им тут нравится.

Трудно — понятно. Всем трудно. Но откуда у них такое умение? Окончили кулинарное училище или специальные курсы поваров прошли? Нет, не проходили. Сами теперь удивляются, как вышло. Вроде дома-то способностями в кулинарии не блистали. Просто думали, фантазировали. Старались для ребят. Хотелось, чтобы им было приятно. Для таких ребят не такое можно сделать. Горы свернуть? Да, и горы, если нужно будет!

А как же Санкин, такой требовательный и предусмотрительный командир, согласился взять их на месяц? Что бы потом делал. Искал других? Зачем же создавать себе и отряду дополнительные хлопоты?

Наташа пожала плечами: она не знает, почему Санкин согласился. А потом рассмеялась:

— Наверно, был уверен, что мы останемся и на второй срок!

Почему? Я спрашивал как-то об этом самого Санкина. Он сказал:

— Решил рискнуть.

— Испытать Наташу и Олю?

— И себя тоже…

— В чем? В умении предвидеть?

— Нет. Отрядом испытать…

— Ах, да — «Землей Санкина». Признался он, что «где-то», «почему-то» чувствовал: останутся!

А родители ждали дочерей. Письма писали, напоминали: скоро домой, не забыли? Отвечали сестры: помним-то помним, но и здесь неплохо. Ждали родители, ждали и не дождались к сроку. Написали сестры: «Не ждите, решили остаться!»

Что тут было! Родители телеграмму прислали: «Немедленно возвращайтесь!» Нельзя их обижать, они волнуются. Родители все-таки. Сестры пошли к Санкину, телеграмму показали: как быть, посоветуй, Коля. Попросту посоветуй, по-человечески. Не как командир.

Санкин сказал:

— Ничем помочь не могу.

Да, он брал их на месяц, и совесть у них чиста. Поработали честно, оставили свой след и добрую память. Он, командир, Николай Санкин, благодарит их за труд и желает хорошего отдыха!

Как сказал эти слова, да тут еще ребята пришли с объекта уставшие, угрюмые, перемазанные, сестры чуть не в слезы: боже мой, разве можно оставить лагерь, товарищей, работу?

Родители уехали без них. И ничего, все улеглось. Зато уважение ребят прибавилось. Стало еще интереснее. Просто здорово стало! Просто счастье какое-то.

Хотя, конечно, заманчиво было — Черное море! Ни забот, ни тревог, легкая, беспечная жизнь! А тут вместо Черного моря — горячая плита. Котлы, кастрюли, дрова, картошка, посуда. Вставать раньше всех! Ложиться позже всех! Ни отдыха, ни выходных! И все же остались. Виновата в этом… «Земля Санкина».

Сказать, что Санкин, или Кривошеев, или любой бригадир чуткие, заботливые, значит, ничего не сказать, ибо сказанное элементарнейшая норма, «скорлупа прошлого». Все понимали, «через что» лежит путь к успеху. Через «комплекс», в котором все части равны, взаимосвязаны и отработаны со Знаком качества. Какие «части»?

«Обставленный» заботой, чуткостью, вниманием, уютом, уважением личности, педагогикой, юмором, праздниками, искусством, то есть красотой человеческих взаимоотношений, даже самый тяжелый, самый сложный труд, особенно на таких трассах, обернется иным трудом. Наполненным радостью и смыслом. Колыбелью, из которой выйдет новый человек.

В «комплексе» этом, как считают Санкин и его товарищи, скрыт величайший и неисчерпаемый резерв производства и строительства. Реальная движущая сила НТР!

Я открывал все новое и новое в отряде, словно ходил в сказке, которую сочинили и поставили на сцене ребята из отряда «Сокол».

План и улыбка. Зачем им «ссориться», не понимать друг друга? Кто бы смог объединить их! Ведь на улыбку, на чуткость особей сметы не надо. Она заложена в самом плане, в зарплате, в возможностях человека, данных ему природой. На каких трассах и перекрестках жизни некоторые люди растеряли доброту? Каким приказом можно вернуть иному человеку свое же, исконное, потерянное им самим?»

В столовую вошли Николай Санкин и Игорь Кривошеев. Санкин увидел меня, улыбнулся, извините, мол, он и сейчас, как видите, занят. Игорь кивнул без улыбки, мельком. Он — тоже.

Я расположился у стены за длинным столом, ближе к стенгазетам. Они сели с краю за тот же стол, друг против друга. Игорь ездил в поселок Инзер по срочным делам.

Игорь говорил, что с мясом все в порядке. Холодильник промышленного типа не будет пустовать. Выпечку хлеба для них тоже увеличат. С газетами дело хуже. Был газетный киоск в поселке, ликвидировали почему-то. Блоки должны прийти скоро. Может, сегодня ночью. Бядов просил не прозевать.

Санкин слушает внимательно, а мыслями в другом месте. Что-то зашевелилось в нем, бродит. Работа в его голове пошла в нескольких параллельных и пересекающихся направлениях. Санкин, уставший за день, вроде отдохнул в эти несколько минут, и душа жаждала новых действий.

Игорь, казалось, никуда больше не спешил. Но ему передалось беспокойство Санкина. И он думал, на какое дело бросить себя после ужина?

Игорь казался застенчивым. Но был прям, откровенен. Если что важное, выложит, не утаит. Вежлив, корректен. Но и тверд. Может отбросить излишнюю скромность, сказать то, что думает. Прямота и смелость как-то не вязались со всем его обликом. Стройный юноша. Светел, чист. Что-то младенческое в лице. Повяжи на шею пионерский галстук, за вожатого можно принять в пионерском лагере. Фигурным катанием занимался с сестренкой Мариной на стадионе «Труд» в Уфе. Занятие это, между прочим, и здесь пригодилось. Как-то ему срочно нужно было в Инзер. Ждал пассажирский поезд, который проходил через Айгир по узкоколейке ночью один раз в сутки. Несколько крошечных вагончиков, а что сказочный экспресс. Поезд всегда запаздывал на час-полтора. Стоял две-три минуты. А в тот раз — раньше подкатил. Опоздай на него, пришлось бы идти пешком по шпалам двадцать километров. Днем еще куда ни шло, хаживал Игорь не раз. А ночью… От лагеря до места остановки метров триста. Сплошная чернота. Узкая тропка среди трав и высокой крапивы. Ручей, болотце, камни, речка Айгир, снова камни, бугор, насыпь.

Игорь тогда сорвался и исчез в темноте. Только топот легкий слышался некоторое время. Паровозик прокуковал несколько раз, поезд тронулся. Видно было, как слабый пучок света от прожектора пополз вдоль ущелья. Думали, не успеет. Но Игорь догнал поезд! Не Игорь, а быстроногая лань!

Санкин говорил, когда я ехал с ним в кабине: «Комиссар — половина командира. Обе руки равны…» И еще: «Игорь очень правильный человек. Не признает, что такое «блат», «левых» человеческих чувств не признает!..»

Игорь рисует, на баяне играет. Услышал по радио новую песню «Страна студентов» и тут же на слух разучил ее. А потом к нему с гитарой Рунар Бикметов подладился. А Юра Леонтьев, бригадир «Лунатиков», детским голосом стал подпевать. Даже в песнях он не повторялся, придумывал свое. Получилось здорово. Вокруг импровизированного квартета ребята налепились. Хор образовался. Тут кто-то костер разжег. Концерт вышел добрый.

Не собирались они в артисты. Но у них было правило: все делать хорошо, во всем добиваться предела. Потому выступление отрядной агитбригады всюду ждали с превеликим удовольствием и нетерпением. Несколько раз я видел коронный номер «соколят» — «Танец маленьких лебедей» в постановке Рашида Салахо-ва, ветерана «Сокола». Выходили на сцену или на полянку танцоры в трусах и тельняшках. На ногах резиновые сапоги. Заиграла музыка Чайковского. Делай — раз!.. «Лебеди» ведут кладку… Делай — два!.. «Лебеди» простаивают… Делай — три!.. Приходит ретивый начальник. Кричит на них. «Лебеди» умирают… Танец этот всегда вызывал такой эмоциональный взрыв, что смех у многих переходил в слезы. Помню, как надрывали животы сами строители, узнавая в танце самих себя, факты своей жизни, знакомые черты одного из руководителей.