Чистое сердце - Густав Эмар

— Конечно, вы поступили правильно, иначе вы проявили бы неблагодарность. А теперь идите, мой друг, я вас жду.

Поняв нетерпение молодого человека, американец тут же пошел в дом.

Ягуар остался один, довольный, что может в одиночестве привести в порядок свои мысли. Он чувствовал огромную радость при мысли, что те, кого он считал мертвыми и с таким отчаянием оплакивал, оказались живы и здоровы, он просто боялся верить такому счастью. Ему чудилось, что он видит сон, и все происшедшее казалось невероятным.

Не прошло и десяти минут, как Джон Дэвис возвратился.

— Ну что? — спросил молодой человек.

— Идите, — ответил тот коротко.

И оба вошли в дом.

Американец провел Ягуара через залу, в котором были распростерты на полу на охапках соломы человек двенадцать техасцев, среди которых находились отец Антонио, Ланси и Квониам. Затем он отворил дверь, и оба искателя приключений вошли в комнату, немного меньшую, чем первая, освещенную дымящимся светильником, стоявшим на столе и распространявшим в комнате слабый свет. Транкиль лежал на постели из звериных шкур, наваленных друг на друга, возле него на скамье сидела Кармела. Увидав молодого человека, она вскочила и бросилась ему навстречу.

— О! — воскликнула она, протягивая ему руку. — Слава Богу, вот и вы! — И нагнувшись, она подставила ему лоб для поцелуя.

Ягуар почтительно коснулся его губами, и это был единственный ответ, который он мог дать — так сильно было испытываемое им волнение.

Транкиль, с трудом поднявшись, протянул молодому человеку руку, и тот поспешил к нему.

— Теперь, что бы ни случилось, — сказал он с дрожью в голосе, — я спокоен за участь моего бедного ребенка, потому что вы со мной. Мы очень беспокоились о вас.

— Увы! — ответил Ягуар. — Я страдал еще больше вас.

— Но что с вами? — воскликнула Кармела. — Вы побледнели, вы шатаетесь! Вы ранены, мой друг?

— Нет, — ответил Ягуар слабым голосом, — это от счастья, волнения и радости увидеть вас снова. Ничего, не беспокойтесь.

Говоря это, Ягуар в изнеможении опустился на стоявшую возле него скамью.

Кармела, сильно обеспокоенная, подбежала к нему. Джон Дэвис, поняв, что требуется другу, дал ему выпить глоток вина. Причиной дурноты Ягуара были волнения, которые он испытал, вместе с усталостью и голодом. Как только он пришел в себя, Транкиль, человек опытный, приказал дочери приготовить какую-нибудь еду для Ягуара, но та, казалось, не слышала его.

— Не правда ли, Ягуар, — сказал тогда охотник, смеясь, — хороший обед — единственное лекарство, в котором вы нуждаетесь?

Молодой человек попробовал улыбнуться и ответил, что несмотря на дурное мнение, которое составит теперь о нем донья Кармела, он должен признаться, что буквально умирает с голоду.

Молодая девушка, убежденная этими прозаическими словами, тотчас же принялась готовить ему ужин, хотя провизии у нее было очень мало. Тем не менее через несколько минут ужин был подан, и Ягуар оказал ему должное, предварительно извинившись перед молодой хозяйкой, сидевшей за столом напротив него. Та, успокоившись на его счет, снова повеселела и стала поддразнивать молодого человека, тот же храбро парировал ее замечания.

Остальная часть ночи прошла в тихой, сердечной беседе троих людей, которые уже не думали, что увидятся когда-нибудь снова. На восходе солнца часовой, стоявший на посту у домика, неожиданно крикнул: «Кто идет?» — и несколько всадников остановились у дверей.

ГЛАВА XVIII. Реакция

После оклика часового возле дома раздались крики. Они стали настолько громкими, что Ягуар, обеспокоенный этим, не понимая, чем объяснить происхождение шума, встал, желая выяснить, что же случилось. Положение беглецов было настолько ненадежным, что каждое событие могло иметь роковой исход.

Кармела, дрожа от страха, подошла к Транкилю, который пытался ее успокоить, одновременно заряжая пистолет и готовясь дорого продать свою жизнь.

В тот момент, когда Ягуар хотел отпереть дверь, она неожиданно распахнулась снаружи, и в залу торопливо вошел Джон Дэвис. Американец покраснел, глаза его сверкали, казалось, он находился в большом волнении, но выражение лица его было скорее радостным и удивленным, чем печальным.

— Что происходит? — спросил его Ягуар.

Джон Дэвис, не отвечая, схватил Ягуара за руку и потащил за собой, разговаривая на ходу:

— Идите же, сами увидите.

— Отвечайте! — повторил молодой человек, напрасно стараясь вырваться из рук своего друга. — Бога ради, скажите, что происходит?

— Идите, идите, говорю вам!

Поняв наконец, что расспрашивать Джона Дэвиса бесполезно, Ягуар решил следовать за ним, успокоив вначале своих друзей обещанием вернуться через несколько минут, чтобы сообщить, что так сильно взволновало Джона Дэвиса.

Когда молодой человек, увлекаемый американцем, дошел до входной двери, открытой настежь, он с радостным криком выскочил из дома. Около дома стояло, по меньшей мере, шестьсот всадников; это были техасцы, бежавшие с поля сражения; среди них были почти все товарищи Ягуара, бывшие пограничные бродяги, которые в самом начале восстания стали вольными стрелками и вместе с молодым человеком совершили столько смелых походов. Из груди Ягуара вырвался крик радости. В свою очередь техасцы, увидев боготворимого ими вожака, бросились к нему, окружили его и почти оглушили шумными выражениями восторга.

Молодой человек гордо выпрямился, глаза его увлажнились от счастья. Не все еще кончено, дело освобождения не могло погибнуть, если столько сердец наполнены благородными стремлениями. Победа, которую одержали мексиканцы и которую сам он считал полной и окончательной, сводилась всего лишь к обычному удачному сражению, не имеющему никакого политического значения.

Теперь Ягуар уже больше не был беглецом, вынужденным прятаться, как ночная птица; он мог перестать скрываться и вновь начать действовать открыто, не подчиняясь постыдным условиям, предложенным со стороны неприятеля. Напротив, теперь он не замедлит доказать, что техасское восстание, которое мексиканцы считают подавленным, стало сильнее, чем прежде.

Все эти соображения мгновенно промелькнули в голове Ягуара, и будущее, казавшееся ему еще так недавно таким мрачным и угрожающим, представлялось теперь радостным, преисполненным радужных надежд.

Когда первое волнение стихло и порядок и тишина мало-помалу были восстановлены, на вопрос Ягуара, что привело всадников к этому дому, ответил отец Антонио. Но так как и в походе почтенный монах не отучился пространно изъясняться, мы в лишь кратко передадим его рассказ.

Мы уже говорили о том, что, проходя через залу дома, Ягуар заметил спящих отца Антонио, Ланси и Квониама, но сон этих трех человек, как и всех охотников, был настолько чуток, что при звуках шагов молодого человека и его товарища-американца они тотчас же проснулись, осторожно встали и крадучись вышли из дома. Они сделали это, не обменявшись друг с другом ни словом; было очевидно, что они намеревались выполнить план, обговоренный заранее. Мигом оседлав лошадей, они были уже далеко к тому моменту, когда Джон Дэвис возвратился на свой сторожевой пост. Американец тотчас заметил их отсутствие и, стоя на часах, бормотал про себя задумчиво: