Великолепие - Бренда Джойс

— Вы не шутите?

— Я полагал, что вы сейчас скажете: «Вы не спятили?»

— Это мой следующий вопрос.

— Нет, не шучу. И если Тэйчили это не понравится, пусть уходит. Я легко найду ей замену — таких, как она, много и здесь, и в моей стране.

— Согласна.

— Раффальди возражать не станет. Он разумный человек. Итак, теперь вы знаете круг своих полномочии. Составьте новый режим дня и разработайте новую учебную программу. Когда закончите, покажите мне. Возможно, я кое-что изменю, но скорее приму ваш вариант. — Увидев, как вспыхнули глаза Кэролайн, князь улыбнулся. — Вам, наверное, не раз говорили, что у вас необыкновенно красивые глаза.

— Нет, мне никогда еще не приходилось слышать этого.

— В таком случае окружающие вас мужчины — болваны, — сказал князь и тут же разозлился на себя. Он понимал, что нарушает границу, им же самим и обозначенную. Князь поклялся себе не проявлять интереса к Кэролайн. В Лондоне полным-полно женщин, которые с радостью скрасят его жизнь. Но только не компаньонка дочери… особенно при сложившихся обстоятельствах.

Николас подошел к письменному столу и начал перелистывать бумаги.

— Что-нибудь еще? — не оборачиваясь, спросил он. Не дождавшись ответа, князь оглянулся и увидел, что девушка ушла. Раздосадованный, он выругался.

Удовлетворенная результатами разговора с Северьяновым, Кэролайн решила посвятить вечер составлению новой учебной программы для Кати и нового режима дня. В ее комнате не было письменного стола, и она решила поработать в классной, однако, заглянув туда, увидела Тэйчили, которая, судя по всему, писала письма. Гувернантка бросила на девушку неприязненный взгляд, и Кэролайн поняла, что не сможет при ней изменять программу для Кати. Она даже не знала, известно ли Тэйчили о том, что ее абсолютной власти пришел конец, однако хотела избежать неприятного общения с гувернанткой.

— Я думала найти какую-нибудь книгу, но повернула в коридоре не в ту сторону, — солгала Кэролайн. — Доброй ночи.

Тэйчили что-то пробурчала в ответ.

Кэролайн, удалившись, подумала: «Почему бы не поработать в библиотеке?» Ни Северьянова, ни его жены нет дома, а девушка знала, что они возвращаются очень поздно. Наверняка никто не станет возражать, если она поработает в библиотеке. Во всяком случае, хозяин.

Внизу было темно и тихо. Не встретив ни души, Кэролайн проскользнула в библиотеку и, подойдя к письменному столу Северьянова, зажгла настольную лампу. Она села в кресло, раскрыла свою записную книжку и, забыв обо всем на свете, даже о Северьянове, начала обдумывать новую учебную программу. Кэролайн решила сократить количество часов, отведенных для танцев, составления букетов и рисования, выкроив за их счет время на изучение более важных вещей. И конечно, хотела добавить новые интересные предметы. Кэролайн осознавала, что ей представилась уникальная возможность сформировать мышление умненькой девочки вопреки канонам традиционного образования, направленного на то, чтобы подчинить женщину воле преисполненных самомнения мужчин.

Она не заметила, как пролетело время, но вдруг услышала в холле голоса — мужской и женский. Голоса, несомненно, принадлежали Мари-Элен и Северьянову. Кэролайн и не предполагала, что они были где-то вместе. У нее замерло сердце. Но что в этом удивительного? Они хоть и чужие, но остаются мужем и женой.

Голоса приближались к библиотеке. Северьянов раздраженно сказал:

— Значит, вот почему ты предпочла уехать с праздника вместе со мной?

— Разве мне нельзя вернуться вместе с мужем?

Кэролайн вскочила с кресла и погасила лампу, когда до нее донеслись слова князя:

— Ты уже много лет не возвращалась вместе с мужем, дорогая моя. И, признаться, у меня нет желания обсуждать сейчас что-либо с тобой. — Он вошел в библиотеку, но Кэролайн успела спрятаться под столом и теперь сидела, съежившись и едва дыша от страха.

— Зато у меня есть желание поговорить. — Мари-Элен вошла вслед за ним.

Северьянов зажег настольную лампу. Его лакированные штиблеты с пряжками прошли совсем рядом с Кэролайн. Она увидела также подол красного бального платья Мари-Элен, отороченный черным кружевом. Уж лучше бы ей сразу объявить о своем присутствии, тогда не пришлось бы прятаться и подслушивать чужой разговор! А теперь если ее обнаружат, то обвинят именно в этом. И тут Кэролайн вспомнила, что оставила на столе свою записную книжку!

— Я хочу поговорить об этой простолюдинке — о дочери книготорговца, — капризно продолжала Мари-Элен.

Кэролайн насторожилась. Ей не следовало бы обижаться на слова Мари-Элен, но она обиделась.

— Я не хочу обсуждать мисс Браун.

— Ты уже затащил ее к себе в постель, Ники?

Последовало продолжительное молчание. Потрясенная, Кэролайн затаила дыхание.

— Мари-Элен, мои личные дела касаются только меня, — сказал наконец Северьянов.

Кэролайн не верила своим ушам. Почему он ничего не отрицает?

— И что ты в ней нашел? — воскликнула Мари-Элен.

— Нашел прекрасную компаньонку для Кати. А теперь тебе лучше уйти. Или это сделать мне?

Ее платье прошуршало совсем близко, и Кэролайн увидела, как его подол скользнул по блестящим лакированным штиблетам.

— Мне не нравится ни она, ни ее идеи. Как тебе не стыдно приводить в дом свою очередную любовницу?

— Я не желаю опровергать твои обвинения. Мисс Браун останется здесь. Она — то, что нужно для Кати, и надеюсь, что материнский инстинкт, хоть и слаборазвитый, убедит тебя в этом.

— Не тебе бросать в меня камни. — Мари-Элен сердито ходила по комнате, и подол ее платья взлетал на поворотах, открывая чудесные атласные туфельки, расшитые бусинками. — Я — мать Кати, и у меня, несомненно, есть кое-какие права!

— Кажется, ты делаешь все возможное, дорогая моя, чтобы заставить меня лишить тебя этих прав.

— Я — ее мать, Ники! И отказываюсь снова обсуждать эти ужасные сплетни обо мне и Саше!

— Возможно, если бы ты прежде вела себя более достойно, я пропустил бы эти сплетни мимо ушей. Но сколько бы ты ни твердила, что не Саша — отец ребенка, которого ты потеряла, я тебе больше не поверю!

Князь сказал это в гневе, но чувствовалось, что он был глубоко оскорблен предательством супруги.

— Не смей попрекать меня прошлым! — заорала Мари-Элен. — Я уже говорила тебе, что сожалею о случившемся. Клянусь, я раскаиваюсь. Но ведь ты никогда не простишь меня? Последовала напряженная пауза, потом Северьянов сказал:

— Как мне простить тебя, если ты отняла у меня то чем я больше всего дорожил?

— Но ведь мы не знаем наверняка, что Катя — не твоя дочь, Ники, — нерешительно пробормотала Мари-Элен. Он невесело рассмеялся: